Фортунаскрипт

Сева Лисичкин, простой студент из относительно крупного города, сидел у себя в общаге за столом и готовился к семинарским занятиям, проводимым на следующий день, когда Севе позвонил его товарищ и практически выпалил, тараторя все слова кряду единой цепочкой: «Нечего тут у себя прохлаждаться, а то уж заплесневел весь! Давай-ка собирайся - и махом, махом в ДК развеяться! Сегодня там проводится литературный вечер, поэты-модернисты будут стихи читать, хоть какое-то разнообразие в твоей серой и бессмысленной жизни. Ишь, заучился уже весь».

Сева недовольно поморщился. С одной стороны, ему совершенно не хотелось отрываться от товарища и, раз уж позвали, использовать с благодарностью эту возможность развеяться. С другой же стороны Сева прекрасно понимал, что если он не подготовится к завтрашнему семинару, то не видать ему отличной оценки за семестр, как собственных ушей. В конце концов, он махнул рукой: «А, как-нибудь да прокатит!» Закрыв браузер, он тыкнул по кнопке спящего режима и уверенно захлопнул ноут.

На улице стояла промозглая погода, столь характерная для ранней зимы или поздней осени. Моросил дождик, переходящий в колючий снег, дул ветер, завывая и засасывая остатки пыли, смешанной с дождевой влагой, за воротник, в уши, глаза, волосы и пронизывая всё тело своими льдистыми порывами. Но пройти нужно было всего лишь пару остановок, и поэтому студент решил малость прогуляться, дабы не тратить скудную стипендию. Минут через двадцать, достигнув требуемого пункта назначения, он зашёл в ярко освещённую всеми правдами и неправдами залу, огляделся по сторонам в поисках товарища, параллельно не забывая наивнимательнейшим образом изучать стилевые особенности лепнины на стенах. Товарищ Севы - Леонтий Барбарискин - очень быстро обнаружился там, где ему подобало быть, и тотчас приветственно протянул свои ладони, потряс лохматой гривой и жестом попросил Севастьяна подойти поближе. Волнующимся и дрожащим шёпотом Леонтий радостно сказал:

- Представляешь! Сегодня же будет сам Ямбус Дель Овациус выступать!

- Кто-кто? - Лисичкин впервые услышал это имя.

- Да ты что! - взвился на него Барбарискин. - Известнейший поэт-постмодернист Ямбус Дель Овациус, я бы только ради него пришёл бы посмотреть на всё это действо. Круче только Горохов. Это у которого всё то классно, то ужасно, да помнишь ты его, он выступал ещё в прошлом году в такой шапочке дико концептуальной, примерно, как у Бондарчука в «Даун Хаусе», но только пушистой, как брюхо цуцика, и немножечко инаковый. Мы с тобой ещё ходили смотреть. Фестиваль там проводился. Вспомнил теперь поэта с его шапочкой?

- Ага, был такой. Лаааадно, схожу с тобой и на сей раз... - откровенно говоря, Сева Лисичкин отнюдь не являлся любителем поэзии и не собирался становиться таковым. Он никогда не понимал этих чудаковатых поэтических позывов, порывов и потуг к тому, чтобы зарифмовать десяток-другой строк, да так, чтобы эта рифмовка ещё и звучала красиво, одновременно не растеряв весь свой сокровенный или только кажущийся смысл. Подобное сочинительство всегда виделось Севастьяну чем-то сродни проявлений шизофазии или даже шизофрении, а сами стихи не то, что не ласкали, а и вовсе резали ему слух крайней противоестественностью, надуманностью и запутанностью мыслей - с чувствами, а чувств - с мыслями, которые под любым соусом подавались авторами, каким-то макаром, пытавшимися донести до своих читателей возникавшие в голове образы и идеи именно через поэтическую, а не через более лёгкую для восприятия прозаическую форму, сполна пригодную для передачи размышлений на расстоянии - почти что телепатически.

Лисичкину думалось, что если бы эти самые авторы-поэты захотели бы, то могли бы всё то же самое, о чём вершили свои вирши с верлибрами, объяснить и рассказать буквально на двух пальцах и в двух словах. Но ведь нееет! Всем этим, так называемым, поэтам, чего-то ради потребовалось цеплять строчки за новые строчки собственных опусов и словеса за другие словеса. Так что, зачастую, получались изрядно чудаковатые образы, которые Сева не мог представить и в самых фантастических своих снах или даже кошмарах. Тем более не была для него ясна модернистская и постмодернистская поэзия, воспринимавшаяся студентом, скорее уж, как нечто среднее между продуктом мыслительных фрустраций дам бальзаковского возраста, помноженным на итог флуктуаций похмельного синдрома от их вчерашних гуляний, и чем-то забористо-дымчатым поверх смазки от всех этих и так не столь уж внятных состояний.

По крайней мере, именно такое мнение сложилось у Севастьяна Лисичкина о большинстве постмодернистских творений в стихах, слышанных им ранее. Впрочем, специалистом он в указанной области отнюдь даже не был, а оттого слышал не столь много произведений такой вот современной направленности. Лишь в эти мгновения Сева заметил, что друг Леонтий активно и увлечённо о чём-то рассказывает, разбрасываясь словами и брызгая слюной столь же фонтанирующим образом, как и размахивая руками, но содержание беседы понять не удавалось, поскольку в сей же момент собственно началось действо.

Выходили поэты, читали опусы, один кадр сменял другого, что-то радостно и перевозбуждённо выкрикивая и чуть ли не отплясывая на сцене, бесновато трепеща в конвульсиях вдохновенной гипомании. Одних помощники обсыпали цветами, других - поливали водой. Средь поэтов был и таков, что вышел в одежде, подозрительно похожей на женскую, будучи раскрашенным, точно дикий племенной индеец. На голове у поэта почему-то обнаружилась корона, тогда как на еле передвигающихся ногах - тяжеленные гири-кандалы, а к лицу оказалось приклеено по две пары расслаивающихся театральных усов и бороды, на нос напялено горбатое и лупошарое пенсне с огроменными окулярами, а над зубьями бутафорской короны вихрасто развевался увесистый кустистый чуб. Леонтий аж подпрыгнул:
 
- Смотри, смотри! Это же и есть он!

- Кто «он»? - непонимающе спросил Сева.

- Да тот самый, про которого я тебе рассказывал, Ямбус Дель Овациус.

- Яааамбууус-Дееееель-Овааааациииус... - толстыми губами пожевал его имя Севастьян. - Всё с ним понятно. А как его на самом-то деле зовут?

- А хрен его знает. Вот поди у него сам да и спроси.

Тем временем, Ямбус поправил свой раскидистый хохолок несколько снобоватым движением руки, как это очень любят делать некоторые не в меру театрализованные поэты со своими длиннющими и чуть ли не до пояса свисающими прядями, вздохнул, немножечко пошлёпал собственными губами и языком, смачно пошмыгал носом, о чём-то подумал и протяжно прочеканил, выдавая слова сыплющимися звонкими монетами:

- Ну, вы же должны понимать... всё это... постмодерн. Уж не судите меня строго. Просто строго даже и не думайте судить. А вот лучше уж со всей строгостью, так, чтобы у меня аж пар из-за ушей пошёл. Вот это я понимаю! В том-то и заключается наша ответственность и свобода нашей несвободы, которой нет: каждый и из вас увидит что-то своё или не увидит вообще ничего, и никто, пожалуй, не увидит в точности именно того, что подразумевалось, да это даже и правильно, иначе нельзя было бы узнать почувствовать ничего нового, а тогда и жить был бы прескучно, монотонно и пресно. В общем, я начинаю. Стихотворение решил поименовать «Цирк мистерий», - и он начал почти речитативом отцокивать по нёбу щёлкающий ритм языка, зачитывая собственное стихотворение:

Лица уюта уснули доныне,
Правит оркестром опять маскарад.
Я не спешу к этой дынной рутине -
Чудо вершится, мой жреческий брат!
Корни взросли в театральных суфлёрах,
Надиктовали на лампы парик,
Дай элевсинской мистерии порох,
Каплей сомы увядающий миг.
Нам подсказали тропой откровений,
Песенных мантр и тантрических сцен
Стены, опутав туманом мгновений
С брызгами дыма всевидящий крен.
Цирк торжествует под флагом свободы,
Мим, словно царь. Кардинал, словно плут,
Маской жонглирует вехи природы,
В струнах канатов развесив свой пруд.
Зритель ликует, грохочут фанфары,
Фарами пальцев взрывая фонтан.
Мы не на танках арийским угаром
Смачно рождаем предвечности план.
Гром комментатора, Зевсу подобный,
В Мецтли направил прожектор луны,
Степом на сцене дрожит холотропным,
Жаждет познания сей кутерьмы.
Гласом России играя на свитках,
Жар ненароком навлёк Коловрат,
Будто рисуя в закрытых открытках
Будды безликого новый возврат.
Точные цели - мутации знаний -
Прочно засели под скрежет умов
И разорвали пороги камланий,
Мы - поколенье мистерии снов!

Сева, меж тем делом, разглядывал облик выступающего со сцены поэта и качал головой, порицая едва уловимым мимическим движением губ: «Ох, и чудо-юдище же! Откуда такой заморыш выкопался-то? Ну натуральный юродивый». После Дель Овациуса выступало ещё несколько поэтов, однако Барбарискин к ним относился как-то очень уж спокойно, нейтрально. А после окончания поэтического вечера блохой поскакал брать у Овациуса автограф и чуть ли не интервьюировать его. Приглядевшись, Сева понял, что так и есть: Леонтий включил диктофон и уже вовсю задаёт вопросы, похоже, что для одной из своих будущих и, как всегда, запредельно скандальных извращённо полуперевранных статеек.

- Можете дать мне автограф? - лизоблюдски вился вокруг Дель Овациуса Барбарискин, аж подпрыгивая от нетерпения.

- Разумеется! - Ямбус расписался на милостиво подставленном Леонтием форзаце персонального сборника стихов. Книга называлась почему-то «Ломит доломит». Почему именно «Ломит доломит», Лисичкин так и не понял. То ли стихи похожи неким внутренним качеством на геологическую породу, то ли от их звучания у читателя должно ломить в ушах звоном кирки, отскакивающей от камня, то ли поэтов просто ломает поутру - и они пишут такие стихи. Кто же их поймёт-то, этих поэтов. Но уже следовал новый вопрос товарища, адресованный Ямбусу:

- Можете ли Вы рассказать, что для Вас является источником вдохновения, что на Вас снисходит, что на Вас влияет?

Сева про себя лишь усмехнулся такой дистиллированно банальной формулировке вопроса и столь же банальным возможностям для ответа на таковой, но вслух ничего не сказал, да и вообще вида не подал, а поэт совершенно неожиданно дал небольшой совет через вопрос:

- Слышали о таком направлении деятельности, как исследование феноменов и моделирование ситуаций в Сфере Проекций?

- Простите, что? - недоумевал Барбарискин.

- Сфера Проекций. Научно-исследовательский центр, занимающийся данными исследованиями и разработками, сейчас как раз набирает добровольцев на тестирование и апробацию собственных разработок. Я вот поучаствовал в их программе - и стихи просто полились рекой. Я Вас уверяю, если Вы поэтического склада ума, то разработки научного центра принесут вам наиредчайшие впечатления, ощущения и идеи, гербовым оттиском сургуча вольющиеся в память на всю оставшуюся жизнь.

- Интерееееесно, - только и молвил Леонтий, сглотнув слюну и захлопнув чутка так отвисшую челюсть.

- Да, у меня ведь их визитка есть. Могу Вам подарить. По сути дела, о своих впечатлениях от участия в перспективной программе я и написал продекламированное на фесте стихотворение. Возможно отыскать также иные слои значений. Каждый, как уже было сказано, решает сам. Если заинтересовались - приходите туда. А мне, извините, пора - меня ждут, - буквально сунув в руку Леонтию визитку - сначала свою, а затем и научно-исследовательского центра - Ямбус Дель Овациус поспешно скрылся где-то в дверях дома культуры и смешался с гудящей гласом трансформатора народной толпой.

- Любопытно, а деньги за участие в этих программах дают? - поинтересовался Сева у товарища.

- Да кто ж его знает? Может, и дают. Тебе вот, бедному студенту, деньги совсем не помешают, а меня что-то не сильно прельщает участие в сомнительных экспериментах, смысл которых не объяснил даже их непосредственный участник. Может, я бы и поучаствовал и написал о них статейку-другую для какой-нибудь жёлтой газетёнки, но у меня тематики для статей распланированы на два месяца вперёд, да плюс ещё «горячие» скандальные темы при неожиданных событиях в нашем городе. Не. Лучше уж ты поучаствуй, тем более, если деньги дают, подзаработаешь, а затем я лучше интервью у тебя возьму и напишу статейку уже по твоим словам, не растрачивая времени зазря.

Барбарискин великодушно, точно бы делая одолжение, передал визитку Лисичкину, хотя было явственно видно, что дело вовсе не в воображаемой или реальной опасности, которой могут подвергнуться участники таинственных экспериментов: уж чего-чего, а храбрости, переходящей порою в откровенную безбашенность, смешанную с концентратом наглости, Барбарискину было не занимать, что не раз помогало ему в профессиональной деятельности, да и в жизни вообще. Нет, в этот раз Севе стало понятно с совершенной точностью: товарищу просто лень взваливать на себя дополнительный груз забот-работ, а покуда старый горб таковых ещё не был до конца расхлёбан, зачем же ещё что-то там делать и в чём-то там участвовать? Отвязная, почти порочная лень журналиста крайне странно сочеталась с его глубоко внимательной и высококонцентрированной повсеместностью деятельностного нососования. Складывалось необычайное впечатление, будто Леонтий ленив для всего, кроме своей основной работы, ради которой он готов буквально лезть из кожи вон малахитовой ящеркой, но стоило шагнуть лишь чуть-чуть вправо или влево, и вот уж Барбарискина практически ничего больше не интересовало, и на всё ему было откровенно болт положить.

Сева Лисичкин, взглянув разок на визитку, увидел на ней не слишком-то благозвучную, но зато весьма загадочную аббревиатуру «НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО». «Интересно, что же это всё-таки обозначает?» - подумал студент, решив на следующий же день после удачного или не очень удачно отсиженного занятия-семинара, наведаться в указанное заведение, и хотя бы примерно разузнать, что там да как, и что именно может потребоваться лично от него, от Севы. По сути дела, наука достаточно сильно его интересовала, это было одно из тех самых перспективных направлений, от которых он ни при каких обстоятельствах отказываться не желал, и поэтому на следующий день Севастьян уже не переживал по поводу своего всё-таки заваленного семинара и сниженного до четвёрки оценки за семестр, зато на всех крыльях ночи, глиняных от недосыпа ногах и навострённых лыжах вдохновения нёсся со всей возможной скоростью и под всеми алыми парусами именно в указанном направлении.

Найти требуемое заведение оказалось довольно-таки непросто. Оно находилось практически за городом, в одном из окраинных посёлков, причём ещё и в каком-то закутке аппендиксного обличья, втиснувшемся между двумя магазинчиками, детским садом и дворовой площадкой, окружавшими Научный Центр со всех возможных сторон. Не сказать, что Севастьян шибко уж удивился данному раскладу вещей, ведь если бы этот коробкообразный рассадник учёных находился где-нибудь в деловом центре города, то о нём бы, вероятно, знал бы каждый житель. С другой стороны, что же заставило крупную организацию отправиться в подобную глухомань - вот в чём заключался вопрос. То ли у Центра элементарно не хватало средств на аренду в менее зачухонских районах постсоветского Апокалипсиса, и тогда возникал закономерный вопрос о степени перспективности и научности проводимых в нём исследований, то ли организация была полусекретной и решила в лишний раз не светиться.

Решив более не предаваться никчёмным в сложившихся обстоятельствах размышлениям и сомнениям, Сева Лисичкин с по-маяковски гордо поднятой головой смело промаршировал внутрь здания через двустворчатые мидии дверей, находившиеся прямо под крупной и чуточку уже успевшей окислиться от времени надписью из полуметровых в высоту алюминиевых букв, гласивших, как и следовало ожидать по заведённой традиции социалистической криптозащиты каждого чиха, «НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО» - безо всяческих пояснений и расшифровок. Здание научно-исследовательского центра представляло собой типичнейшую коробку советский времён постройки: серую, невзрачную, абсолютно ничем не выделяющуюся и не отличающуюся от сотен тысяч других таких же коробок, рьяно понатыканных в разных городах всего пространства, некогда душещипательно шагавшего по стопам тайной доктрины, известной как «Путь Ильича». Но было всё-таки что-то, сразу привлекавшее внимание и, радуя глаз, не могло оставаться незамеченным, а именно: идеальный порядок, абсолютно непривычно царивший вокруг на территории Центра и внутри него.

Постройка оказалась огорожена невысоким и, по-видимому, не особо прочным решётчато-металлическим забором, из чего Севастьян несколько преждевременно сделал вывод, что никаких сверхсекретных экспериментов под эгидой государства в этом Центре не проводится. За оградой здания произрастали множественные пахуче-ярко-цветастые клумбы с, наверное, не менее как тремя десятками видов разнообразных цветов, и в то же самое время, в тот же самый момент все дорожки были асфальтированы и были учтены даже самые микроскопические детали гармонии: между клумбами располагались целые сады камней и несколько, правда, разросшиеся экологические альпийские горки, с которых, журча, стекали меленькие водные ручейки, изображавшие высокогорные бурные речушки.

Пространство вокруг Центра было красиво, лаконично и крайне ухоженно обустроено. Над главным входом, выделявшемся на фоне серости стен разве что высоким парадным крыльцом, покрашенным красноватой краской на своей лицевой стороне вертикалей ступенек, висела всё та же таинственная надпись с названием организации. Также без всяких расшифровок. «Чудесная аббревиатура!» - в который раз пронеслось в голове у Лисичкина. - «А главное, такая понятная. Ну «НИЦ» - ладно, научно-исследовательский центр. Но вот всё остальное-то, это что за такая хренотень неведомая, а?» Войдя вовнутрь, студент наткнулся на хмурого пожилого вахтёра, похожего всей своей выпуклой харизматичностью внешности на дореволюционного казака в отставке. Вахтёр посмотрел на него и спросил:

- Так, ты к кому это, молодой человек?

- Д-д-да, м-м-мне бы нас-ч-чёт исс-сс-сследований узнать-ть-ть-т-т-то бы, - принялся от волнения заикаться Севастьян.

- Аааа! По исследованиям! Это, как его там, бета-тестирование что ль какое-то у них наверху творится, да проходи, конечно, на третий этаж, затем по коридору налево. Дойдёшь до семнадцатого кабинета. Это девятая по счёту дверь справа.

