Военное училище — окружение в начале войны — плен — немецкие концлагеря. Потом — советский военный трибунал, увольнение из армии. Такая фронтовая история моего деда Василия Крайнего. У сотен тысяч бывших советских военнопленных она была если не такой, то страшнее.
Дед до конца жизни добивался отмены приговора, снятия запрета носить военную форму и хотел вернуть офицерское звание. Писал письма в Москву, ездил на встречи ветеранов. Все напрасно. Работая в сельсовете, на печатной машинке набрал свои воспоминания. После его смерти больше 20 печатных листов и переписок с однополчанами хранил мой отец. Потом они перешли ко мне.
С детства дед мечтал о кавалерии. Учился в кавалерийском военном училище. Пишет, что новички, когда впервые тренировались на скаку рубить саблей, нередко отрезали коням уха. Та кавалерия в советском войске отживала свое. В 1937 году училище становится артиллерийским. "Кто не переходит в артиллерию — считается дезертиром. А я еще со школы так не любил математику", — пишет дед. Их передислоцируют в Киев, на Соломенку.
Весной 1941-го старший лейтенант Василий Крайний принял командование батареей. С ней и начал войну. 26 июня их дивизия маршем двинулась на фронт: "В один вечер наш легкий артиллерийский полк подхватили машины (мы были на конной тяге, в пушку впрягали 6 коней) и отвезли нас на левый берег Днепра. Мне было приказано занять позицию в 2 км от реки напротив Жлобина. Город находился в руках у немцев. Было видно, как утром они выходили умываться на Днепр. Моя батарея вела огонь по жлобинско й водонапорной башне и по церкви, где, по данным разведки, были немецкие наблюдательные пункты".
После непродолжительного наступления в начале августа советские войска отходят назад за Днепр. 16 августа батарея Василия Крайнего прикрывала переправу. Полк отправили на переформировку в город Мена на Черниговщине. Вскоре двинулись на юг. Думали, что идут на Киев. В районе Ични командир дивизии сказал, что путь на Киев уже закрыт, и посоветовал:
— Двигайтесь на север лесом, избегайте встреч с врагом. Пытайтесь дойти до своих.
"В сентябре 1941-го мы оказались глубоко в тылу. Шли ночью. Дорогу преградила река. Средств для переправы пушек не было. Мне приказали их закопать. Бойцы на прощание обнимали пушки. Батарею закопали между хуторами Малая Дочь и Нальчики Черниговской области. Нас начали преследовать немцы. Мы разошлись по одиночке. В одном месте находиться было нельзя, и я шел от села к селу, пока не дошел до Октябрьского Полтавской области, откуда была родом моя мать. Она умерла еще в 1939-м".
В селе было уже несколько советских офицеров и два десятка рядовых. Шли к местным женщинам в приймы. Думали: если завести семью, немцы трогать не будут. Деда приняла моя будущая бабушка Анна Юхименко.
Немцев в селе не было, лишь полицаи. Местный староста составил списки офицеров и сдал в комендатуру. Рядовых вообще не трогали. Позже их всех, и не только солдат, но и молодежь, забрали в советскую армию и бросили на форсирование Днепра. Даже не переодевали, гнали впереди основных сил.
В феврале 1942-го офицеров вызвали в комендатуру. Оттуда отправили в Хорол, в лагерь. Возле кирпичного завода была огромная яма, из которой брали глину. Ее обгородили и в ту грязищу загнали пленных офицеров. Анна Юхименко несколько раз носила туда передачи. Однажды охранники предупредили женщин: в следующую среду всех из лагеря будут вывозить в Германию. Когда в тот день пришли с передачами, пленных уже не было — их отправили во вторник. Немцы не хотели шумихи, пошли на хитрость.
Пленных начали перевозить из лагеря в лагерь. Во Владимир-Волынском офицерском лагере было около 12 тыс. заключенных. Среди них — 21 генерал. Из Ченстоховского, уже в Польше, дед запомнил советского генерала Самохина. Был в полной форме. Матерился, что не успел застрелиться.
Генерал был в полной форме. Матерился, что не успел застрелиться
Последний лагерь — Гаммельбургкий на западе Германии. Оттуда развозили на работы. Из дедовых воспоминаний: "Я работал на каторжных работах в составе команды из 90 человек. Работали на железной дороге по 16 часов".
Старшим офицерам выдавали спецпаек — такую -сякую еду. Солдаты на работах то копали картофель, то собирали еще какие-то овощи — как-то подкармливались. Хуже всего жилось младшим офицерам: "Нас же хотели перевербовать, уговаривали идти в восточные легионы. И "Рус арбайтен" без конца. Только прекратишь работу, могли расстрелять на месте. Вся территория вокруг — голая: ни травинки, ничего, и деревья без коры. Все съедено. Я выжил благодаря чирякам. Немцы их очень боялись и поместили меня в госпиталь. Там я остался санитаром. Голод был страшный. Ел все ле карства, которые мог достать".
Пленных освободили американцы в мае 1945-го. На железнодорожном пути рядом с лагерем стояла цистерна со спиртом. Американец полоснул по ней автоматной очередью. Многие кинулись туда, шапками набирали спирт, пили и здесь же погибали с пеной на губах.
"Те, кто был в лагере бригадирами, — делили еду, следили за порядком, — боялись, чтобы их не выдали. Толпе достаточно было указать пальцем на человека и сказать:
— Это — сволочь!
На него налетали, разбивали голову о рельсы".
Многих бывших заключенных американцы агитировали идти к ним служить или работать. Говорили:
— Коммунисты вас все равно расстреляют.
Дед присоединился к группе офицеров, которые решили идти к своим. Двинулись на восток. "Однажды не было где переночевать. У ворот стоял дядя и услышал наш разговор. Вдруг сказал по-украински: "Ребята, заходите, у меня переночуете". Он также был пленным, женил ся, завел хозяйство и в родное село возвращаться не собирался".
Добрались до своих. Полгода провел в госпитале. Диагноз — дистрофия. В конце 1945-го — суд. Василия Крайнего и других офицеров уволили из армии без права носить форму. Открыли дело и на старосту, который его выдал. По-видимому, поэтому приговор был сравнительно не строгий. Староста отсидел 15 лет, потом работал на Донбассе в шахте. Лет через 30 приехал на собственной машине в Октябрьское. Пьяный ходил по селу и кричал:
— Что, посадили меня?! А я все равно поднялся!
А дед до конца жизни специально заказывал портному военные фуражки, а брюки носил только галифе.
СТОЛЬКО советских военнопленных, по приблизительным подсчетам, умерли от голода или были уничтожены в немецких лагерях
1917, 7 января — Василий Крайний родился в селе Липняги Семеновского района на Полтавщине. Его бабушка была вольной казачкой, но вышла замуж за крепостного и потеряла свободу
1941, сентябрь — попал в окружение, пробирается в родное село матери — Октябрьское Семеновского района на Полтавщине
1942, январь — вступает в брак с местной жительницей Анной Юхименко
1942, февраль — 1945, май — в немецких концлагерях
1946 — возвращается домой, работает вое нруком в школе села Бурбино Семеновского района Полтавщины
1955 — начинает работать секретарем поселкового совета в Октябрьском. С этой должности вышел на пенсию
1984, 14 октября — умер от инсульта, похоронен на кладбище в Октябрьском
Комментарии