- С-с-спасибо, - лаконично поблагодарил Сева, и, не говоря больше ни слова, принялся дословно выполнять данные ему охранником инструкции, поднявшись по лестнице на третий этаж. Без особого труда обнаружив требуемый кабинет, студент постучался.

- Заходи. А ты к нам по поводу? - донёсся из кабинета и из-под густых седоватых усов, похожих на брежневские брови, хорошо поставленный дикторский бас. Таким голосом здорово бы получалось читать патриотические политагитации, рекламировать чудодейственный прибор из трёх магнитиков для продления жизни до пятисот лет стоимостью «всего лишь» девять тысяч девятьсот девяносто девять рублей или проводить сеансы массового гипноза населения по телевизору, что, в принципе, всё есть суть одно и то же.

- По поводу бета-тестирования, - не обнаружив препятствий к дальнейшему продвижению, студент почувствовал себя увереннее и перестал заикаться.

- А. Понятно. Есть такое, мы тут всех желающих... бета-тестируем.

- И сразу вопрос... Можно?

- Можно? Это уж смотря какой вопрос. Может, и можно. А может, и не можно.

- Да мне бы узнать, выплаты какие-нибудь полагаются добровольцам по окончании тестирования?

- Мммммм. Выплаты? Конечно, какие-никакие да будут. Даже если скорее никакие, чем какие, хе-хе. Мы своих работников уважаем, хоть бы они к нам и нанимаются на временный срок. Давайте теперь договор с Вами заключим.

- А что там будет проводиться-то хоть?

- Не могу сказать, что конкретно там будет проводиться. У нас организация секретная, многоуровневая, гостайной окружённая, говорить ни о чём не велено. Вот кто мне прямо сейчас выдаст гарантию, что я, допустим, расскажу тебе, выложу все наши тайные карты на блюдечке с голубой каёмочкой, а ты развернёшься - и всё - фюить, поминай, как звали, а после растрезвонишь половине мира о разработках наших передовых? А с договором ты уже так просто не отвертишься, там отдельный пунктик о неразглашении имеется, да и фамилия-имя твои навеки в наших базах засядут.

Или ещё вот так: начну я сейчас болтать, а кто даст гарантию, что с вон того окна в доме напротив кто-нибудь специальным лазером не светит и колебания стекла нашего окошка не считывает да в речь не переводит? Или слабый индукционный ток, получающийся от колонок компьютера, не усиливает, используя их как средство прослушки? А? У нас, конечно, глушилки всяческие установлены, электромагнитное зашумление и вибрационное - слышишь, как стёклами специальный приборчик дребезжит - а всё-таки, как говорится в массах народных, перебдение недобдению предпочтительней будет! Кстати. Забыл предупредить. Выключи-ка ты мобилку да вытащи батарейку. Тут тебе никаких смартфонов не положено - ни-ни! Не хватало ещё, чтобы наши секреты через микрофон куда-нибудь в АНБ уплыли. Или улетели - кому как больше нравится. Мне вот никак не нравится. Так что отключай, отключай давай. Никакой тебе здесь техники. И помни, студент, ты на территории засекреченной государственной структуры с требованиями по защите данных, относящихся к категории К1, то есть наиболее защищаемых. А ты думал, тебе тут что, хухры-мухры какие-нибудь окажутся?

Сева ничего такого на самом деле про хухры-мухры вовсе даже и не думал, зато подумал совсем другое: дядечка в пресловутом семнадцатом кабинете на третьем этаже Центра оказался самой что ни на есть старой гэбэшной закалки, а оттого, как бы это помягче-то выразиться, малёхонько параноится, и ему бы в самый раз было служить в госбезе где-то с полвека с хвостиком тому назад, и не исключено, что оно когда-то так и обстояло в действительности. Подумать-то Сева подумал, но, на всякий, случай, решил благоразумно промолчать и покивать на только что услышанную им от хозяина кабинета словесную тираду, которая и к сему моменту всё ещё не закончилась:

- Да и вообще, если честно, понятия не имею, что такого они там делают. У каждого свой уровень доступа к информации. Так что, если бы и захотел, то всё равно тебе тут ничего выболтать не смог бы.

- А это не опасно? - закономерно поинтересовался Лисичкин.

- Да нет, ну что ты, какая тут может быть опасность! Я, как уже сказал, знать подробностей не уполномочен, но скажу лишь, что находиться ты будешь в кабинете, в тепле, светел и уюте. Не бойся, не больно. У нас институт чисто психологических исследований, мы не садисты, вскрывать тебя тут никто не собирается. Разве что если сам после наших опытов вскроешься по собственной воле... да шучу, шучу я, - с этими словами сотрудник исследовательского центра, как бы поперхнувшись, несколько напряжённо и недобро захихикал, а, может быть, и просто заикал от сухомятки - Севастьяну никак не удавалось однозначно интерпретировать издаваемые сотрудником выраженно зоологические звуки, напоминающие сосредоточенное пыхтение пожилого ёжика, вовсю тужащегося от запора.

- Хм, - осторожно хмыкнул Лисичкин. - Ладно, посмотрим, посмотрим.

- Так, возьми бумаги, подпиши здесь, вот здесь и ещё вот туточки.

- Сейчас почитаем договор. Ага. Ага-ага. Понятно. Готово. Подписал. Заберите бумаги обратно.

- Ну один-то экземпляр себе оставь. Вот, прибери сразу, чтоб не потерять, а то будут ещё к нам потом претензии какие-нибудь.

- Надеюсь, что не будут.

- Когда начинаем? Готов, так сказать, к труду и обороне?

- Да хоть сейчас. Готов.

- Уууууух. Да вижу, вижу. Вот вы, молодёжь, всегда так - кровь кипит, глаза горят, а ума-то нет нисколечко. Давай-давай. Проходи. Так. Тебе... тебе на четырнадцатый, а, нет, на шестнадцатый, да на шестнадцатый этаж, лучше лифтом нашим воспользуйся. Там не заблудишься. Кабинет номер сто пятьдесят шесть. Вот тебе пропуск и все необходимые бумаги. Покажешь их сотруднику - а там уж он всё сделает, как нужно. Давай, успехов, - с этими словами хозяин кабинета, так и не представившись по имени-отчеству, буквально вытолкал Севу за дверь мягким, но настойчивым движением тяжеловесных рук.

В указанном сто пятьдесят шестом кабинете оказалось и взаправду довольно уютно и тепло, хотя белые стены с потолком вызывали несколько неприятные ассоциации с зубоврачебным кабинетом, равно как и не совсем понятное оборудование, стоявшее повсюду: в частности высокое медицинского вида кресло, смотрелось бы идеальной парой бормашине, если бы вдруг таковая решила здесь поприсутствовать. Приглядевшись к обстановке, Лисичкин с облегчением понял, что ничего подобного стоматологическим принадлежностям в кабинете на самом деле не было, зато наличествовали какие-то устройства, напоминавшие не то полиграф, не то энцефалограф, не то машинку для погружения в состояние анабиоза во время межзвёздных путешествий, чудом материализовавшуюся из какого-нибудь забугорного фантастического боевичка про космос, для создания которого дизайнеры, аниматоры и видеокарты графических станций приложили гораздо больше усилий, чем, собственно, актёры.

Эти мысли, хаотически роившиеся в шарообразной студенческой голове, отвлекли Севу от мрачноватых предчувствий, подсознательно основанных скорее на ранних детских впечатлениях от посещения поликлиники, нежели имевших некие разумные обоснования, и тогда он окончательно успокоился и расслабился, а испуг его сменился почти эйфорическим интересом. Завидев метания севиной души, выраженно и последовательно отштамповывающиеся через конвульсивные сокращения мимических мышц, сотрудник сто пятьдесят шестого кабинета рассмеялся, догадываясь о причинах столь красноречивого выражения эмоций на корчащемся лице посетителя, и потому как можно более обнадеживающе-дружелюбным тоном произнёс:

- Не переживай, зубы тут тебе драть точно никто не собирается. Здесь у нас многие по первости пугаются, а затем... затем их отсюда за уши не оттащишь. Ладно, садись. В общем, объясняю твою первоочередную задачу. Ты должен протестировать так называемую «практику равновесного плетения». У нас здесь организация секретная настолько, что всё увиденное тобой в параллелепипедных пределах НИЦРАККИ, я ещё раз напоминаю, целиком и полностью относится к гостайне, в соответствии с подписанным тобою договором и дополнительным соглашением о неразглашении информации. Но довольно демагогии, - сотрудник по-хозяйски пошарил в подписанных Севастьяном бумагах, уверенно кашлянул в кулак, едва заметно покачал головой, найдя потребовавшийся лист, и лишь только затем продолжил свою речь, - Прекрасно. Просто прекрасно. Значит, я могу теперь передать тебе дальнейшие инструкции и пояснения по требуемым к выполнению действиям.
 
У нас здесь разработан способ идеального хранения секретной информации, ведь её утечка при данном способе представляется практически невозможной - её не вынесут за пределы научно-исследовательского центра не только не-сотрудники, но даже и потенциальные злоумышленники среди сотрудников по одной-единственной элементарной причине: ни одного из этих документов нет ни в Центре, ни в одной из его информационных компьютерных сетей, систем, либо баз данных. Вообще нигде, понимаешь? И в то же время они, в определённом смысле, хранятся у нас, но только, повторюсь - в определённом смысле. Ты можешь обыскать Центр от самых глубин подвала до вершин чердака, но всё же так ничего и не найдёшь: ни бумаг и ни цифровых данных.

А всё потому, что сведения исключительной важности, равно как и вся проводимая сотрудниками работа, происходит в так называемой Сфере Проекций. Полагаю, ты уже мог слышать это название, но вряд ли понимаешь его истинный смысл и безграничные возможности. Каждый из наших сотрудников из своего личного кабинета погружается на нужный слой Сферы, и уже именно в гуще этого слоя и производит необходимую работу, которая за ним и закреплена по договору найма. Как ты понимаешь, увидеть со стороны, что именно сотрудник делает, чт`о он читает, исследует, создаёт, просто невозможно. Зато в состоянии Сферы Проекций каждый из нас полноценно взаимодействует, дополняя результатами собственных дела возможности, знания и умения друг друга, помогая двигать прогресс в нашей стране и развивать его в дальнейшем.

А, так ты же не знаешь, чем является Сфера Проекций и как она устроена! Объясняю. Это состояние. Изменённое состояние сознания. Возможно, ты уже испытывал нечто подобное, когда пребывал между сном и явью на пробуждении и засыпании или неожиданно осознавал себя в сюжете сна. У тебя перед глазами могли проскальзывать реалистичные картинки, ты мог что-то почувствовать, услышать или узнать так, как если бы с тобой это происходило на самом деле: разница ощущений между реальностью и ничем не ограниченными областями этих бездн хоть и имеется, но она настолько мала, что её можно просто не принимать во внимание, да и пребывающие посредством цифровой аппаратной синхронизации во взаимном резонансе между собой на слоях Проекций сотрудники НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО отмечают б`ольшую интенсивность и яркость ощущений и настроений при нахождении на работе в Сфере, нежели во время отдыха вечером в повседневной действительности.

Похожее случается иногда и без вспомогательных электронных устройств, когда ты уже почти проснулся, но ещё не пошевелился и не открыл глаза, либо наоборот, когда ты ложишься спать и начинается затягивающее чувство проваливания, перемещения в пространстве - и вот ты видишь узоры и фантастические картинки, слышишь разнообразные голоса, проносящиеся вокруг тебя в трёхмерном пространстве и переходящие за несколько мгновений в самые обыкновенные сны. Именно в эти краткие моменты людям, в буквальном смысле слова, приоткрывается вход в безграничный мир столь же безграничных возможностей, где можно встречаться, общаться на расстоянии, вместе работать, сохраняя там результаты своей деятельности, результаты исследований и документы так, что никто не сможет их оттуда вытащить.

К сожалению, без наших электронных инфосинхронизаторов всякий из нас одинок в сих беспредельных мирах, открывающихся ему таким способом, а случайная целенаправленная синхронизация двух людей если и случается, то довольно-таки редко, находясь в практической зависимости от воли случая и ещё тысяч и тысяч многих других факторов, а потому расценивается, чуть ли не как чудо проявления телепатии. И сохранение результатов труда возможно пока лишь посредством применения внешних приборов и устройств, но, в отличие от компьютерных сетей, информация хранится отнюдь в самих устройствах: они только запоминают те частоты электроактивности коры головного мозга, которые позволяют учёным возвращаться к собственным наработкам и разработкам, но не более того.
 
Синхронизаторы - это, своего рода, врата восприятия и ключ к ним. Оттого, каким ключом открыты врата, зависит и то, что именно за ними обнаружится. Да и само состояние странствия по слоям Проекций крайне нестабильно и не может поддерживаться человеком без нашего оборудования в течение срока, достаточного для разработки и проведения экспериментов, научных изысканий, а также многообразных исследований и открытий. Проблема заключается ещё и в том, что человеку крайне тяжко удерживать это чувство, которое проскальзывает перед ним при засыпании или при пробуждении: оно длится лишь крохотное мгновение, и человеку редко удаётся понять, когда именно цеплять ощущение Сферы за хвост.

Спросишь, где же тогда действительно заключена информация? Последние открытия нашего научно-исследовательского центра подталкивают нас к выводам, что информация закодирована в потоках наложения волн самого существования - за пределами доступности нашего бодрствующего сознания. Она лежит постоянно перед глазами, но глаза не видят, прямо здесь и сейчас, но просыпаясь, мы навеки забываем, как дотянуться до этих знаний, точно некая часть нашего разума засыпает в бодрствовании, просыпаясь лишь во сне, причём проявляя себя всякий раз немного по-разному.

Человек способен натренировать в себе «чувство ключа», позволяющее ему каждый раз открывать врата именно на те слои Сферы Проекций, которые ему в данный момент необходимы и, таким образом, общаться с теми, кто прошёл через те же самые врата, открыв их тем же ключом. Но без цифрового оборудования на подобные тренировки может уйти полжизни, без точного же и мастерского управления «чувством ключа» мы оказываемся способны встречать на слоях исключительно свои собственные проекции, фантомы, зыбкие тени, столь реалистично маскирующиеся под других людей, причём, порою, со всей присущей им театральной изысканностью.

Реальной пользы от подобных встреч не столь уж и много, если ты, конечно, не какой-нибудь там извращенец, поскольку имеешь полное право и можешь делать со своими проекциями ума всё, что только заблагорассудится. Ну или если ты не любитель побеседовать с голосами в своей голове и послушать их советов, даже если эти голоса обретают мнимую материальность, благовидный облик и высоко драматизированное поведение, целиком и полностью преисполненное видимых чувств, духовности и экспрессии. Вот для того, прежде всего, и нужны наши наработки в области синхронизации с состоянием Сферы Проекций: дабы действительно общаться там друг с другом, а не просто взаимно мерещиться, беседуя, на деле, лишь сами с собою же.

Поэтому мы для начала разработали и испытали, а теперь уже давным-давно используем специальное оборудование для посещения миров на разнообразных слоях Проекций. Нами впервые в мире была применена комплексная технология, состоящая из базовой и вспомогательной. Базовая технология, о которой я уже упоминал вскользь - нейроинтерфейс с обратной связью, управляющий электрической активностью лобных долей коры головного мозга и позволяющий производить тончайшую настройку их на определённые частоты, необходимые для вхождения на требуемый для работы слой и лежащие в районе сорока герц, инициирующих сигналы возбуждения в центрах осознанности. Вспомогательная же технология - это технология свето-звуковой синхронизации полушарий, состоящая из подходящих выбранному слою Сферы частот тета-ритмов бинауральных звуковых колебаний от четырёх до восьми герц, подаваемых на фоне белого или розового шума вместе с плавным мерцанием диодного стробоскопа также ярко-белого цвета, помещаемого прямо перед глазами при помощи шлема виртуальной реальности.

А секрет здесь не элементарно прост, а просто элементарен. От светозвуковой стимуляции в чистом виде маловато толка без нашего фирменного двунаправленного нейроинтерфейсного решения. И только объединённые совместно, они могут считаться достаточно эффективными, чтобы сотрудники могли стабильно работать, не выпадая из своих слоёв по восемь часов в сутки, то есть полный рабочий день. Буквально через несколько минут подобного комплексного воздействия человек почти неминуемо оказывается на подходящем слое Сферы, даже если и не особо стремится на нём оказаться. Что же касается самих слоёв Сферы Проекций, то здесь всё обстоит достаточно просто. Если представить нашу Сферу и впрямь шарообразной, точно мячик, а затем разрезать её напополам, то ты увидишь нечто, напоминающее годовые кольца старого дерева. Это слои, и каждый из них являет собой отдельную частоту работы человеческого мозга, вызываемую настройкой наших приборов и отправляющую каждого работника Центра или добровольца-испытуемого на тот или иной уровень взаимодействия с другими людьми, находящимися в этот же самый момент на той же самой частоте.

По ощущениям всё выглядит так, словно в нашей организации появляется невероятное количество отделов и подразделений - а это так и есть по сути, вот только проявляют они себя там, а не здесь. Каждый отдел, каждое подразделение работают внутри только для них одних предназначенных идеальных условиях слоя, создаваемых уникальным набором частот. Каждый слой соответствует каждому из наших подразделений, и каждый слой есть также отдельная частота. Для того чтобы получить доступ к информации нужного нам слоя, нужно, во-первых, уточнить, что это за слой и для каких целей он предназначен, во-вторых, получить наш прибор, а, в-третьих, выполнить необходимую его настройку с указанием нужной частоты. Когда ты попадёшь в Сферу Проекций, то всё, что ты увидишь, услышишь или почувствуешь, будет казаться тебе абсолютно реальным, и ты там встретишь, как я уже говорил, других наших сотрудников или испытуемых, а они встретят тебя.

- Так что конкретно мне нужно будет там делать? - чуточку нетерпеливо и немного волнуясь, решил перейти к делу Сева Лисичкин, прервав водопад красноречия сотрудника, объясняющего азы странствий по слоям Проекций.

- Ах, да, конечно. Самое главное чуть не забыл объяснить. Тебе для начала нужно будет посетить там архив документов и прочесть инструкцию, разработанную в Центре специально для таких, как ты. У инструкции длинное и по-научному патетическое название, но сокращённо мы называем её «Методичка по практике равновесного плетения». Особенно обрати внимание на комментарии, изложенные нашими именитыми исследователями с высокими научными званиями. Если не освоишь идеи, изложенные в комментарии, то и смысл самой методички может дойти не полностью. Если вкратце: равновесное плетение есть способ идеального взаимодействия в каждой из возможных ситуаций. Именно эта методичка расскажет тебе, как именно нужно действовать. Когда ты её проштудируешь, то можно будет продолжать действовать сегодня или отложить все дела на завтра - без разницы. Итак, на сегодня твоя задача - именно осилить методичку и не более! Всему своё время.

И, да, когда окажешься в Сфере Проекций, то в самом начале взаимодействия с тем миром можешь испытать достаточно необычные ощущения, порою даже не особо приятные. Новички-испытуемые часто жалуются на головокружение, потемнение в глазах или вообще пропадание зрения, слуха, способности к передвижению в пространстве слоёв Проекций, дезориентацию, ощущение быстрого перемещения или свободного падения, как в невесомости, восприятие себя от третьего лица, прозрачность контуров тела - и прочие субъективно неприятные, непривычные или просто поразительные моменты.

Если в твоём случае окажется, что ты также испытаешь подобные симптомы, то просто активно пошоркай рука об руку или, ещё лучше, потрогай руками стены, внимательно поразглядывай всё вокруг или даже просто собственные руки, мелкие детали окружающих вещей, только не очень долго. Ещё помогает стабилизировать состояние проникновенное ощупывание разглядываемых объектов или же просто верчение-кручение волчком вокруг собственной оси. Как уж удобнее покажется. Желаю тебе успехов в освоении практики равновесного плетения! - с этими словами очередной сотрудник научно-исследовательского центра, также не пожелавший представляться Севе, по-видимому, из соображений тотальной секретности, указал рукой на дорогое, но внешне неброское кожаное кресло с прибором, предложив в нём разместиться. Севастьян с удовольствием распластался в кресле, оказавшемся настолько до дивного мягким и эргономичным, полностью повторяя все контуры тела, что сразу возникало ощущение парения, стоило лишь на минуту очутиться в этом элементе интерьера. Лисичкин тут же принялся ускоренно засыпать.

- Так, молодой человек, молодой человек! Я понимаю, конечно, что ты голодный и вечно усталый студент, но всё же - не спать. Отоспишься ещё во время работы. Потерпи буквально несколько минут до вхождения на уровень, куда я тебя отправлю для поисков методички, - с этими приободряющими фразами на голову Севы была надета шапочка с проводками, а на глаза и уши надвинут, как и было обещано, шлем виртуальной реальности с наушниками. В ушах действительно начало раздаваться какое-то циклично пульсирующее шебуршание - бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу - напоминающее единообразное курлыканье на птицефабрике, шум морского прибоя или далёкий раскатистый гром Зевса, от небесной скуки играющего на варгане, то ли вовсе звук прилетевшей за Севастьяном летающей тарелки, раздававшийся на фоне не слишком-то отрадного шипения, будто от сыплющегося из мешка сахара или карябающего шороха виниловой пластинки, издаваемого из колонок проигрывателя, когда его иголочка, соскочив с дорожек последней композиции на чарующе-лаковую чёрную пустоту смолистого пластика, приближается непреклонным фатумом инженерной конструкции музыкального электроприбора к своей неминуемой автоостановке воспроизведения монотонного белого шума.

На экранах шлема виртуальной реальности прямо перед глазами появились ослепительные резко-белые стробоскопические вспышки, а по поверхности севиной головы, которую хитрый сотрудник Центра уже успел намазать чем-то клейким и даже не собирающимся высыхать, поползли электрические едва уловимые разряды щекотки. Неожиданно у студента возникло ощущение поначалу проваливания, как будто он сидит в кресле, но всё вокруг него исчезло и уходит куда-то в космически-беспросветную пустоту. Затем под ним исчезло и кресло.

Лисичкин огляделся по сторонам. Тело было наполовину онемевшим и ощущалось как-то странновато: оно всё вибрировало, электрически дребезжало с высокой частотой, точно готовый вот-вот взорваться котёл паровоз. Оглядевшись, Сева понял, что и на самом деле куда-то проваливается, а вокруг не было вообще ничего. С головы исчез шлем, наушники, пропали вспышки и покалывание электричества на голове. Впрочем, ощущения от вибраций, раздававшихся и отдававшихся во всём теле, чувствовались гораздо сильнее электрических, с той лишь разницей, что не причиняли даже слабой боли, ни какого бы то ни было чувства нагревания. Буквально через несколько мановений, студент пришёл в себя на том же самом только что исчезнувшем кресле, на котором отправился в некоторое подобие странствия, но теперь уже не оказалось каких бы то ни было приборов, ощущаемо надетых на себе.

Оглядев себя во всех подробностях, Севастьян ужаснулся: на нём не обнаружилось не только приборов, но и одежды, а само тело виделось каким-то призрачно-полупрозрачным, расходящимся по воздуху размазывающимся и множащимся шлейфом движущихся конечностей. Лисичкин встал, но тут нечто сильно качнуло или толкнуло его, в глазах тотчас же потемнело, и он упал на пол. Зрение быстро проявилось, точно снимок поляроида, причём во всех мельчайших подробностях, и оно за пару-тройку секунд перевалило далеко за пределы возможностей севиных глаз в привычной повседневности. Так далеко и столь очерченно видят орлы и соколы, но уж никак не люди. С отдельными былинками-ниточками материализовался прямиком из темноты непонятно откуда взявшийся в лаборатории мягкий узорчатый ковёр, который до процедуры погружения в Сферу Проекций совершенно точно здесь отсутствовал. Тут Сева вспомнил данный ему совет и начал активно растирать себя, параллельно шоркая ладонями ворс таинственного пыльного коврика.

Прошло ещё несколько секунд, и перед взором возникли вполне живые и натуралистично выглядящие безо всякой полупрозрачности человеческие руки, обычные, с линиями на ладонях и узорами на пальцах, за трактовку которых столь яро борются дерматоглифики с хиромантами. Вслед за повысившими уровень своей реалистичности руками словно бы из ниоткуда выросла на теле и одежда, но когда Сева снова встал, как оказалось, слишком резко, то его вдруг очень нетрезво заштормило, а в глазах заплясали серебристо-синеватые мушки-звёздочки. Он неистово уцепился за ближайшую стенку и столь же рьяно постарался отыскать зеркало, дабы убедиться в адекватности собственного внешнего облика.

Зеркало, дотоле напрочь отсутствующее в кабинете, очень захотелось обнаружить прямо за спиной, и, оглянувшись, студент выяснил, что именно там оно и висело: он стоял и отражался всё-таки не вполне обычно в только что не существовавшем зеркале, ведь на студенте обнаружилась не та полупарадная и, как хотелось бы верить, придававшая ему солидности одежда в стиле «костюм-с-иголочки-галстук-бабочка-туфли-лаковые-чёрные», в которой он пришёл в Центр на исследования, а какая-то вусмерть задрипанная, но зато очень удобная домашняя пижама, совершенно точно оставленная в его крохотной общажной комнатушке. От удивления Лисичкин открыл рот и принялся ощупывать всю поверхность невесть откуда взявшейся здесь застиранной до дыр выцветшей пижамы. В подобном виде появляться перед другими работниками организации совсем не хотелось, но в этот момент в дверь кабинета как раз постучали.

- Севастьян, хватит там ползать, как полузасохшая дрозофила. Ты работать пришёл или перед зеркалом вертеться кисейной барышней? - в дверях стояла дама среднего возраста с довольно-таки суровым и неприветливым лицом, прям как у пожилой вузовской вахтёрши, ежедневно встречающей Севу перед началом университетских занятий выражением уныния своей напускной строгости. Впрочем, на лице у дамы скрывался также и какой-то тайный внутренний свет, будто от свечки, поставленной вовнутрь толстокорого титаново-сталелитейного сейфа. - Я здесь библиотекарем работаю. Тебе, как прочтёшь методичку, на другой слой сгонять надо будет, - тётенька иронично и спокойно разглядывала домашний наряд студента.

- Да подождите, подождите Вы. Мне бы хоть освоиться здесь немножечко, - торопливо выпалил Лисичкин, опасаясь, что его сразу же нагрузят рабочей ношей, непомерной для его нынешней кондиции плеч.

- Вот как раз и освоишься потихоньку, покуда методичку читаешь. Пойдём, выдам тебе литературу. Если увидишь в ней какие-нибудь кракозябры или там буквы разные расплываться-переливаться начнут, то успокой свой ум, сконцентрируйся на желании прочитать текст, не думай больше ни о чём - и тогда действительно сумеешь прочесть.

- Договорились, пойдёмте за методичкой, - Лисичкин растерянно поплёлся за библиотекарем.

- Мария Витальевна.

- Чего?

- Мария Витальевна меня зовут.

- А, Севастьян, очень приятно, - ответил Сева, удивившись, что ему хоть кто-то в этой организации решил представиться.

- Пудзяк, - буркнула под нос Мария Витальевна.

- Чего? - опять не понял студент.

- Фамилия моя, говорю, Пудзяк.

- А. Угу, - на этот раз Сева не стал отвечать тем же и называть свою фамилию. Да и зачем? В договоре же и так всё написано. Зато решил продолжить разговор, сменив тему. - Вы знаете, это удивительно. Те два сотрудника, которых я видел по пришествии в Ваш, как его там... НИЦ... НИЦРАККИ что ли, даже и говорить со мной по поводу собственных имён не захотели.

- Им есть, что скрывать, они ведь не в Сфере - люди подневольные, значит, а потому всё на одних и тех же местах сидят, боятся, что на них досье кто-нибудь пишет-собирает. Только вот что тут и от кого скрывать-то? Раз попал в Исследовательский Центр - значит, наш человек. Вот и весь толк. Почти никто точно сказать не может, где именно я сейчас нахожусь физически. Я всё по разным кабинетам странствую - попробуй-ка среди всех многочисленных помещений нашего многоэтажного здания определить, в каком именно кабинете я сейчас пребываю.

 - Ну да, ну да, - задумчиво согласился Лисичкин. - А Вам, случаем, слышать не доводилось ли о таком поэте, как Ямбус Дель Овациус? Это ведь он насоветовал мне сюда прийти.

- Ямбус? Псевдоним что ли? Зовут-то его как?

- Мммммм... - Сева несколько сконфузился и пожал плечами. - Честно говоря, понятия не имею, а спросить в лоб у него самого при встрече как-то постеснялся.

- Вот тогда и не задавай всяких глупых вопросов, студент, - это последнее слово «студент», Мария Витальевна произнесла с особо ироничным ударением в интонации. - Был, наверное, поэт какой-нибудь, как же, как же, всяких у нас людей в разное время перебывало. Ну да хорош языком трепать, лучше держи методичку, - Севастьян в этот момент сделал для себя поразительное открытие: только что они шли по коридору, кажущемуся бесконечным, и вот уж библиотекарь протягивала ему довольно увесистый томик, стоя в пространном зале с книжными стеллажами и советуя напоследок:

- Давай, комментарий там читай для начала, ну да тебе говорили. Всё, свободен.

- А здесь читальный зал есть?

- Здесь у каждого свой кабинет есть, вот там и читай.

Севастьян только в этот момент понял, что совершенно не помнит, где именно находится его кабинет по отношению к залу библиотеки, к тому же он позабыл, как они здесь вообще оказались, в этом зале, однако же, выйдя из библиотечных дверей, обнаружил вход в кабинет прямо перед собой и безо всяких, предшествовавших библиотеке, длиннющих темноватых коридоров. Уже устав удивляться многочисленным чудесам и нестыковкам Сферы Проекций, он зашёл в кабинет и обратил внимание на несколько изменившуюся обстановку. Теперь здесь совершенно отсутствовало оборудование, зато присутствовал стол, доверху уставленный дорогой и изысканной аристократической едой во всём её многообразии, вокруг же стола оказались расставлены чопорно-изощрённые кресла, и даже обнаружился в наличии диван-кровать, на котором можно было поваляться.

- Ничего себе здесь условия для работы! А это точно мой кабинет? - непонятно к кому обращаясь спросил Севастьян.

- Да твой, твой, давай заходи уже, - ответил ему совершенно спокойным тоном бесплотный голос.
 
Пожав плечами, Лисичкин шагнул в кабинет и сел в одно из кресел, открыв выданную ему методичку. «Так-так-так, и где же у нас тут комментарии?» - найдя требуемую страницу, студент принялся вдумчиво читать открывшийся его взгляду текст, а точнее, попытался, поскольку вместо букв вдруг выползли невероятные закорючки полуиерогилифически-древнеклинописного вида с отдалённым намёком на грузинский алфавит. «Я должен прочитать Вот Это Нечто, чем бы оно ни являлось по сути своей, мне ведь деньги ещё заплатить обещали, к тому же новые знания могут пригодиться в дальнейшем», - Сева, как мог, старался сконцентрироваться на содержании открывшегося ему текста, но затем, видя, что ничего особенного с текстом не происходит, закрыл методичку, заложив между страницами палец вместо закладки. «Попытка номер два, посмотрим ещё раз», - открыв методичку повторно, студент обнаружил в ней вполне кириллический текст нижеследующего содержания:


«Комментарии к Методическим рекомендациям по практике равновесного плетения общества табу из миражей в дислокациях холотропных ментальностей. Предназначены для использования младшими научными сотрудниками НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО (Научно-исследовательский центр разработки антропологических комплексов кибернетического интеллекта и проведения исследований глобальных закономерностей квантовых исторических процессов человеческого общества)

Сколько существует человеческое общество, человеческая культура, столько времени находятся люди, желающие сподвигнуть всех на нечто большее, нежели просто жизнь. И в каждое историческое время находятся двигатели мод - коварные обольстители целых народов, созидающие ложные ценности из ничего, заставляя людей преклоняться перед отражением собственной никчёмности, возвышая неспособность осознавать действительность в рангах, принимаемых за уважительные. Обладание благами всегда почиталось человечеством за нечто особенное, ввергая его в пучину вещизма. Но и нематериальные блага, а особенно в современном мире, далеко не всегда соотносятся с общечеловеческой духовностью. Человек словно бы плетёт вокруг себя собственный маленький и уютный мирок миража, путая его с настоящей Реальностью, свободной от каких бы то ни было суждений и отражений, равно как и оценок. Не оттого ли эта Реальность есть реальность свободы?

Так свободен становишься, освобождая от оков других сознающих существ, создавая же суждения о других, вот уже сам становишься осуждаем и обсуждаем. Готовишь путы и преграды - и тут же сам обращаешься узником в заточении собственных стен, принимая их на веру. Надо быть глубже и чище. Могущество не в том, чтобы владеть, ибо миру нет дела до такого типа могущества. Оно и не в том, чтобы отдавать, ибо это в природе вещей и, ничего не отдавая, ничего и не обретаешь, а ничего не обретая внутри себя, изначально и не существуешь.

Могущество в том, чтобы быть собой. А сами собой люди являются лишь в детстве, поскольку ранний и столь непосредственный возраст до десяти лет лишён бездумной привычки ко всем тем жёстким наслоениям, запретам и иллюзиям, которыми сполна снабжает нас общество, насаждая свои порядки и заставляя плыть за собой по течению, но течение каждого отдельного человека зачастую идёт против направления всеобщих потоков природы вещей. Мы, вращаясь в череде дел, просто не чувствуем сохранения принципов «человековости» на протяжении всей жизни, путая эти принципы с человечностью, начиная с младенческого состояния и заканчивая глубокой старостью. И все те блага, ради которых многие из людей готовы либо трудиться, не покладая рук, либо идти по головам других людей - всё это те же погремушки, про которые мы забыли, что они являются погремушками, и перевели их в ранг чего-то большего.

Но есть и различие. Не каждый взрослый догадывается поступать так, как обращался с миром в детстве, пока ещё не имел сформировавшегося отражения материального мира, а объекты виделись слишком непредсказуемыми для того, чтобы можно было мысленно достроить их продолжение в собственном сознании. Именно поэтому в самом раннем возрасте люди испытывают потребность всё подряд вертеть в руках. Каждая вещь для нас - это нечто наподобие осколка или уменьшенной частицы, вминаемой в пространство такими же частицами, складывающими всё то, что нас повсеместно и постоянно окружает. Со временем формируется комплекс многократно повторяемых событий, притом любая характеристика реальности отображается тоже как событие, но только относящееся непосредственно к работе сознания. Именно они и позволяют людям впоследствии достраивать представления и предполагать вероятности проявления событий, возможности, по-прежнему остающиеся столь же несовершенными, хотя и чуть более подробными, чем в раннем возрасте.

Обыватель склонен путать с Реальностью сложенную в его сознании карту. Причём именно на этом способе потёмок миропонимания абсолютное большинство и останавливается. Здесь возникает закономерный вопрос: если погремушку можно вертеть в руках, то как вертеть мир, целый мир, предоставленный нам заместо той самой погремушки? Ответ лежит на поверхности: если мы не можем вращать реальность вокруг себя, то следует нам самим вращаться вокруг реальности, и тогда, возможно, некая неописуемость легчайшего и отдалённого проблеска истины приоткроет пред нами свою завесу в бесконечность вне зримых форм и поименованных проявлений.

Однако же многие, вырастая, почему-то начинают бросать новые верчения всяческих интересных штуковин. Закостенелая картина мира принесла человечеству просто невообразимое количество проблем, которые оно, как правило, не способно узреть непосредственно, в силу повсеместной фальши, скрывающей самое своё существование, поскольку человеческий мир видится людям единственной опорой. Когда слеп к тому, дабы лицезреть корни собственных воззрений и ощущений, закономерно становишься их рабом, и тогда достаточно сложно бывает судить о том, что истинно и что ложно, по причине простого неразумения таковых при принятии какой бы то ни было позиции самосознания или же личной точки зрения.

Грань между абстракцией происхождения воззрений и конкретной логикой собственных позиций и есть то самое зеркало, которое отражает направленности асимметричных миров, средь которых вводящие в заблуждение проявляют зеркальную тождественность мирам столь же условно истинным, ибо нет причин звать правду - правдой, а ложь - ложью, покуда извечно недостижима и непостижима необусловленность. И здесь каждый выбирает сам. Очевидно, если общество настолько деменциально, впадая в маразм европейской культуры и принятой на Западе системы ценностей, что мерцанию звёзд предпочло бряцанье злата, то каждый должен стоять сам за себя в этом затянувшемся побеге с тонущего корабля. Здесь очевидно, что в походе против течения рано или поздно истратишь свои усилия впустую, течение опустошит их наполненность, да только проблема в том, что самоограничение ложных табу искусственными законами есть путь несвободы, а путь несвободы есть исконная тропа в Нижний мир.

Структура многослойных миров подобна перевёрнутому конусу, и чем люди ближе к его острию, тем меньше их уровень свободы осознания. На определённом этапе сужения конуса тот, уже почти в клюве его, становится конусом Нижнего мира, заканчивающимся в самой нижней своей точке позицией небытия, означающей тотальное невосприятие. Проекция людей и Верхний мир - трапеции, понижающие уровни свободы восприятия при устремлении к своим нижним краям вибрационных колебаний. Но, в отличие от Срединного мира, порождаемого человеческой конструкцией ума и потому имеющего весьма и весьма узкие рамки самопроявления, Верхний мир есть трапеция, расширяющаяся вверх до бесконечности. На деле же, структура более похожа на воронку, засасывающую мир в безликую всевозможность. Плыть, хоть бы и ввысь, для европейского обустройства рассудка означает следовать против течения общества, тонуть - против течения природы.

Если быть более точным, то следовать против природы попросту невозможно в глобальном смысле: всё сущее всегда пребывает в русле законов неописуемого, нарушения возможны лишь в локальных средах с собственными условными законами, определёнными степенью ограниченности структур сложившейся среды. Так, отрицание законов Космоса становится механизмом самоотторжения, а не отторжения Реальности, ибо вне Реальности существовать невозможно, и самоотторжение есть также отражение естественного закона, позволяющего сохранять единую комплексность Бытия. Текучесть законов модификации информации едина, а направлений их развёртывания - бессчётное количество, и принятия течения, и его отторжения - лишь потоки из многомерности единого локуса существования.

Естество человеку с его трёхмерным восприятием пространства и одномерным - времени, может напоминать меняющийся изнутри шар, имеющий бесконечное количество измерений, являя идеал формы в единении восприятия с направленностью природы и энергетической целостностью всего сущего. Планеты, звёзды, атомы и параллели вселенных - наиболее близкие отражения базовых законов Бытия, а источники энергии человеческой области существования представлены звёздным жаром в «природных» политеистических религиях, соотносивших это явление с божеством, объявлявшимся зачастую высшим и воображавшим исток всех остальных божеств, также соотнесённых, как правило, с теми или иными природными процессами. Ведь Ярило и Кецалькоатль, Ра и Ахура Мазда, Сурья и, конечно же, Гелиос - всё это солярные божества.

Ясное дело, что сопротивление ложных порядков значительно уступает сопротивлению порядков естественных из-за взаимно противоположного направления движения. Однако общество не способно полностью проникнуть во внутреннее естество каждого своего представителя, общественная власть ограничена, поэтому оптимальным вариантом для выживания в обществе табу из миражей является внешнее следование его нормам при внутренней направленности в сторону природы вещей, в сторону естественности безоценочности и непозиционности, означающих отсутствие суждения и осуждения через призму точек зрения.

Когда исчезает точка зрения со своим поразительно сужающим сознание магнетизмом, появляется не имеющее пределов пространство для расширения сферы осознаваемого. И если цивилизация не перестанет двигаться в том же направлении, в котором движется, то у неё есть все шансы развиться в такую форму взаимодействия людей, при которой не цивилизация служит на благо народов, а народы служат на благо цивилизации. В подобном обществе люди не только не счастливы, но и даже сполна несчастны. Это цивилизационное благо есть трагедия безэмоциональной и выхолощенно-идеальной цивилизации для роботов, утопия, похожая скорее на антиутопию, идеальный мир без красок и радостей. Нужен ли он кому-либо, если эмоции высшей степени свободы от всего - это то единственное неделимое на части мерило поведения людей, запрятанное неосознаваемым мотивом в самой природе каждого человека? Вопрос, очевидно, риторический.

Основа любой популярности лежит в похожести. Человек не склонен направлять своё внимание, обращать свой взор на вещи, совершенно чуждые его внутреннему складу. То, чего нет в сундуке его личных сокровищ, воспринимается, как определённо более ошеломляющее, напрягающее и вызывающее глубинную оторопь, поскольку требует освоения. То, что в его сокровищнице присутствует, воспринимается, как более лёгкое, освоенное, знакомое, и из-за этого же часто порождает ошибку узнавания. Человек старается интерпретировать подобное подобным, тогда как внешние признаки могут, на самом деле, отличаться для сходных вещей в равной степени, как и могут быть одинаковыми для вещей совершенно различных в явлениях информационной мимикрии ума.

Мы должны заметить, что это сама основа человеческого предложения: чем более некая вещь является близкой и, по крайней мере, знакомой, а, возможно, что и часто используемой, тем более она найдёт своего обожателя. Но здесь, конечно, есть и другие аспекты, например, банальность частого использования определённых образов становится отрицательным фактором, внутри которого теряется ценность вещи совершенно новой. Но если этот образ каким бы то ни было способом может намекнуть человеку, на его, конечно же, ложную исключительность, то человек это чувство рассматривает в качестве внутренней самоценности, а зачастую, и в качестве самоцели.

Ценности человека в том, что заставляет его ощущать себя живым - и неважно, являются ли они истинными или ложными, поскольку это тоже лишь условная категория подразделяющих оценок и суждений. Человек, в сущности своей, стремится к удовольствию, избегая неприятных моментов жизни, а способов достижения избегания - практически бесконечность. Способы достижения могут маскироваться другими причинами и результатами, и одна из этих маскировок - искусство, другая же из этих маскировок - неприменимые формы знаний. Если какой-либо из объектов напоминает нечто оригинальное из сферы интересов человека, к примеру, человек видит в доске электрического ската или свёрнутый шланг напоминает ему о летающей тарелке, то человек тотчас же испытает радость узнавания, забывая о том, что ни один объект во Вселенной не является тем же самым во всякий новый миг. Время - определитель состояний, а его течение меняет всё существующее.

Если человек интересуется внутренним миром, выраженным в искусстве, то ценностью может стать сигнальная система музыки, предоставляющая возможность понимания, что человек не единственный, созидающий своём направлении, и это, соответственно, укрепит его уверенностью им же порождённой иллюзии самоценности условного. И подобных способов, на самом деле, сколько угодно: чтение, созидание, восприятие, отдых, посещение новых мест, туризм, освоение новых направления деятельности, профессий, да хотя бы и конфессий. Всё, что угодно. То, что наиболее близко человеку, то, что составляет его ценностную систему, то и является лестницами, которые способны вести человека по жизни, а единственной целью человека становится удовлетворение неких потребностей, пусть бы он даже и ставит самые высшие цели, ведь и потребности у каждого разные. Все цели поэтому искусственные, что исходят от людей и в людей же упираются, даже не выходя куда-то за пределы, поскольку, оставаясь внутри целей, люди, по сути дела, оправдывают собственные действия выдуманными системами ценностей.

Поскольку другие люди, находясь в той самой большей части за пределами индивидуальности, имеют всё же много сходного, а от этого каждый из них доказывает собственные цели сам для себя, открывая возможность двигаться в одном направлении с прочими, а не разрываться в разные стороны. Иногда связи разрываются, но чаще всё-таки присутствует определённое сотрудничество, только это такая же иллюзия. Сотрудничества нет. Каждый тянет сам на себя и за себя. И ничего удивительного, а это вполне естественно, что каждый человек пребывает в том или ином направлении позиции, разместившись одной ногой на личном острове сознания, подобно цапле, и в этом, наверное, особенность самоорганизации социальной жизни человечества, продолжающееся до тех пор, пока оно окончательно не растворится.

Люди, всегда пребывая внутри человеческих шаров, отражаются внутрь себя, поскольку эти шары и есть люди. Выбор: либо быть самими собой в одиночку, либо быть уже не собою во множестве. А кто определяет, что же есть человек? Это часть единой структуры, пронизывающей мир в своей бесконечности, пронизывающей мир в Ничто. Мир - ничто. А пока есть возможность - ну что ж, наслаждайтесь достижениями народного хозяйства и умственного труда, создавайте и двигайте науку, лечитесь иллюзиями искусства - это всё созидательная сила человечества, движущая цивилизацию.

За что людям такая структура, к чему им все эти устремления, зачем любые цели, кроме совершенствования без границ? Всё другое - приспешники целей, они кружатся, но это вовсе не означает, что цели ставят нечто прямое, ведь они гораздо более опосредованы. Всё, что бы мы ни загадывали, дабы жить лучше, происходит, на самом деле, из этой безразмерной точки, но только представленной в сложных цепочках из множества колен, похожих на многоступенчатые насекомые ножки, и они упираются, по-видимому, затем, чтобы прийти к единой тушке истины.

Задавшись вопросом о том, что же является направляющими жизненных путей человека, мы обнаружили, что каждое существо мира представляет собой систему равновесных действий, каждое из которых в различной мере может быть отнесено к некоей общей направленности наличествующей действительности. Активизация и актуализация гипертрофированно выхолощенной самости человеческого естества, противоестественно выделенной из контекстной ситуации, настолько высокоактивна, что приводит к отклонению от весового эпицентра, сообразно степени отделённости от взаимодействий с собственной средой существования. Человек, обращённый в мир через самость своего естества, подобен дереву, лишённому корней: его обрубки приводят к падению ствола в одну из сторон. Причём направление стороны есть противоестественное контекстное разделение осознания.
 
Мир не знает правой и левой направленностей сторон. Ему ведомы только «к» и «от». Люди - воистину пористые губки. Идеальная их проницаемость должна быть такова, дабы полностью исключить какие бы то ни было повторения и отражения, однако растворение существа приводит к несвободе экземпляра шаблона: следуя зову без искажений, человек теряет самость себя, а границы индивидуальности размываются через трансцендентальные схемы и области. Уровни областей - пересекающиеся измерения, исходящие из тройственности сознания человека.

Человечество имеет собственный информационный сакральный символ, который можно использовать для вхождения через транс в ресурсные состояния. В центре находится круг, вокруг которого есть три круга, а, уже в свою очередь, вокруг них размещается ещё девять кругов, вокруг которых кругов двадцать семь. Каждый из кругов может состоять из подобия древесных колец или ещё из трёх кругов. Также возможна и более развёрнутая схема третичной мандалы, где на каждом новом уровне число кругов увеличивается на три. Не исключаются и альтернативные начертания, например, в форме фрактального дерева, где из точки в центре исходят по три ветви, на каждой из которых - ещё по три ветви, а на тех, в свою очередь уже - ещё по три. Так и формируются основные двадцать семь кустов внешней кроны куста. Как несложно догадаться, структура включает в себя всего сорок элементов. Но это - только способ воспринимать, точно так же, как и любое описание есть способ говорить.

Люди создали огромное количество разнообразных правил, упорядочивающих их общественную жизнь, однако любая мораль неполноценна своей оборотной стороной: то, что делает сильнее разум коллективный, значительно ослабляет разум индивидуальный. Чем меньше корней глубинных взаимосвязей имеет человек, тем меньшим опытом восприятия он обладает и тем более склонен абсолютизировать любые правила и идеи. Однако же и здесь существует особого рода загвоздка: каждое правило создано в границах собственной растяжённости, за пределами которых оно в крайних пределах теряет смысл, становясь либо слишком непонятным, либо условно ложным, а оттого неприменимым.

Для человека верным выбором станет не черпать из этих рек, но искать родники, те реки порождающие. Каждый человек воспринимает и вещает на своей волне, в этом и есть сущность паутины сетевого социума, однако общие каналы могут быть различной полноты, направленности, иметь различный размер. Человек, укореняющийся в собственном узком канале, подобен могучему дубу на корне слабом и гнилом, словно бы в насмешку выросшем из хрупкости тополя и поверхности грядочного корнеплода.

Посеявший в себе глупость, растит её и лелеет, поскольку глупость даёт ему иллюзию силы и доставляет чувство удовлетворения, как бы возвышая человека над прочими, лишёнными его личной глупости. Такой человек, взращивающий собственную глупость и всецело ей некогда доверившийся, в итоге сам становится порождением собственной глупости, порождённой им, и глупость эта начинает холить и лелеять человека, взлелеявшего эту глупость, превращая его в личного фанатичного раба. В этом нет совершенно ничего предосудительного: человек свободен именно оттого, что сам выбирает себе путь, однако связавший себя с порождением собственного или коллективного разума позволяет за себя делать выбор собственной глупости, предоставляя ей право безраздельной власти над ним.

Нам требуется постоянная подзарядка, и без сил Космоса мы погибаем довольно быстро, а оттого люди, не способные найти более широкий канал извне, сами создают в себе канал, который начинает их питать, наполнять жизни и мысли собственным же содержимым, созданным из людей, и, в конечном итоге, определяют судьбу, жизнь и самость своих личностей. Каждый человек рождён на тросах, предопределённых шаблоном природы человеческого естества, равно как и его врождёнными генетическими особенностями, однако же, в ходе дальнейшего развития часть этих тросов оказывается развязанными и переопределёнными. Конфигурация связей дефинирует и сравнительно дифференцирует личность человека лишь номинально.

Мы явственно видим, что большинство людей в течение жизни неосознанно обрывает значительную часть собственных тросов, некоторые из которых так и остаются свободными. Возникает множество новых связей сверху и менее - снизу, восполняющих в людях те истоки энергии, которые оказались нарушены вследствие их разрыва со средними уровнями потоков. При достаточно большом количестве открытых каналов их свойства предоставляют возможности буквального ощупывания мира людей тем, что изначально предназначено для познания. Осязанием интерпретируются верхние и нижние потоки энергии.

Вся сложность проявления жизни для людей заключается в том, что они уподобляются гигантским газовым шарам в свободном полёте, отчего эмоционально оказываются способны воспринимать позиции гармоничных существ ультрафиолетовых проекций или функциональные цели тварей инфракрасных проекций. Последние подобны программному коду, их алгоритмы неумолимы, но они преследуют цели не всегда без вреда чему бы то ни было или кому бы то ни было, а просто во имя исполнения кодов самих себя. Любой же вред или польза, возникающие от действий тварей нижнего мира, есть побочное следствие их проявлений. Однако они не имеют прямого отношения к миру людей, а поэтому их проявления в наших проекциях часто имеют после себя деструктивные последствия. Элементы же человеческого шаблона, характеризующие человеческую самость, часто оказываются доступными только на уровне чистого понимания, однако же, никак не эмоций. Те же эмоции, испытываемые постоянно, навряд ли способны быть переданы словами: некое сочетание в равной степени ужасающего и прекрасного, отталкивающего и возвышающего, подобно красоте глаз слепней или извержению вулкана.

Людям очень свойственна самооптимизация. И в удовлетворении или даже природной направленности оптимизации все они очень отличаются от курса, заложенного в них по рождению. Люди похожи на капли дождя, скользящие по паутинкам в лесу так, что через них можно смотреть на океан. Лёгкие человеческих энергий, подобные дыхательным мешкам тритонов, наполняются от приложенного ветра Вселенной. Человек, утвердившийся в образе и сублимирующий внутренние направления вместо обрубленного действительного канала, на деле нуждается в том, чтобы иметь стабильный приток Силы. Он будет решать этот вопрос, максимально активизируя канал своей ситуационной неудовлетворённости до тех пор, пока не произойдёт событие, которое было бы способно заменить старый утерянный канал каким-нибудь другим новым найденным каналом. Если приток усиливается, то это меняет человека, а если же приток не изменяется, то человек сам изменяется, в меру переформирования прочих притоков, находясь в гибком равновесии со стабильными притоками. Если приток уменьшается, то человек будет искать любой путь возвращения старого источника Силы.

Вселенская точка мира - это условно выделяемая точка нуль-пространства, первозданный нумен исходной протоматерии первопричин, излучающийся внутрь себя самого, являя акт вечного самозарождения вне времени и пространства и порождая самоизлучением естество собственного существования, которое же и есть единственное существование в силу того, что оно и есть всё. Вселенская точка логически сопоставима с отсутствующим местонахождением общей информации. Эта точка безразмерна, поскольку любой размер - исключительно информационная величина. Эта точка также лишена пространства, поскольку пространство определяется позицией отражения параметрически. ВТМ есть также значимая объектная модель мира, заключающая в себе его информационное наполнение, но реально не расположенная где-либо и не имеющая, соответственно, формы, а только значимо определённая сама в себе, поскольку точечное восприятие, характерное для человека, шароподобно, а шар принадлежит мерам мира пространств. Из самого же определения «точки» в данном контексте вытекает вывод о несостоятельности предположения о возможности немногозначного детерминирования фактического её пространственно-временного местоположения.

Одним из примеров мнимого различения человеческим рассудком сходного по сути явления, порождённого ВТМ, является выделение в отдельный аспект физических свойств объектов проявлений гравитации, тогда как номинально гравитация есть частный случай проявления волновой интерференции, вопреки действующей в момент написания «Комментариев» парадигме физической картины мира. В силу свойств волн влиять друг на друга тем более выраженно, чем несомая энергия волны ; превосходит энергию волны ;, происходит синхронизация низкоэнергетических волн с высокоэнергетическими, приобретая свойства полей насыщенной информационной плотности.

Наличие пространства как первоосновы расположения предметов представляет собой стереотип бытовой повседневности, характерный для животных и вытекающий из утилитарного опыта потребности активного передвижения. Воспринимается ли пространство растительным миром в рамках аналогичного создаваемого животными субъективного ощущения - вопрос сложный и неоднозначный. Пространство для нас есть характеризующая форма интерпретационной адаптации к условиям жизни в движении, в полной мере соотносимая с показателями плотности, температуры и цветовой насыщенности предметов, тогда как время есть форма реализации информации, заключающаяся в активном действии высшей формы хаоса в качестве локального представления внешнего закона математической вероятности, то есть реализация рандомизации. То есть всё заново воссоздаваемое уже потенциально существует в природе мироздания изначально, иначе мы бы вошли в противоречие с сущностью Бытия как явленного наличия.

Вселенная не имеет ни целей, ни смыслов, по крайней мере, приемлемых для понимания человеком, поскольку цель порождается смыслом: например, сон необходим для того, чтобы выспаться. Поэтому цель и смысл неразрывно взаимосвязаны, а целеполагание в доступной нашему пониманию форме может принадлежать только лишь нам, людям. Мы не исключаем возможности присутствия целей и у отличающихся конструкцией сознания существ, но их логика поэтому принципиально отлична от нашей собственной. В обыкновенных состояниях сознания, будучи людьми, мы вряд ли способны постичь эту логику в полной мере, притом, что под каждым из описываемых нами качеств применим только человеческий его эквивалент, поэтому сходные качества, свойства и характеры иных рамок доступа некорректно было бы сравнивать с какой-либо информацией, в которой заключён человек и которая его полностью определяет. Это же утверждение полностью можно отнести и к проявлению категорий разума.

На счёт выраженных форм аспектов образования параллельных миров возможно придерживаться несколько разнообразных измышлений или предположений. Следует сразу заметить, что речь будет идти исключительно о механизмах образования энергоинформационных миров, поскольку главенство математических вероятностных законов над информацией даёт все основания предполагать, что существуют и внематериальные миры. Из существующего информационного набора ежеквантово формируются вероятностные деревья. То есть каждый квантовый отрезок изменений существования расходуются все вероятности в мире для создания каждого из информационных подпространств, поэтому взаимоисключающие элементы существуют в объективности уровня Бытия одновременно и параллельно, исключаясь лишь из каждого инкапсулированного набора миров внутри самого мира, но не внутри его набора как категории явлений мироздания.

Из вышеуказанных утверждений вытекает вывод о том, что осознание мира в качестве данного или параллельного может варьироваться у различных существ, в зависимости от характеристик уровней близости их осознаний в различающихся «изомерных или перпендикулярных» измерениях иного плана проекций. Поэтому также можно предположить, что мир существует одновременно и ежемоментно во всех своих вариациях. Изменение процессов жизнедеятельности способно эмулировать восприятие несуществующего естества внутри человека, либо же максимально приблизиться к другому существу или оказаться расширением самого себя через разрастание самоестества. Эти два способа тождественны, учитывая второе предположение, первым двум пунктам выражения типов изменения сознания, в силу чего для каждого из объектов характерно тотальное местоположение, и лишь жизнь диссоциирует и дистанцирует самоестество от бесконечности, находя выражение лишь на клочке осознания.

Тени всегда величавы и объёмны для существ, стоящих вне нас. Так попробуем себе вообразить, как бы выглядело наше тело, будь возможность у некоего доселе неизвестного нам существа проводить эмпирические научные наблюдения за людьми со стороны. Можем Вас заверить, что наши действия казались бы им то ли смешными и нелепыми, то ли элементарно безрассудными. Не исключено, что двумерные существа сочли бы человечество за расу, лишённую какого бы то ни было рассудка. Вероятно, наши действия казались бы им невозможными и необъяснимыми. Здесь действует закон вложения, близкий по смыслу к принципу наследования программного кода в ООП: полноценно осознавать каждое из измерений можно лишь находясь в данном измерении, равно как и во всех вышестоящих.

Но что именно определённого в том и среди того, что на практике привело к провокации качественного изменения пространства при увеличении нагрузки воздействия на внешнюю среду? Где спрятано мельчайшее и незримое изменение состояния, позволяющее, по сходству действий, вызывать у разномерных креатур неясность отсутствующего действия, а при внешней ясности самого действия - невозможность реализации выпадающего элемента, и, как следствие, невозможность повтора самого элемента опыта, выражающего причинно-следственную равнозначность внешне неравных или даже противоположных свершений, либо неравнозначность действий по воспринимаемому сходству, либо же невозможность реализации полного опыта в мере?

Если предположить, что человек нашёл способ конвертировать своё тело в проекцию в любом измерении, то в каждом предыдущем подпространстве он бы затрачивал несоизмеримо меньше сил для перемещения и оставлял бы больше оных для жизнедеятельности, нежели в каждом последующем, хотя, исходя из условного деления затрачиваемых сил в каждом новом измерении на равные части по количеству измерений реальности, таковое отбирало бы у человека сил меньше в плане общей потребности в растрате энергии на существование настолько, насколько эти два пограничные измерения численно относятся друг к другу, то есть с каждым новым измерением, даже при целочисленном равенстве абсолютно потребляемых и покрываемых за счёт человека затрат сил, его показатель относительно общих затрат способен только уменьшаться.

В нулевом измерении Бытия прирост затрат сил абсолютен, тогда как затрачиваемые силы эквивалентны отсутствию таковых, выраженных нулевым показателем, тогда как в бесконечном измерении прирост затрат сил будет нулевым, а реальные затраты - бесконечными. Если же мы уравняем эти противовесы, то увидим, что нуль являет собой информационную модель бесконечности потенциала, тогда как бесконечность есть кинетика вещи в себе, выраженная только через нуль, что, исходя из энергоинформационного построения мироздания, приравнивает эти два, прежде казавшиеся противоположными, понятия. При этом силы, затрачиваемые на перемещение, должны быть меньше по сравнению с потребностями жизнедеятельности, также необходимо оставить часть энергии для обеспечения существования в пространстве длительное время, в противном случае мы либо не сможем передвигаться, либо не сможем существовать в ином измерении.

Каждый элемент мира сего представляет собой определённую функцию или совокупность функций - то, что можно условно субъективно назвать свойствозаконом или объективно назвать естеством. Поэтому нарушение даже минимального порядка в этом мире представит для себя увеличение абсолютного стремления к вселенской деструкции, то есть нарушение одной функции Вселенной, которую можно расписать в виде гигантской математической функции, привнесёт нестабильность во всю Вселенную. Если вы давите своею пятой букашку, в таком случае вы разрушаете этим всю Вселенную.

Информационная плотность представляет собой способность в получении и произведении выборки вселенской информации. Чем выше информационная плотность, тем менее доступной оказывается информация в процентном отношении, исходя из того, что за сто процентов мы принимаем информацию исчерпывающую, то есть таящую в себе сведения обо всём во всеохватности, а за полную информационную проницаемость - возможность получения такой информации. Лишь самое естество существования включает в себя две взаимоисключающие черты природы вещей - полную информационную насыщенность и полную информационную проницаемость.

Информационной насыщенностью можно назвать тот объём информации, который ежедоступен каждый временной квант. Вероятно, более примитивны те существа, которые обладают меньшей информационной насыщенностью и, соответственно, большей информационной проницаемостью, поскольку плотность прямо пропорциональна насыщенности и обратно пропорциональна проницаемости, а наиболее прочная позиция естественного существования занимаема более примитивными и грубыми формами. Чем сложнее форма реализации личного бытия объекта, тем более он пытается постичь пути мироздания, а показатель информационной проницаемости при этом являет один из способов прямого выражения доступности через диффузию взаиморастворённостей естеств: чем более доступна информация, тем менее существует ограничений её получения, а значит, тем ниже интенсивность существования данного приёмника, который мы рассматриваем абстрактным образом выражения.

Так, полученная информация, доступ к которой имеет приёмник информации, есть практическое и фактическое выражение его прав доступа, следовательно, не имеется никакого основания утверждать реальное наличие любых различий между компонентой объекта и его персональными правами доступа. Поэтому-то фактически воспринимаемая информация и является частью приёмника, а воспринимаемая потенциально - частью приёмника в параллельных мирах, там, где она принимаема объектом реально. Когда потенциал реализован, он также становится частью локальной реальности, но в глобальном плане не следует проводить различий между потенциалом действия и его реализацией, так как глобальная «глубокая» Реальность есть также приёмник и зеркало самой себя, а значит, включает в себя все потенциалы, количественно равные реализациям для каждого из существующих миров, всецело входящих в состав этой Реальности, как и вообще всё.

Права доступа, равнозначные набору возможностей и количественно выражающие интенсивность существования объекта, подтверждает предположение об объектной ориентированности структуры всех проекций окружающей нас сознательно-обусловленной реальности. Равным образом идея об объектной ориентированности в информатике была почерпнута, вероятно, технократами-трансперсоналистами семидесятых годов двадцатого века. Математические пределы космической бесконечности вдруг становятся достаточно ясными и объяснимыми, если говорить о единственности доступных нам для понимания внеинформационных законов, находящих самоестество проекцией в информационном мире, и, возможно, в собственных подпространствах явленной чистой Силы Бытия.

Чем более восприимчив к информации объект, тем более он информационно аморфен через постоянно меняющиеся отношения реализации практической стороны случайного распределения доступа к информации во всей Вселенной. Это может сказаться на изменении насыщенности и переводе его состояния на качественно иной уровень. Если человек в процессе эволюции станет полностью миропроницаемым, то он исчезнет, поскольку получит тотальную доступность для мира и сведений о нём, и это предположение равняет бесконечность с нулём через равенство Единства. Итак, мы выяснили и попытались доказать, что вершина человеческой эволюции, то, к чему каждый стремится подсознательно через любопытство получения новых знаний и расширенные проекции сознания, есть формирование конгломерата точечного восприятия с безграничной реальностью Неописуемого.

Единство можно понять в виде представления завершённой картины мира и Вселенной в этом мире в качестве вещи в себе. Полнообразность случайного бытия есть основная черта информационного Единства. Это как раз состояние абсолютной принадлежности Вселенной, при котором предшествующее состояние уже не играет никакой роли, поскольку состояние нынешнее уже включает и предыдущее, и последующее, вне категорий исчисления времени, являющего лишь скорость процесса, да и то лишь относительно самого этого процесса.

Для исследователя бесконечности главное - это осознание её глубинной исконной «никакой» сущности. Бесконечность глубже, нежели что бы то ни было, ибо она и есть весь мир. Существование каждого объекта, обусловленного рефлексией осознания, измеряется номинальным параметром интенсивности. Нельзя забывать, что восприятие пустотности мира - это отсутствие восприятия непроявленной возможности проявления, тогда как проявленная возможность проявления становится автоматически восприятием локальной реальности, а проявленная возможность непроявления есть самоотражение аморфной пустоты нуль-перцепции саму на себя. Таким образом, мы ещё раз логически доказываем единообразие «происхождения» и «состава» этих псевдо-двух частей Бытия, которое, на деле, едино.

Объект принимает форму внутри рефлексии разума через возможность проявления чего-либо в качестве себя, а в противном случае любой потенциал невообразим даже в качестве мыслеформы, что также доступно в силу ограниченных способностей человека к восприятию, по крайней мере, без применения специальных техник развития оного. Это означает не только и не столько всеобщую наполненность, сколько ошибочность восприятия человека, сознание которого придумало угодное ему явление отсутствия, отделив его от присутствия. Любой единообразной формы никогда и нигде и не существовало, кроме как в нашем собственном сознании.

Невозможности также не существует, так как невозможность предполагает проявление реализации противоположности потенциалу через отрицание возможности проявления чего-либо. Но предположение невозможности чего-либо уже включает в себя информацию об этом чём-либо, а значит, и это самое что-либо, исходя из тождественности всей Реальности информации о сумме условных паттернов всей Реальности. Рассмотрение мира как совокупности интенсивностей существования проясняет через логику явление холотропии. При полной вариативности границы наборов паттернов, каждый из объектов или явлений также полностью не определены, а их информация, содержащаяся в единственном экземпляре, может находить проявления в любых разновидностях объектов, включающих также и явления.

Каждый человек рано или поздно задумывается о том, что именно для него более важно, а что - менее. С совершенной ясностью подобное положение вещей в ракурсе рассмотрения важностных соотношений переносится и на мировосприятие, поскольку логически большее значение для восприятия, порождающего понимание, имеет то свойство мира, которое способно предоставить нам большее количество информации. Система ценностей существа становится ещё одним фактором, любой из которых можно свести к обеспечению условий, близких к идеальным для обеспечения выживания как отдельного организма, так и сохранения биологического вида. Так, если мы получаем более девяноста процентов информации от органов зрения, то зрение играет для нас гораздо б`ольшую роль, нежели, скажем, тактильные ощущения. Из возможности воспринимать довольно ограниченный диапазон электромагнитных волн, которые в силу узости восприятия мы выделяем в отдельную группу «световых», вытекает импульс возможности развития напрямую не связанных со зрением отделов головного мозга и даже органов, к примеру, мозжечка и вестибулярного аппарата, которые вкупе отвечают за ориентировку в пространстве.

Трудно не согласиться, что чувствительность современных исследовательских приборов может в каждой области превосходить человеческие: как мы все знаем, в наш век технологий существуют приборы, способные фиксировать излучение в ультрафиолетовом и инфракрасном диапазоне, равно как и эхолоты, издающие и воспринимающие ультразвук. Всё правильно, ибо не может быть иным в силу того что каждое иным по отношению к себе уже не может не являться. Пока пространство позволяет человеку создавать условия для поддержания человеческой популяции, оно, конечно, будет играть для нас одну из ведущих ролей. Способны проявлять собственное существование и объективно находиться с нами и прочие свойства мира, воспринимаемые людьми по категориям, менее значимым в привычных для нас условиях, либо же не воспринимаемых вовсе, что наталкивает на мысли о совершенно другом восприятии пространства у пространственно неактивных существ, для которых ориентация на местности в смысловом плане выживания и существования в качестве жизненной потребности стремится к нулю.

Деление восприятия по категориям важности в корне неверно и отражает лишь базовые биологические потребности созданий. Дабы познать психологию существа, чьи устои могут быть принципиально отличными от человеческих, необходимо изучить среду его обитания и физиологические процессы, характерные для каждой конкретной изучаемой формы жизни, в том числе и внеземной. Можно, конечно, ухитриться превзойти внутренний закон, тогда вопрос о правомерности представления каждого объекта выражения проекции Вселенской точки предстанет в полную силу. Полученные случайным способом и в случайном же порядке со случайной дискретностью каждое из свойств в действительности возможно рассматривать как закон, на основе которого способно выстраиваться свойство иного качества, также являющееся законом, поскольку подлежащий информационному описанию закон - тот, который также подлежит модификации, в противном случае он непознаваем для человеческой структуры интеллекта.

Строящееся на его основании свойство есть возможность подвергнуть расчёту и предсказанию на основании закона, а полная предсказуемость порождает сходство с законом в единообразии, тогда становится не вполне ясно, где - свойство, а где - закон, так как степень итерационной вложенности может доходить до запредельного и даже бесконечного уровня, переводящего степень вложенности в закон самой себя, порождающей функцию взаимосозидания свойствозаконного цепного континуума, в котором каждое свойство предыдущего порядка выступает законом порядка последующего, подобно отношениям подпрограмм к программе. Указанное подразделение во многом условно, ведь предположение о существовании уровней итераций, образующих закон самой себя, автоматически подразумевает предположение о возможности существования свойствозаконных итераций иного плана, порядка, степени вложенности и информационно-функциональной насыщенности, а из последних также можно образовывать подобные же гиперструктуры более насыщенных сфер - и так далее до бесконечности.

Именно возможность слияния свойства с законом в свойствозакон обосновывает вещь в себе мироустройством и одновременно обосновывает это устройство, доказывающее объективность слияния. В нас в застывшем миге проносятся бесконечности Больших Взрывов, и одновременно вздыхают последним скрипом Вселенные умирающие, дабы оказаться вновь возрождёнными. И каждая из живущих, порождающихся и погибающих Вселенных - это именно наша Вселенная во всём её многообразии и великолепии, со всеми её параллельными мирами и потусторонними личными реальностями, свидетельствующими об узости понимания мира населяющих его существ, ибо есть только Реальность, и она единственная, и она есть всё во всём. Притом и одновременно - ведь время не имеет значения из-за стабильной общей наполненности в каждый квант самопроявления - мы живём во всех этих вселенных, даже не родившись, а родившись - уже умираем, и умирая - рождаемся. Мы живём в частицах, застрявших в статусе между Бытием и Небытием, и в тот же миг сполна являясь ими. Мы идём по улице, а внутри нас бредут бесчисленные полчища нас, идущих по улице - и - да! - в циклопическом себе-космогиганте - мы также бредём, ибо мы также есть те малые мы, которые в нас, и для которых мы привычные есть громадные мы. И всё это сконцентрировано во Вселенской точке мира, «глубокой» Реальности, абсолютном локусе существующего мироздания, не имеющем пространства и времени, а потому и являющемся бесконечным как в пространственном плане, так и в гиперпространственном.

Если речь зашла о бесконечности, то ищите её в крайнем пределе противоположности, там, где её быть не может, а именно в причину этого она там и присутствует. С другой стороны, любое отсутствие есть столь малая единица бытия, что вмещает в себя бесконечность себя, а значит, единица измерения отсутствия бесконечно велика, куда громаднее любого наличия. Но, так как бесконечность и есть в таком случае отсутствие, то любое увеличение равнозначно уменьшению, а это означает, что любые порядки, в том числе математические и социальные законы - целиком, полностью и сугубо субъективны.

Быть может, раз посмотрев на Солнце, вы увидите в нём собственное отражение, и тогда вы, осознаете, что нет ничего прямее кривых зеркал, ведь их искажает мировая структура. В таких зеркалах отражается диссонанс устройства противоречий. Избавиться от личины - значит стать полностью потоком.

Настоящие комментарии подготовлены
 заслуженными профессорами
Народной Академии Гуманитарных дисциплин,
почётными членами
 НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО
доктором философии О.О.Кислищенко
и кандидатом психологии А.Я.Колесняком

Когда Сева наконец-то дочитал комментарии, то вникать в саму методичку по практике равновесного плетения ему как-то сразу расхотелось, стоило лишь представить, какой она может оказаться по содержанию и объёму, если к ней одни лишь комментарии такие вот. Студент испытал то полузабытое победоносное чувство детсадовских времён, которому способствовало поглощение последней ложки невкусной каши, почему-то всегда обязательной к поеданию. Мир в такие моменты кажется обустроенным особенно несправедливо: почему этой пресной противной каши всегда оказывается целая тарелка, а аппетитных и сладких шоколадных конфет - лишь малая горстка? С тех пор почти ничего изменилось: Севастьян с огромным удовольствием понежился бы в кабинете за книжкой научно-фантастических рассказов, но его заставляли читать какого-то трансперсонально расфилософствовавшегося Кислищенко, чьи комментарии не только ничего не прояснили для Лисичкина относительно практики равновесного плетения, но только ещё больше запутали.

Сева аж не на шутку рассердился на авторов методических рекомендаций, однако поразмышляв немного, Лисичкин пришёл к выводу, что сердится скорее на себя самого: авторов рядом не было и быть не намеревалось, а на бумажные листы и краску обижаться как-то даже смешно. Севастьян хотя бы усвоил для себя ряд важных моментов или показавшихся ему важными, решив отложить как-нибудь на потом изучение всей остальной части, фактически заменявшей должностную инструкцию. Выйдя через дверь, он попытался спуститься вниз на лифте. Это ему удалось, но когда двери открылись, то студента уже поджидал один из сотрудников, облачённый в серый костюм:

- Итак, молодой человек, куда это ты навострился? Пройдём. Инструкцию полностью изучил?

- Мм. Угу. Да, - зачем-то вяло соврал Сева. Разумеется, сказать так было гораздо проще, чем объяснять причину, по которой изучение полной инструкции было отложено на некое неопределённое будущее.

- Прекрасно-прекрасно. Ладненько. Раз изучил, то следуй за мной.

- А куда мы идём? - поинтересовался студент.

- Как это куда? В зал. Там же написано всё, в инструкции твоей, - недоверчиво покосился на Севу работник Центра, но сомнения вслух высказывать не стал, затем указал рукой на дверь - и створки двери отворились автоматически. - Проходите.

Прямо за дверями простиралось помещение, чем-то напоминающее зал довольно пространного современного кинотеатра в крупном городе.

- Вот здесь мы и тестируем наши сниппеты Фортунаскрипта. Одна из наших разработок - а этим занимается только наше подразделение и никакое другое - это возможность расчёта процентной вероятности наступления всех базовых вариаций развития событий на Земле, их предсказание и корректировка. Мы способны посредством специально разработанного скриптового алгоритмического языка программирования оказывать прямое воздействие на наступление тех или иных событий точно так же, как и на предотвращение других. Поэтому сначала, перед внедрением Фортунаскрипта или отдельного его сниппета в эксплуатацию, наш отдел занимается бета-тестированием с параллельным дебаггингом: мы проверяем разработанные нашими лучшими специалистами алгоритмы на добровольцах, а затем уже запускаем ту или иную «генеральную линию», которая в опытах продемонстрировала наилучший результат.

- Каким образом вам удаётся влиять на события?

- Из Сферы Проекций, ясное дело. Это пространство чистой информации. Или энергии - как тебе угодно его понимать. На самом деле образ восприятия энергии совершенно не важен, важны лишь все те фишки, которые Сфера позволяет нам, действуя изнутри Проекций, претворять уже в действительности. Попробую объяснить попроще. Когда ты делаешь что угодно в среде повседневности бодрствования, то ты действуешь не непосредственно, а в строгом соответствии с теми законами, которым соответствуешь сам по природе собственного существования, что, кстати, вовсе не доказывает абсолютность этих законов, а указывает лишь на их непосредственную применимость по отношению к тебе.

Самая твоя возможность существовать и жить выдавливает тебя этаким искажением мироздания на его многомерном полотне, придавая тебе определённый набор черт и возможностей, ограничивающих твои собственные способности к взаимодействию с миром: ты можешь делать с образами окружающей тебя действительности лишь то, что относится к непосредственным её аспектам, из которых состоишь ты сам, и оказываешься совершенно неспособен делать ничего, что не является твоей характерной личной чертой существования. С такой позиции весь процесс жизни человеческих существ, да и вообще любого самосознающего разума, сводится к череде отражения личных граней в точно таких же гранях Реальности, причём невозможно утверждать совместное существование грани Бытия и точно такой же грани человека.

Каждая из них развёртывается лишь в единственном экземпляре, а собственно «человеческой» её делает именно тот факт, что она, отражаясь сама на себя, принимает свою зеркальную копию за элемент образа отдельного существа. И именно этот ограниченный набор и становится непреодолимой прослойкой между непосредственной информацией глобального взаимодействия и кажущимися себе отделёнными от этого взаимодействия существами, хотя это разделение мнимое: оно и возникает как раз в силу ограниченности набора свойств, который становится прослойкой сам для себя, подобно тому, как складка на шторах не бывает отдельной от штор и тотчас же исчезает, если эти шторы разгладить или растянуть.

Мало того, точно так же невозможно сказать, где именно заканчивается мир и начинается человек, как и невозможно утверждать, где заканчивается штора и начинается складка, хотя сама складка, если была бы способна к мышлению, вероятно, оказалась несколько иного мнения о степени своей реальности. Когда-то давно на Западе производились печатные машинки с шаровым механизмом печати (в Советском Союзе чаще пользовались рычажковым механизмом, да не суть дело важно): при нажатии на клавиши металлический шарик поворачивался под тем или иным углом, на котором выступала литейная форма-шаблон определённой буквы, далее шарик сквозь ленту припечатывался к бумаге, оставляя оттиск краски в форме нужного знака.

Но ни при каких обстоятельствах невозможно было заставить машинку напечатать какие-нибудь другие знаки, буквы или символы: оттиски для них просто отсутствовали на шарике, хотя в абстрактном смысле в мире существуют и другие значки, шрифты и даже целые художественные картины. Но не на шарике печатной машинки. Вот и человек, прямо как этот шарик, имеет способность поворачиваться к миру только той или иной стороной, оставив лишь тот след, который в нём с рождения заложен в виде паттерна самой природой, но ни при каких обстоятельствах люди не способны оставить ничего из отсутствующего в них изначально, пока сознательно не поменяли собственную сущностную суть. Доля твоей природы уже претерпела знаковое изменение, ведь каждый, ознакомившийся хотя бы поверхностно и хотя бы с незначительной частью текстов нашей методички, обретает в глубинах себя новую искру пожизненной способности к путешествиям по слоям Сферы Проекций, и будет чувствовать себя в ней столь же естественно, как рыба в воде, фермер в поле или белка в лесу, даже и без применения любых внешних технических приспособлений. И это самая основная причина, по которой мы требуем обязательного ознакомления с текстами профессоров Кислищенко и Колесняка для каждого из наших новоиспечённых добровольцев: практическое использование Проекций требует обязательного понимания информационной составляющей их содержимого.

Если проводить более современные параллели, то сходным же образом работают и компьютерные программы: мало того, что их алгоритмы не безграничны, так они ещё и, как правило, не способны взаимодействовать с устройствами компьютера напрямую, а только через обращения к типовому набору функций операционной системы, которая также не обращается к устройствам напрямую, а лишь посредством специально написанного под каждое конкретное оборудование драйвера, делающего возможным необходимые взаимодействия, но, опять-таки, ограничиваясь пределами заложенных в эти драйверы алгоритмов. Если так будет угодно, то Сфера Проекций - это своеобразный ассемблер Реальности, пространство прямого, а не опосредованного доступа к взаимодействию к ней, мы же все здесь вроде как драйверы, - с этими словами работник научно-исследовательского центра сделал небольшую паузу, довольно хмыкнул и рассмеялся, а спустя некоторое время продолжил:

- Но если Сфера - это ассемблер, низкоуровневый язык прямого взаимодействия, то Фортунаскрипт - это разработанный нами язык высокого уровня, весь смысл коего заключается лишь в одном единственном: заставить печатные шарики определённых, нужных нам для тех или иных целей, людей, поворачиваться не под тем углом, под которым хочет повернуть свой шарик человек, а под тем, под которым поворачиваем мы, набирая строго определённый текст на канве всего Сущего. Печать рассказа судьбы - вот результат правильного срабатывания любого проверенного и качественно отлаженного фортунаскрипта. Вся прелесть применения наших алгоритмов заключена как раз в том, что человек понятия не имеет о воздействии на себя со стороны и совершенно искренне полагает, будто все принимаемые им решения тщательно обдуманы, взвешены и исходят от него самого, тогда как они годами могут исходить из нашего Научно-Исследовательского Центра.

Иногда мы тренируемся просто на случайно выбранных обычных гражданах России, жизнь которых, как правило, отнюдь не несёт широкомасштабных и глобальных последствий для существования всего человечества, и которые даже не подозревают об алгоритмизации и корректировке их судеб со стороны. Иногда мы оттачиваем алгоритмы на добровольцах, наподобие тебя, хотя это оказывается и не столь эффективно: у человеческого разума наличествует нечто наподобие механизма самозащиты, поэтому любое внедрение в судьбу объекта при условии осознания этим объектом факта воздействия, несколько... скажем так, искажает конечный результат, в зависимости от уровня воли и степени осознанности подопытного.

Но, конечно же, основной областью применения фортунаскриптов были и остаются представители высших политических должностей, стоящие у руля нашего государства. В двухтысячном году, когда был запущен проект «Сферы Проекций» в рамках исследований, проводимых в стенах НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО, наша страна несколько изменила вектор развития в сторону большей самостоятельности и независимости. Все крупные дипломатические достижения за последнее время являются результатом нашей неустанной деятельности на протяжении пятнадцати лет. Кстати, алгоритмизацией проведения крымского референдума и последующих правок законодательства занимался лично один из почётнейших наших сотрудников - Орфей Оскарович Кислищенко, один из соавторов методички, которую ты только что прочёл. Во многом именно он совместно с Аврипигидием Яровратовичем Колесняком и сумел просчитать все вероятности возникновения подводных камней референдума, обеспечив успех проведённой политической операции тихо, мирно и без излишних жертв.

Но мы оказываем и частные платные услуги, хотя они и не всегда срабатывают из-за излишней заинтересованности объекта применения скриптов. Нужно, допустим, какому-нибудь олигарху судьбу свою поправить или узнать, что произойдёт. Сейчас он точно не к гадалке идёт или, чего доброго, к финансовому аналитику, чур меня. Нет, олигарх идёт к нам: у нас здесь всё строго научно, по кофейной гуще и биржевым котировкам не гадаем, как видишь, с брокерами, риэлторами, домовыми, каббалистическими демонами и прочей нечистью тоже не водимся. Зато мы смотрим - и однозначно умеем высокопрофессионально наблюдать все возможные негативные моменты в судьбе нашего заказчика. Вероятностный программный комплекс способен до сотых долей процента рассчитать возможность наступления того или иного события в жизни каждого человека. Расчётом, кстати, занимается другой спецотдел, мы же только разрабатываем программы и правим судьбы. Это так, к слову.

И вот видит олигарх, что доходы падают и утекают к конкурентам, расходы же, наоборот, растут, а пока он тут впахивает, вкалывает и внюхивает, его благоверная ходит по клубам и там себя несколько нетяжело ведёт, в общем, образом, не подобающим для супруги богатого старпёра, по-кавалерийски оседлавшего нефтепровод, но так и не ставшего героем и образцом всей своей жизни - этаким клювастым дядюшкой Скруджем, купающемся в чёрном золоте России, поскольку золотой эквивалент денег, как известно, был отменён в нашей стране ещё задолго до рождения этого самого олигарха, а искупаться в действительном современном их финансовом эквиваленте - нескольких байтах записи в базах данных на серверах банка - представляется несколько затруднительной задачей, если, конечно, ты не Нео или Джонни-мнемоник. И тут олигарх доходит до точки кипения, идёт к нам и платит специфическое вступительное пожертвование на дальнейшие исследования, а мы вносим кое-какие правочки в его судьбоносный код.

Впоследствии оказывается, что конкуренты сталкиваются друг с другом, устраивают разборки в том же клубе, где по, конечно же, случайному стечению обстоятельств, оказывается и загулявшая супруга олигарха, в результате все перебивают друг друга, неблаговерная травится некачественной ешкой и помирает в клубном сортире от разрыва сердца во время начала стрельбы конкурентов своего мужа, весь бизнес которых за жалкие пару десятков миллионов долларов продаётся с молотка и оказывается в руках у нашего заказчика вместе выигрышным лотерейным билетом этак на пяток миллионов рублей карманных расходов ради, да ещё престарелый его дядя самых честных правил, скоропостижно окончивший свой век, оставил ничего ранее не слышавшему о нём племяннику четырёхэтажную виллу на Карибах и достаточно здравое завещание всего состояния и сундука драгоценностей впридачу, доставшегося на память о былых дядюшкиных подвигах под руководством Аль Капоне.

В общем, всё заканчивается хорошо и благополучно, прям в лучших экранных традициях американского мыла. Причём, по договору оказания услуг, мы имеем полное право потребовать десять процентов доставшегося олигарху состояния на развитие и совершенствование технологий Научно-Исследовательского Центра. Тем примерно и живём. Теперь тебе понятна работа всей этой системы? Как видишь, наш заказчик отнюдь не является профи равновесного плетения и даже понятия не имеет о том, что же это вообще такое, за него всё делает высокопрофессионально написанный нашими лучшими кодерами персональный алгоритм фортунаскрипта.

Кстати, возвращаясь к практике. С точки зрения воздействия нашего языка судьбы, практика равновесного плетения диаметрально противоположна по целям: она позволяет всеми возможными человеческому сознанию средствами противостоять вероятным сторонним скриптовым влияниям, выбирая, так сказать, каким бочком повернуться к миру, и какой в результате текст напечатать в книге собственной судьбы, поэтому иногда ещё мы неофициально называем равновесное плетение «внутренним Фортунаскриптом». В действительности, если вдуматься, то особой разницы между ними нет: только скрипты излучаются прямиком из Сферы Проекций, воздействуя на объект со стороны, а практика равновесного плетения осуществляется самим субъектом, излучаясь изнутри него вовне. Но в обоих случаях мы имеем дело с прямым влиянием на чистую информационную протоматерию энергии, а учитывая, что, в конечном итоге отсечения всех возможных лишних сущностей бритвой Оккама, из этой же самой протоматерии состоим и мы сами, то все подобные изыски хитровыпендренного ума, как бы мы их не называли - скриптами или практиками - сводятся лишь к тому, чтобы заставить наше естество снять маску и увидеть в отражении своё истинное лицо, сделав ему такую пластическую операцию, что никакая маска уже не потребуется.

И здесь весь выбор сводится к одному: либо у человека целый творческий коллектив хирургов-косметологов снимает маску во время беспробудного сна и делает ему пересадку лица, причём человек об этом так и не узнаёт, поскольку никогда не просыпается, либо каждый из таких хирургов-косметологов режет себя сам перед зеркалом в бодрствующем состоянии, и поэтому вся ответственность за получившийся казановый или квазимодый результат лежит только на нём самом. Надеюсь, моя метафора ясна? - сотрудник зала программирования вопросительно уставился на Севу. Тот неуверенно кивнул, в очередной раз обмозговывая уже начинающую не помещаться у него в голове свежевыжатую информацию.

На миг Севе показалось, что у него в голове перекатывается живой ком беспокойной овсянки, подтекающей то из левого уха, то из правого, и всё никак не находящий комфортного расположения своей варёно-зерновой сущности внутри черепной коробки. Но лекция тут же продолжилась:

- Видишь ли, Сфера Проекций надстоит над человеческим миром. По идее, твоя повседневная жизнь - это всего лишь один-единственный слой её, просто ты с самого рождения отточил свой навык нахождения на слое, называемом тобою реальным миром, что стал настоящим мастером. Ты мастер настолько, что умудряешься никуда из собственного мира не соскальзывать, хотя переливаться и перекатываться между слоями изначально гораздо проще для разума, нежели удержание в каком-то одном из них, что для реалий взаимодействия волн энергий видится даже как-то противоестественным.

Если бы ты соскользнул, то тут же оказался бы на одном из слоёв Проекций. В принципе, особой разницы нет, всё едино, граница только в человеческих головах - там, где заканчивается повседневность, начинается Сфера. Справедливо и обратное: там, где заканчивается Сфера, начинается повседневность. Но если бы люди их не разделяли, то оказалось бы, что вовсе не существует ни того и ни другого, а лишь только неисчерпаемое единое существование, весь смысл понимания которого сводится не к тому, чтобы как можно глубже проникнуть в него, а с точностью до наоборот - к тому, чтобы как можно сильнее отграничиться от его безразмерного сияния, поскольку энергии осознания, из которых всё и состоит, ограничиваясь до строго определённых конфигураций и форм, как раз и образуют то, что мы называем формой восприятия, а стремление воспринимать всю Вселенную, конечно же, может быть достигнуто, но самоотражение Сущего само на себя и так присутствует постоянно, делая возможным для мира просто-напросто быть, а поэтому в безграничных своих пределах осуществление осознания всего существования оказывается равнозначным не-существованию отдельных его форм и отдельных сознаний.

Так уж устроен мир: жизнь в высшей степени своего проявления становится смертью, а из смерти путём сложения и усложнения элементов порождается новая жизнь и новое сознание. Поэтому человеку не следует стремиться быть чем-то ещё принципиально другим, гораздо лучше стараться максимально актуализировать и расширить то, что в него заложено первоначально по природе человеческой. Только слой повседневности всегда казался человечеству маленьким, узким и крайне ограниченным своими многочисленными физическими законами, всеми силами поддерживаемыми людьми, отчего эти законы, теряя свою условность, становятся для каждого человека абсолютными и непререкаемыми - так действует модальность информационного поля человеческого разума.
 
Помысленное миллиардами становится реальностью для этих миллиардов, даже если для чуждых форм разума, живущих в слоях Сферы Проекций по абсолютно иным законам, оно видится именно тем, чем и является - всего лишь мыслью. Но поскольку все слои взаимосвязаны между собой причинно-следственными связями, то запуск любых фортунаскриптов на нашем слое отражается непосредственными событиями на слое повседневности: мы вовсе не разрабатывали никаких специальных устройств-электрогипнотизёров и космических излучателей. Всё гораздо проще и принципиально прозаичнее: мы просто сумели подстроить наши разработки под практическое применение извечного и открытого еще древними индусами свойства Бытия, известного, как Закон Кармы. Именно посредством неё наш Центр исследований и осуществляет свою глобальную научную деятельность.

Мы транслируем судьбоносный код внутри нашего слоя, как тонкая плёнка бензина разливается по поверхности лужи, да только лужа эта, можно сказать, расположена в небе и весь бензин её - не более, чем искусственно созданная форма тонко-переливчатых туч, отражающихся уже в лужах, разлитых по асфальту на Земле. И вот что поразительно: для луж, оказывается, нет никакой разницы, мираж ли их бензин или он действительно существует. Даже если его нет, лужа начинает воображать себе облик поверхности до тех пор, пока там действительно не появляется радужная плёнка, хоть бы она и оставалась всего лишь иллюзией от отражения плывущих по небу закатных облаков, расцвеченных в те же краски. Так алгоритмы достигают своей цели, поставленной нами. Вот посмотри на экран, а точнее - на экраны. На них ты можешь увидеть многочисленных испытуемых и заметить наших уважаемых заказчиков.

Тут только Сева обратил внимание на огромный экран, занимавший одну из стен зала и прямо-таки нависающий над ним, что ещё больше придавало помещению сходства с кинотеатром. На экране отображалась сеточка из экранчиков поменьше, занимающая всю его площадь как по вертикали, так и по горизонтали, а на каждом из этих небольших экранов происходило определённое действо, разворачивались сцены, ходили всевозможные люди, причём полностью независимо и никак не взаимосвязанно друг с другом по сюжету. Всё вместе это походило на видеопоток с камер наблюдения где-нибудь в кабинке у охранника, только гораздо ярче, широкомасштабней, чётче и многоцветней.

На некоторых из этих квадратиков вместо видео виднелся какой-то высокоуровневый объектно-ориентированный программный код, напоминающий, насколько Севе позволяли судить его невеликие познания в области разработки софта, совершенно абсурдную помесь из операторов, циклов, вызовов методов и функций в Delphy, C++ и Python с веб-элементами синтаксиса HTML и вставками на Perl, PHP и Ruby. По-видимому, это и был тот самый пресловутый Фортунаскрипт, в подробности реализации которого студент решил особо-то сильно не углубляться. Человек в зале продолжал рассказывать:

- Наши специально обученные учёные-инженеры пристально следят за процессом исполнения каждого из запущенных в работу фортунаскриптов, и если появляются хотя бы мельчайшие отклонения за пределы заданной программы, способные лавинообразно привести к очень и очень серьёзным последующим искажениям результата, то наши операторы внедряют корректирующие сниппеты, разработанные практически на все случаи жизни и постоянно совершенствующиеся, то есть такие маленькие клочки программного кода, влияющие на протекание процесса исполнения алгоритма. По правде говоря, сниппеты составляют основу большинства создаваемых нами в настоящее время скриптов, даже весьма пространных по объёму и сложных по уровню проработки разнообразных мелких деталей. Сниппеты - это как бы кирпичики, из которых строится обитель судьбы, ну или буковки человеческих шариков, о которых я тебе рассказывал. Что же до конкретной цели, поставленной перед тобой, то на сегодня ты её выполнил. Можешь быть свободен, иди домой, отдыхай, учись. Если нам потребуются твои услуги - мы сами тебя найдём, тогда и начнёшь потихоньку равновесно плестись по заветам наших рекомендаций методических. А будешь плестись неравновесно - не получишь впоследствии от нас ни шиша. Да ещё и пенделя тебе влетит. Не от нас уже, вовсе нет. Как бы это странно ни прозвучало, но от тебя же самого.

 - Что значит, «от меня самого»? - удивлённо уставился на сотрудника Сева. - Я сам на себя пендель обрушивать не собираюсь!

- Увы, всегда так, вот увидишь, и это, как мне кажется, довольно логично: отдача от корявого применения равновесного плетения всегда настигает того, кто неправильно плетёт. Обижаться здесь не на кого, ты же не обижаешься на третий закон Ньютона, если отскочивший от стенки шарик для пинг-понга, направленный туда твоею же зажатой в руке ракеткой, вдруг попадёт тебе в лоб или глаз? Ладно, всё, свободен, иди домой, я отпускаю тебя, - чуть агрессивно, с нажимом и иронической полуулыбкой сказал учёный.

- Как это «иди домой»? А где же обещанная оплата за сегодня, да и есть ли у Вас подобные полномочия направлять мои действия? Я ведь честно выполнил работу, которая от меня требовалась! - возмутился Лисичкин. Меньше всего ему хотелось уходить отсюда без денег, которые у него, как у обычного студента, и так-то не особо водились, притом потратив половину своего выходного дня на какие-то непонятные размышления, лекции и манипуляции.

- О, вот уж в этом-то ты даже не думай сомневаться, полномочия у меня, разумеется, имеются в полнейшем наличии. Деньги получишь у выхода на первом этаже. Там касса. Только сначала вернись в тело, будь так добр, проследуй до своего кабинета, - работник Центра сосредоточенно посмотрел студенту прямо в глаза, точно цирковой дрессировщик или заклинатель змей своему объекту дрессировки. Или, как минимум, он вёл себя, как режиссёр на первом показе собственного фильма.

Сева, покинув похожее на кинозал помещение, прошёл по коридору, открыл дверь кабинета и увидел себя самого, сидящего на кресле в окружении проводов и многообразной хитромудрой электроники. Сначала он подумал, что вернуться будет затруднительно, однако стоило всего лишь увидеть себя со стороны, и тут же на доли секунды произошёл провал в сознании. Этого оказалось вполне достаточно: спустя миг Севастьян уже бодро отцеплял от себя провода нейроинтерфейса и снимал гудящий и мигающий шлем виртуальной реальности, а ещё через минуту - садился в лифт, дабы спуститься на первый этаж, где действительно оказалась не просто касса, а целая бухгалтерия, занимавшая никак не менее доброй половины этажа.

В бухгалтерии ему безо всяких лишних вопросов выдали честно заработанные десять тысяч рублей. «Ого, ничего себе! И это за прочтение какой-то методички, да и то не до конца, и беседу с местными работниками! Пожалуй, выгодное заведение, надобно сюда наведываться периодически. Вот бы у меня в универе за каждую прочитанную в библиотеке методичку столько платили, так я бы оттуда вообще не вылазил», - обрадовался Лисичкин. - «Странно, а почему я раньше не замечал, что здесь у них бухгалтерия. Наверное, просто не интересовался». Помахав рукой суровому усатому казакообразному охраннику, читавшему ещё пару часов назад Севе нотации о соблюдении правил информационной безопасности, Лисичкин, облегчённо вобрав полную грудь свежего воздуха, вышел на улицу и направился домой, то есть в общажную комнату, шагая счастливо и беззаботно, точно стал после посещения Центра легче раза в два.

С этого самого дня жизнь его понеслась по невообразимой и поразительно насыщенной событиями траектории, причём, как отмечал и сам Сева, изменилась не сколько внешняя сторона жизни, сколько внутренняя, ведь до посещения НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО всё его студенческое существование напоминало зацикленное треньканье шарманки, настолько расшатанной, разболтанной и обветшавшей, что она оказывалась неспособна воспроизвести ни одной чистой ноты - к любому мажорному позвякиванию меди всенепременно примешивалось удушливое увядание минорных мотивов. Теперь же всё неожиданно стало совершенно иначе, и севина жизнь вновь заиграла настоящими красками самой себя, обретя вновь ту срединную самость сути, которую давно уже растеряла где-то одновременно с окончанием Лисичкиным детского садика.

Дело было, конечно же, не в самой жизни - она была и оставалась абстрактным явлением, вечным и неизменным в своём корне, как сама Вселенная. Дело было в способности Севастьяна отражать это явление в себе самом, демонстрируя миру процесс собственной жизни именно таким способом, которым ему удавалось проводить эту демонстрацию вот уже на протяжении двадцати одного года, семи месяцев и девятнадцати дней, не говоря уж о часах, минутах и секундах, в которых не было бы изначально никакого смысла, если бы не вездесущая способность человечества выдумывать любые смыслы на пустом месте, породившая из небытия понятие о времени, на самом деле, бывшем не более, чем отражением одного из свойств природы самого человека.

Несомненным для Севастьяна был и тот факт, что это самое прирождённое умение отражать процесс жизни вовне из года в год видоизменялось, представая перед миром постоянно под различными ракурсами, обязательно становившимися на момент такого показа фронтоном здания жизни, даже если год назад эта часть его свойств скромно поблёскивала плохо начищенной медной пуговицей где-то сбоку. Постоянное колебание ракурсов, накапливаясь со временем, превращалось в жизненный опыт, но вот предугадать, каким именно предстанет существование спустя ещё несколько месяцев - весёлым или депрессивным, вдохновенным или скучным, неожиданным или предсказуемым - у Севы никак не получалось, поскольку тайна мастерства ювелира, делающего огранку и шлифовку кристалла жизни, оставалась закрыта от взора студента за тёмными пределами океана доступности миропонимания.

Прочитанный Севастьяном в застенках Центра текст всё никак не шёл из головы. «Может быть, практика равновесного плетения именно в том и заключается, чтобы стать пауком, плетущим паутину, в которую попадаются такие вот ювелиры?» - размышлял на досуге Лисичкин. - «Или, как раз, наоборот, её смысл в том, чтобы стать тем самым ювелиром? Или всё-таки пауком, прикидывающимся ювелиром, прицельно попадающим в собственные сети, расставляемые им в моменты, когда он не прикидывается ювелиром, а остаётся самим собой, то есть пауком? Или же искусство в том, чтобы быть ювелиром, прикидывающимся пауком именно с той целью, дабы сплести паутину, в которую можно было бы попасться самому себе, поскольку если не прикинуться пауком, то откуда же появится паутина, ведь ювелиры паутину не плетут, разве нет?»

Как бы там ни было, с жизненным пространством творились поразительные метаморфозы, словно некто невидимый взял клубок севиного опыта восприятия и отмотал его назад до состояния осознания трёхлетнего ребёнка, при этом все последующие грани и знания никуда не испарились, зато ощущение жизни приобрело ничем не замутнённую, не опечаленную и не отягощённую ясность и пронзительность подвижной любопытности гиперактивного мальчика-детсадовца. Выглядело это так, словно Сева дотоле взирал на жизнь сквозь грязные окна, пыль с которых никто не протирал все двадцать один год его жизни, поэтому слой мутной пелены всё лишь накапливался, уплотнялся и разрастался, делая окружающий мир всё более тусклым и бесцветным, сообразно с процессом взросления Севастьяна, а тут вдруг кто-то не просто протер стёкла его настроений влажной фланелево-бархатистой тряпкой или кусочком ткани из микрофибры, но ещё и стырил эти стёкла для каких-то своих собственный ремонтных нужд, великодушно оставив студенту возможность взирать на пространные пейзажи открывающихся за окнами ландшафтов сквозь зияющие дыры пустых оконных рам и чистейший воздух открытых и доступных взору отражений его собственного ума.

Всё вдруг стало настоящим. Нет, конечно, оно и раньше было таковым, но вот именно сейчас это настоящее манифестировало собственную природу самым пронзительным, если не сказать, назойливым образом, как бы крича: «Я есть! Я существую! Посмотри, внутри меня необходима и неотъемлема каждая незримая мелочь, ведь на самом деле, каждая мелочь - это целая Вселенная!» Севастьян уже почти забыл, каково это - наслаждаться трелями птиц, проникаться каждой клеткой тела в изысканность ароматов южных цветов, встречать лоснящиеся и горящие тысячами красок рассветы и закаты, различать даже в самой простой еде целый букет вкусов и послевкусий, как утончённый дегустатор, проникаться в произведения живописи и скульптуры, забывая себя, оказываясь в замыслах творцов искусства всем своим естеством, чувствовать малейшие колебания настроений друзей и подруг во время беседы, видеть, что каждый камешек под ногами, каждая жилка насыщенно-изумрудных листков растений, каждый кажущийся беспорядок природных случайностей - на деле - одно из многочисленных улыбок искристой драгоценности, имя которой - заведённый порядок вещей Бытия, пронзающего Севу до самых первооснов его личного существования, да и сам он, если вдуматься, был всего лишь одним из танцоров глобального и вечного вальса на неутихающем балу феерии исконного мироздания.

Даже в музыке, которую студент слушал от случая к случаю, прежде не считая её чем-то особенно интересным, захватывающим и интригующим, Лисичкин начал различать тысячи созвучий в десятках параллельно звучащих партий на далеко отстоящих друг от друга октавах, перетекающих из одной в другую, точно механизм всей этой звенящей ранее где-то на заднем и дальнем фоне внимания певучей какофонии, являл отныне все детали, схемы и чертежи, раскладываясь в севиной голове на стройную последовательность математически выверенных алгоритмов. И что это была за музыка! Теперь Севастьяну попадались лишь мелодии и песни его любимых исполнителей, причём самые лучшие и проникновенные из композиций, но он мог бы поклясться чем угодно, что никогда ранее этих композиций не слышал.

Ему даже пришла в голову мысль, что понимание музыки - явление сугубо общественное, поскольку вне зависимости от того, что он слушал - рок, классику, сайтранс или гимн - корень всех произведений эмоциональной звукописи был един и произрастал из интонаций человеческого голоса, вызывая в слушателях настроения радости, бодрости или возвышенности ровно посредством того же самого механизма, которым удавалось влиять на умы и мысли экспрессивным восклицаниям и волнующему шёпоту театральных актёров, школой которых изначально было само человеческое общество, а учителями общества - переливы птичьих трелей. Иными словами, умеющего лишь рычать и чирикать Маугли было бы абсолютно бесполезно пытаться приучать к высокой культуре, позволяя ему вникать в классические сонаты и фуги: для ребёнка, выросшего среди джунглей, сказочные переливы сочинений классиков не были бы эмоционально окрашены вообще никак, и ровнёхонько с тем же успехом можно было бы пытаться его воспитывать, включая записи пилорамы, пылесоса или сливного бачка.

Но поскольку восприятие музыки - это функция, зависимая от языка и лежащая в тени его интонационных особенностей, то и умение чувствовать музыку различается у разных народов ровно в той же степени, в какой различаются смыслы интонаций в разных языках: так, мелодия, услышанная англичанином, вызовет у него один набор эмоций, и несколько иной, нежели, например, у японца или китайца. По той же самой причине близки оказываются стили народных напевов у этнографически и лингвистически близких друг другу национальностей, но, в то же время, довольно-таки сильно отличаются у народов, принадлежащих вообще к разным языковым семьям. Стоило лишь сравнить залихватски-ковбойское кантри у американцев, неторопливо-хороводные клюквенные «берёзки, малинки и калинки» в нашей стране и китайскую пентатонику - сразу же связь языка и музыки становилась очевидной. Почему-то до посещения Центра Севастьяну подобные мысли в голову не приходили.

Да и вообще, ощущения, настроения и чувства, ежесекундно посещавшие Лисичкина, вихрями сменяя друг друга, были настолько непривычной интенсивности и направленности, что он начал подозревать, будто ему в Центре грешным делом ввели во время обучающего сна какой-нибудь вялотекущий долгоиграющий психоделик, что также могло быть частью эксперимента в рамках проводимых там научных исследований, однако внимательно прислушавшись к мыслям, не терявшим ясной логичности, последовательности и упорядоченности, Сева отбросил эту идею как заведомо бредовую и параноидальную, да и со времени посещения Центра прошёл уже почти месяц: так долго действовать не было способно ни одно даже самое засекреченное военными вещество, но и никакого иного логического объяснения своему зашкаливающему счастью, свалившемуся как с небес на голову, студент также не находил.

«Может быть, я стал одним из тех, к кому применили тестовый фортунаскрипт?» - с завидной регулярностью промелькивала в голове у Лисичкина мысль, но развивать её почему-то не хотелось, поскольку в таком случае следовал единственный и неумолимый вывод о том, что это искусственное счастье скоро закончится, как заканчивается исполнение набора команд в пакетных файлах винды, как раз в это время изучаемых Севой на университетских лекциях по информатике. Происходящие изменения затрагивали не только внутреннюю сторону жизни и область его настроений: если бы дело обстояло именно так, то психология (а то и психиатрия - чем чёрт не шутит?) оказалась бы способна найти объяснение вездесущему позитиву, и если бы не нашла, то придумала бы точно - от банального возрастного кризиса, переосмысления жизни и гормонального сбоя до какой-нибудь экзотической гипоманиакальной стадии цикломатического синдрома.

Однако изменения происходили и во внешней, вроде бы объективной среде, имеющей мало отношения к творящимся в голове процессам, будь то змеящиеся клубки заморочек или же нега запредельной радости. Поначалу крупным открытием для Лисичкина стало окончание второго семестра с круглым отличием, при этом заваленный им семинар почему-то совершенно не учитывался. Буквально ещё через несколько дней ему, университетскому отличнику, предложили поехать летом на пару недель в санаторий за счёт вуза, а еще через день им как-то уж слишком активно стала интересоваться первая красавица на всём четвёртом курсе Кристина, вообще раньше не замечавшая Севу и не желавшая с ним общаться, и сей интерес даже успел перерасти у них в весьма бурную дружбу. Затем Севастьян с удивлением узнал, что его из старой полу-аварийной комнаты с облупившимися стенами и потрескавшимся потолком переселяют в только что отстроенную новенькую общагу с евроотделкой. Всё это было таким бесхитростным, простецким и мелочным, но всё же настоящим удачливым счастьем.

Прошло ещё около месяца, и полностью вступило в свои права жаркое засвеченное лето, осеняющее каждого жителя той климатической зоны, в которой обитал Севастьян, нестерпимой засушливой духотой резко континентального климата. Позади остались экзамены, а впереди - возвращение в родной город, короткое расставание с подругой Кристиной и последующая поездка с ней же в предложенный универом санаторий на берегу горного озера. Потянулась череда весёлых дней доброй солнечно-летней лени и уверенного ожидания чего-то неопределённо светлого, лучшего и захватывающего, некоего сюрприза судьбы, теперь уже постоянно и неизменно улыбающейся Севастьяну до самых ушей. И сюрприз действительно произошёл.

В тот день, шестой по счёту день пребывания на курорте, Лисичкин со своей подругой отправился на прогулку по горным окрестностям озера, и уже часа три расхаживал по хвойному лесу на свежем воздухе, любуясь периодически попадающимися на пути древними пещерам - былым обителям ранних кроманьонцев, реликтовым деревьям возрастом в несколько веков, распластавшим по скалам многометровые щупальца серебристых корней, да открывающимся с головокружительной высоты видам далёких, подёрнутых синеватым туманом, пиков гор, поросших такими же мудрыми и старинными скрипучими елями. Сева с Кристиной неторопливо шли по одному из предложенных в доме отдыха маршрутов, пересекали какие-то узкие речушки, почти что ручейки, через которые были проброшены раскачивающиеся на ветру и под весом пешеходов подвесные мостики, вдыхали ароматы краснокнижных цветов и проникались невообразимо прекрасной, гармоничной и первозданной атмосферой нетронутой человеком природы непуганых птиц и непримятых трав. Вдруг внимание студента привлекла каменная площадка на вершине ближайшей скалы, куда почему-то его потянуло с невообразимой и неподдающейся никакой логике силой. В этом нависающем над верхушками древних деревьев гранитном утёсе мерещилось что-то мистическое и таинственное, и в то же время, до боли ностальгическое и знаково знакомое, вызывая у Севастьяна щемящее сердце чувство дежа-вю.

- Постой здесь, я сейчас, скоро вернусь, - обратился Лисичкин к подруге. Кристина подумала, вероятно, что её друга приспичило посетить ближайшие кусты, поэтому не стала перечить, однако Сева, вместо этого, принялся проворно карабкаться на скалистую вершину в сторону нависающей платформы. Когда цель была достигнута, ему открылся невероятной красы пейзаж: рядом, уцепившись корнями за боковую грань гранитной плиты утёса, росло тонюсенькое хлипковатое деревце, на которое даже жалко было смотреть, зато далеко внизу, видимая как с крыши тридцатиэтажной высотки, простиралась тёмно-зелёная чаща, топорщащаяся махровыми и игольчатыми зазубринами хвойных верхушек, а ровно под Севой, на сияющей драгоценностями цветущих трав ароматной поляне, кружили точечки вечно занятых букашек и говорливо бурлил вкусный ледяной родник, освежающе прорывавшийся прямо из-под скалы. Чуть поодаль, за лесом, голубым язычком, торчащим прямо из горизонта, поблёскивала чуть рябая гладь озера, на берегу которого стоял санаторий, сейчас не видимый из-за высоких стволов деревьев. Вид завораживал и вызывал наплыв сугубо детских воспоминаний и ассоциаций.

Вдоволь налюбовавшись и уже собираясь начать спускаться по дорожке к скучающей внизу Кристине, Сева услышал едва различимый шорох, как будто где-то просыпался песок. Когда же источник звука стал ему очевиден и понятен, то болезненный и многократно усиленный ужас сковал тело морозными иглами. Это чувство было поистине безграничным и всепоглощающим, напоминая разве что всю ту невыразимую гамму эмоций, которую испытывает дрожащий от страха темноты ребёнок. Доли секунды потребовались плоской плите, на которой любовался пейзажами студент, чтобы, нарушив хрупкое равновесие, сорваться и полететь вниз. Сквозь истеричный крик подруги, наблюдавшей всю эту сцену со стороны, Севастьян успел подумать, как будто в замедленной съёмке наблюдая около себя скользящую вверх гранитную стену, насколько же глупо было вот так бездумно потерять жизнь, которая и длилась-то по-настоящему всего лишь два последних месяца, тогда как всю предыдущую жизнь он, кажется, проспал в однообразной круговерти колеса, вращаемого белкой-зомби, вырабатывающей таким способом электричество для включения аппарата огранки камня судьбы ювелиром разума, ловящимся в сети выдуманного им же паука иллюзий.

«Весь ужас сложившейся ситуации», - хаотически мелькали мысли в голове у Лисичкина. - «даже не в том, что я сейчас вдребезги разобьюсь, а в том, что паук, ювелир и белка - это, на самом деле, одно и то же существо». В этот момент скала достигла поверхности Земли, и плававший над ней в невесомости свободного падения Сева моментально завалился на бок. Странное дело, но он не ощутил никакой боли, но в то же время не мог пошевелить ни единым пальцем руки или ноги, да и не чувствовал тела вовсе. Он ожидал увидеть яркий белый свет в конце туннеля, ангелов, бесов, маленьких зелёных или синих человечков, кошмарных астральных сущностей, пришедших его забрать - в общем, всё, что угодно, но вместо этого заметил, что мир просто застыл. Пролетавшая в небе чайка повисла, будто оказалась декорацией на ниточках заклинившего механизма, ветер пригнул травинки на поляне - и они так и остались незыблемо согнутыми, точно бы некто их опрыскал в промелькнувшую в неизвестность секунду моментально застывающим лаком для волос, а над травами, подобно чайке, жирными и чуточку мохнатыми точечками поблёскивали пчёлы, шмели и мошки. Даже волны протекавшего рядом ручейка остановили кружево танца, кристаллически заледенев прозрачными складками тишайшего водного покрывала.

Это продолжалось всего секунду или две - срок вполне достаточный, чтобы Севастьян успел удивиться такому совершенно неожиданному окончанию собственной жизни, но недостаточный, чтобы успеть разглядеть подробности законсервировавшейся картины природы, будто сошедшей с полотен Шишкина. Лисичкин даже успел осознать роившуюся в его голове мысль, которая так и осталась чистым пониманием, не оформившимся в слова, но означавшим нечто наподобие: «Может быть, такая она и есть - смерть? Просто растянутый в бесконечность последний миг жизни, который будет теперь длиться вечно и в который уже никогда и ничего не произойдёт?»

Мысль сию самым бестактным образом прервал громкий властный голос, донёсшийся сразу со всех сторон: «Довольно. С него хватит. Пора и честь знать». За голосом последовало резкое и неприятное изменение гравитации, похожее на перегрузку во время восхождения самолёта к небу или, как минимум, во время начала движения скоростного лифта вверх. Ещё где-то через секунду кто-то что-то снял с севиной головы, словно шапку, и студент, тяжело дыша, с мучительной резью в глазах смутно разглядел оборудование кабинета в НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО. Собственно, это и был тот самый кабинет, из которого он два месяца тому назад отправлялся в Сферу Проекций, дабы прочитать вступление к методичке и абстрактно побеседовать с сотрудниками Центра о фортунаскриптах.

- Ааааааргх, - только и сумел простонать Севастьян.

- Вставай, страдалец... или счастливец, рабочий день закончился, пора домой, - стоящий рядом человек нетерпеливо показывал на часы.

- Как я здесь оказался, почему я не погиб? - студент ошарашенно озирался по сторонам.

- Как оказался? А то будто сам не помнишь - ножками к нам пришёл восемь часов тому назад. А почему это ты решил погибнуть? Мы только безопасные эксперименты проводим, это ты зря так говоришь.

- Я со скалы упал. Только что.

- В курсе уже, хотя в нашем скрипте, к слову сказать, этого не было. Впрочем, ничего страшного: небольшие флуктуации алгоритмов допустимы при использовании неотлаженных бета-версий скриптов. Ну да мало ли что тебе там почудилось.

- Но два месяца...

- Восемь часов, товарищ Лисичкин, восемь часов, не два месяца. К тому же сейчас, как ты помнишь, поздняя осень, а у тебя какое время года было, а? Жаркое лето. Мог бы и сам догадаться, что отдельные детали немного не стыкуются. Но ты воспринял лето как должное.

- Может быть, мне хоть кто-нибудь объяснит, что здесь вообще происходит? - начал раздражаться Сева.

- Вот так всегда... - смиренно вздохнул человек, в котором студент признал одного из сотрудников Зала алгоритмизации. - Тебя погрузили в Сферу Проекций, где ты ознакомился с азами управления этим состоянием посредством силы осознания, воли, намерения и избирательного внимания. Когда ты покинул наше помещение с экранами, мы, как и предполагалось, запустили тебе вослед один из наших фортунаскриптов на бета-тестирование. Естественно, мы тебе об этом ничего не сказали - в случае, если бы ты знал об этом, эксперимент не мог бы считаться чистым. Исследованию подлежала проверка на наличие ошибок и степень корректируемости фортунаскрипта практиками равновесного плетения, однако в твоём случае они приняли единый вектор воздействия, только усиливая друг друга в циклическом развитии сюжета. Собственно, бета-тестирование и предполагает виртуальную проверку алгоритма в безопасной «песочнице» Проекций до его реального внедрения в жизнь.

- Но я точно помню, что пробуждался уже в этом кабинете, снимал оборудование, шёл домой...

- О, ложное пробуждение - это один из излюбленных нами приёмов, оформленных специально разработанным сниппетом применённого к тебе фортунаскрипта. Позволяет переложить основную работу с наших фортунакодеров на подсознание испытуемого. Мы же не знаем, как, например, выглядит твоя комната в общежитии изнутри или твоя выдуманная подруга Кристина без одежды. Ну теперь-то знаем, хе-хе, мы за всей твоей жизнью в Сфере Проекций наблюдали с наших экранов, такое, знаешь ли, реалити-, точнее, виртуалити-шоу. А за некоторыми испытуемыми, уж поверь, наблюдать бывает очень и очень прелюбопытно.

Сева густо покраснел и поспешил сменить тему беседы:

- Но ведь всё было таким ярким, таким реальным до мелочей, всё выглядело совсем, как в жизни!

- Ага, как в жизни, только ещё лучше, да ты заметил. Весь тот мир создал ты сам - и именно потому, что не знал факта собственного пребывания в слоях Проекций. Ложное пробуждение - просто отличный способ обмануть собственный мозг, заставив его показывать тебе именно то, что ты ожидаешь увидеть. До мелочей. На деле, там не было никаких ограничений или физических законов, но их ты тоже создал сам, скопировав по привычке из повседневной действительности. Говоря точнее, ты скопировал даже не сами законы, а только твой личный способ взаимодействия с ними в обыденном мире бодрствования.

В Сфере Проекций, если ты не можешь пройти сквозь стену, то это вовсе не означает, что она плотная и материальная, мало того, это даже не означает, что стена вообще существует. И если ты прыгаешь и не улетаешь в небо, то это вовсе не доказывает, что на тебя там действует хоть какая-то сила гравитации, просто ты привык, что с тобой должно, несомненно, всё происходить именно так. Единственная веская причина, по которой ты в почудившиеся последние два месяца жизни не прожигал взглядом стены, не телепортировался и не превращался в других людей или даже животных, заключается в том, что тебе и в голову не приходило, что так можно делать, ведь ты думал, что вокруг - обычная реальность.

А это оказалась реальность совершенно необычная. Грань между ними тонка, ибо обе стороны оных не более, чем твои собственные интерпретации, порождаемые в процессе жизни. Но в первом случае ты забываешь о том, что суть содержания твоего восприятия - это всего лишь интерпретация, настолько стабильны и реактивны схемы твоего собственного разума. Во втором случае ты не склонен почитать воспринимаемое за реальность вообще, поскольку отсутствует стабильность, которую общественное соглашение привыкло признавать обязательным для отличия действительности от галлюцинации. Проблема в том, что подобный подход - заблуждение. У любого процесса восприятия есть основа, подоплёка, опора резонанса осознания, без которой порождение образов невозможно. Всё воспринимаемое - так или иначе, есть интерпретации областей существования, различны лишь сами эти области, источники откликов восприятия, суть которых всё равно пребывает вне пределов доступного уму постижения. Всё воспринимаемое - существует, но не может быть принято на веру, поскольку непостижимо в корне. Несуществующее не подлежит перцепции. Любые рассуждения о беспочвенных фантазиях - не более, чем бесплотные и бесплодные спекуляции замкнутого на себе ума, чьё внутреннее обустройство и предопределило склонность к порождению логических заблуждений, настолько укореняющихся в стереотипах, что давно принимаемы априорно.

Мы здесь - лишь сценаристы, направлявшие сюжет потока твоих видений, создававшие оболочки, трафареты, эскизы в подсунутых тебе персональных раскрасках. Подлинные же шедевры на основе намеченных нам засечек, как уже было сказано, генерировал ты сам, вернее, твой рассудок. Что же до яркости чувств и пытливости гибкого и ясного ума, как в детстве, то они типичны для состояния нахождения на слоях Проекций, выраженно проявляя себя таковыми практически всегда: всё-таки сущность Сферы - это изменённое состояние сознания, и в нём сокрыто ещё немало тайн, загадок и возможностей, которые только предстоит познать будущим исследователям.

Одно мы знаем определённо: когда ты путешествуешь по слоям Проекций, твой разум настроен эволюционно ближе к корню, его породившему когда-то в Первобытности. Это очень и очень древний мир власти бессознательных и архетипических сил, с которыми человечество когда-то плотно общалось много тысяч лет тому назад, но с развитием цивилизации заменило естественные возможности собственного мозга функциональностью техники, почти напрочь позабыв о том, как именно путешествовать в потаённую где-то внутри Бесконечность. Мы же, можно так сказать, подобно доисторическим жрецам, возрождаем эту способность, только уже на современном уровне и без излишней мифологизации. Хотя, кто знает, быть может, мировоззрение современного человека есть ничуть не меньший миф, чем основа мировоззрения древних греков, египтян или шумеров?

- Я же провёл там два месяца, как так? А сейчас Вы говорите, что прошло всего восемь часов, и ничего не было. - Сева решил не сдаваться до тех пор, пока не узнает ответы на все интересующие его вопросы, и потому гнул свою линию.

- А это одна из самых пугающих особенностей наших исследований. Пугает всех новичков. Время в слоях Проекций течёт гораздо быстрее, чем в реальном повседневном мире. Ты можешь провести в Сфере полжизни, а на деле пройдёт не больше месяца. Если, конечно, ты сможешь целый месяц ничего не кушать, не пить чаёк и не посещать уборную. У некоторых далай-лам подобное получается даже безо всякого оборудования, но у нас в Центре ни один далай-лама не работает. Вот засядут где-нибудь в тибетской пещере, и сидят так лет по четыреста, сушатся потихоньку. Представляешь, сколько миллионов лет проходит по их субъективному внутреннему времени? Мне даже несколько жутковато такое представить.

- Надо же, столько событий - и всё лишь игра бессознательного? - Лисичкин уже смирился с иллюзорностью произошедших с ним событий, успокоился и теперь усердно старался обмозговать услышанное.

- Увы и ах. Но нам пора. Из-за тебя, Севастьян, я, между прочим, был вынужден немного задержаться на работе. Пойдём. Не забудь получить оплату за честно проведённый на работе день. Бухгалтерия на первом этаже. Да ты увидишь.

Студент встал, разминая тело, затёкшее от долгих плутаний по закуткам разума. Бухгалтерия действительно оказалась на первом этаже, причём ровно там же, где он её и видел, когда получал десять тысяч, думая, что очнулся. На сей раз, оплата оказалась куда как более скромной, однако же, и более реальной за восемь часов фактически бессознательной деятельности: ему заплатили всего лишь пятьсот рублей. Но Севастьяну уже было, по сути, всё равно, он чувствовал себя уставшим и психологически истощённым, а единственное, что его занимало, так это как бы поскорее забыть произошедшее с ним в Центре, возвратившись в успокаивающую своей предсказуемостью и повторяемостью круговерть повседневной бытовой жизни.

Когда же Сева покинул помещение, то его взгляду предстал дивный вид: вокруг не было даже намёка на пригород, а от закрывшейся двери за спиной только она одна, собственно говоря, и осталась: дверной косяк и вставленная в него дверь, которую можно было бестолково открывать туда-сюда. Бестолково потому, что дверь стояла во чистом поле и всё равно никуда не вела. По цветочному лоскутному одеялу духмяных трав, окружавшему студента, плыли какие-то выдолбленные из цельных стволов старых деревьев лодки, в которых сидели раскрашенные в яркие цвета аборигены-дикари, похожие на коренных австралийцев. Небо же являло подобие увеличенного через линзу дна аквариума, хозяин которого явно тяготел к экзотике и попытался воспроизвести некоторое подобие флоры и фауны Индийского океана. Под ногами то и дело путались кряжистые и узловатые карлики приземистых бонсаев, напоминающих здесь не столько результаты японского искусства выращивания миниатюрных деревьев, сколько стелющуюся по вечной мерзлоте тундровую растительность Сибири. Вдалеке высились громады секвой, оплетённых замшелыми лианами, в которых виделось или же просто мнилось смутно различимое шевеление неведомых зверей.

Рядом с Севастьяном, на самой периферии его зрения справа, обозначилась плотно-зыбкая тень, на которой всё никак не удавалось сфокусировать зрение из-за мелькающих чуть поодаль аборигенов в лодках. Когда же это удалось, то тень вдруг оказалась блондинкой Кристиной, тотчас же бросившейся Севе на шею и принявшейся его обнимать. Но Севастьян был задумчив, как никогда.

- Скажи, Кристя, когда это всё закончится уже? - спросил он у девушки.

- Что закончится? - Кристина изобразила удивление на лице.

- Эксперимент когда закончится?

- Откуда мне знать? Ты же и сам прекрасно понимаешь, что меня не существует, - подруга хитро улыбнулась и подмигнула Севастьяну.

- Вот именно это-то меня и волнует. Тебя не существует, а я вижу тебя так же реально, как и любого другого человека. А я уже хочу, наконец-то, перестать видеть того, чего не существует, и видеть только то, что действительно есть. Хватит с меня экспериментов на сегодня.

- А откуда ты знаешь, что есть на самом деле, а чего нет? И сколько уже длится по времени это твоё «сегодня»?

- Что ты подразумеваешь, Кристина?

- Я хочу сказать, откуда тебе знать точно, что вся твоя жизнь - это не всего лишь ещё один беспристрастный научно-исследовательский эксперимент, проводимый в НИЦРАККИ и ПИГЗКИПЧО? Или, быть может, вся наша цивилизация - это лишь самадхические видения просветлённого бодхисаттвы, четыреста лет медитирующего высоко в горах Тибета, и каждый из нас возникает на мгновение здесь и сейчас именно в тот самый момент, когда фокус внимания расширенно-изменённого сознания мудрого восточного старца полностью сосредотачивается на каждом из нас, именно этим актом своего сосредоточения создавая нас и всю кажущуюся историю нашей жизни, но лишь до тех пор, пока его внимание не переключится на что-то другое, создав это что-то другое, а нас растворив в небытие тени его разума. Именно поэтому всё и всегда существует лишь здесь и сейчас: миг назад его ещё просто не было, а ещё через мгновение его уже не будет, но узнать об этом будет тоже некому, поскольку лишь нечто способно ведать о том, что оно существует, уже в силу того, что оно существует. А то, чего не существует, знать о том, что его не существует, не способно именно потому, что его не существует.

- Умеешь ты радовать, Кристина. И успокаивать тоже. Думаешь, мне после твоих слов легче стало?

- Это не я. Я тут вообще ни при чём. Это ты сам себе наговорил. Нагрузился и запутался тоже ты сам. Меня же нет. Забыл?

- Я просто хочу понять, что есть что. Вот и всё.

- Тогда лучше не задумывайся о подобных вещах: чем больше будешь задумываться, тем только хуже себе сделаешь. Всё, что ты можешь понять - это отражение твоего собственного эмпирического опыта, полученного от органов чувств, которые, как известно, врут. Причём, как и все мошенники, врут они настолько правдоподобно, что ты им веришь, точнее, веришь не ты, а верит, ежесекундно получая поток вранья, некое, отождествляемое с тобой, представление о «Я», причём присутствующее даже не само по себе, а только как отражение себя внутрь себя же, порождающее, опять-таки, самого себя.

Хотя если внимательно посмотреть, что же именно там такое отражает и отражается, то не обнаружишь ничего, кроме системы хитро вывернутых кривых зеркал, постоянно искажающих действительность так, что это самое «Я» образуется именно из их кривизны и в силу их кривизны. Получается, что тот водопад вранья, который постоянно обрушивается на тебя секунда за секундой - это и есть ты сам, а что же касается секунд, то и они существуют исключительно в силу того, что одно враньё в потоке тебя сменяет другое вранье. Так устроен мир человеческого восприятия. Поэтому наш с тобой счёт один - один. Точнее, ноль - ноль, поскольку тебя не существует ровно тем же способом, как и меня. Впрочем, есть только способ существовать. Не существовать способа нет. Так с чем ты там решил разобраться?

- Подожди, Кристина. Мне надо сосредоточиться, ты меня своими рассуждениями только ещё больше запутала. Как же меня не существует, если вот он - я? Хотя, если смотреть с другой стороны, то тебя ведь и впрямь нет, а вот она - ты. Давай по отдельности. Вот дикари плывут. Кто или что они? Откуда они взялись?

- Откуда-то из глубин твоего потока вранья всплыли, - чуть насмешливо улыбнулась Кристина. - Я не могу тебе ответить, что за явление эти плывучие аборигены. Зато я могу показать тебе, кто я.

- Давай. Покажи, - Сева дошёл до такой кондиции, что не возражал бы в том случае, если бы ему прямо на голову вдруг свалилась водородная бомба.

- Да пожалуйста. Сам напросился, - с этими словами девушка превратилась в огромный и ярко светящийся кипяще-клекочущий пузырь и тотчас быстро улетела за горизонт, где высились великаны секвой.

Сева же, всеми силами стараясь уподобить собственный разум водной глади во время штиля так, чтобы в нём не проскакивала ни единая мысль, отрешённо поплёлся сквозь поле куда глаза глядят, уворачиваясь от лодок австралийских аборигенов, снующих среди колосящегося полевого разнотравья по каким-то лишь одним им ведомым делам.