Если ты наркоман, то героин – это твой хлеб насущный, и тебе на самом деле больше ничего не нужно. Есть наркоманы, которые постоянно увеличивают свою дозу, и это становится причиной передозировки. Что касается меня, то мне нужно было ровно столько, чтобы поддерживать себя в рабочем состоянии. Для меня это стало неотъемлемой частью повседневной жизни. Бывали мучительные моменты, когда наркота у вас заканчивалась, а твоя старушка говорила: мне срочно нужна доза! Дорогая, нужно немножко подождать, пока придет человек. Иногда бывали перебои с поставками героина, и тогда наступала “засуха”. Это были тяжелые для нас дни. А они, пользуясь бедственным положением людей, безбожно взвинчивали цены. Их не волновало, есть у тебя такие деньги или нет. Я же не мог сказать им: “Да вы знаете, кто я такой?” Для них я был просто рядовым наркоманом. Когда мы оставались совсем без наркоты, мне приходилось самому идти по злачным местам, и ты как будто попадал в грёбанный бассейн с пираньями. Это было со мной пару раз на Ист-Сайде в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе. Мы знали их уловки - ты брал товар, рассчитывался, а когда выходил оттуда, тебя уже поджидала другая банда, и отбирала то, что ты только что купил. В таких случаях, выходить нужно было спокойно, и если видишь, что кто-то стоит за дверью, на всякий случай пнуть его по яйцам, потому что никогда не знаешь, чего от них ждать. Но пару раз было и такое – к черту, пойдем за наркотой! Стой здесь, ты прикроешь меня. Когда я выйду с товаром, я начну стрелять первым, они тоже начнут стрелять, тогда и ты стреляй, выпустишь несколько пуль во все стороны, а потом убегай как можно быстрее. У них мало шансов попасть в темноте по движущейся цели. Немного удачи, и мы благополучно выберемся оттуда. Вспышка, выстрел, удар, а нас уже и след простыл. Мне это нравилось. Это было настоящее приключение. Со мной такое случалось только дважды. А в основном жизнь состояла из повседневной рутины. Я просыпался утром, и первым делом шел в ванную, не для того, чтобы почистить зубы, а чтобы уколоться. Потом я вспоминал, чёрт, мне ведь нужно еще пойти на кухню за ложкой. Глупый ежедневный ритуал. Вот дерьмо, я ведь вчера вечером должен был принести сюда ложку, чтобы лишний раз не ходить за ней на кухню. С каждым разом это всё больше и больше напрягало. И всё сильнее становилось желание слезть с иглы. Всего одна доза, когда ты уже чистый – это убийственно. И самое главное, ты можешь завязать, но все твои друзья - наркоманы. Очиститься, значит вырваться из этого круга. Но они всегда будут пытаться затянуть тебя обратно, и не важно, любят они тебя или ненавидят. “Это классная вещь, попробуй”. Трудно противостоять их давлению. Сколько “холодных индеек” ты можешь выдержать? Это смешно, но ты никогда этого не знаешь, когда сидишь на игле. Сколько раз, во время ломки, я точно знал, что мое спасение рядом, за стеной, там полно этого дерьма, и ложка наготове, и всё остальное. В конце концов я вырубался, а когда просыпался, вся стена была в кровавых следах от моих ногтей, это я во сне царапался в стену, пытаясь добраться до туда. Неужели это того стоит? Я твердо решил, что да, стоит. Я бы мог быть таким же, как Мик, самовлюбленным, капризным, и всё такое, но ты не можешь быть таким, если ты наркоман. Есть определенные реалии, которые вступают в игру, ты все ниже опускаешь свою планку, и в конце концов оказываешься даже не на обочине, а в канаве. В тот период мы с Миком, можно сказать, развернулись друг от друга почти на 180 градусов. У него не было времени возиться со мной, он считал, что это бесполезно… С одной стороны, я был вроде как “номер один” в мире, а с другой, я понимал, как низко я опустился. Ты, сукин сын, ты готов пойти на всё ради наркоты. Но я сказал: я сам себе хозяин. Никто не может указывать мне, что я должен делать. Но вдруг понимаешь, что ты полностью в руках у дилера, и это отвратительно. Ждать этого му**ка, и упрашивать его? Ты начинаешь ненавидеть сам себя. Целый мир для тебя сужается и сводится к допингу. Ни о чем другом ты уже не можешь думать. Большинство наркоманов, в конце концов, становятся идиотами. Именно это заставило меня остановиться и задуматься. Смогу ли я быть немножко умнее? Что я делаю среди этих подонков? Они просто скучные люди. Хуже того, многие из них очень яркие личности, и они вроде бы знают, что их обманывают, но потом… почему бы нет? Всех остальных тоже кто-нибудь да обманывает, в конце концов, мы все обманываем сами себя. Не нужно быть героем, чтобы принимать наркотики. Ты можешь стать героем, если откажешься от них. Я любил это дерьмо. Это самая соблазнительная вещь в мире. Но если я решил – хватит, значит, хватит. Я должен был расширить свои горизонты…
Мое “канадское дело” имело свое продолжение. Я каждую неделю летал из Нью-Йорка в Торонто. При этом я не переставал время от времени принимать свою дрянь. В Торонто есть маленький аэропорт, оттуда я обычно летал обратно в Нью-Йорк на частном самолете. В одной из таких поездок, перед взлетом, я пошел в сортир, чтобы уколоться. Я сидел в кабинке, и только я приготовил ложку, как увидел снизу эти шпоры. Это был грёбанный полицейский во всем своем обмундировании. Он зашел туда поссать. А вдруг он унюхает запах героина, и что-то заподозрит?… Тогда мне конец. И мы все тогда окажемся в жопе. Бряк, бряк, и шпоры ушли. Сколько шансов у меня осталось? Всё это слишком затянулось. Черная туча нависала надо мной. Мне грозило тройное обвинение: торговля, хранение, и перевозка. Приближалось тяжелое для меня время. Мне было необходимо подготовиться к этому. Это было еще одной причиной, почему я решил очиститься. Я не хотел, чтобы холодная индейка застала меня в тюрьме. Я хотел подождать, пока мои ногти немножко подрастут, ведь когда ты попадаешь в тюрьму, это твое единственное оружие. Ко всему прочему, я мог лишиться возможности ездить по миру и работать. Через месяц, в июне 1978-го, должен был начаться наш тур в поддержку альбома “Some Girls”. Я знал, что я должен быть чистым перед туром. Джейн Роуз спрашивала меня: “Когда ты пойдешь на очистку?” Я говорил ей: завтра. За год до этого я уже очистился, но потом снова сорвался. И это был последний раз. Я больше не хотел слышать о наркотиках, не хотел иметь с ними дела. Для меня это был пройденный этап. У меня десять лет стажа, мне пора остановиться, получить медаль, и уйти на пенсию. И Джейн прошла вместе со мной через всё это, благослови Господь ее грёбанное сердце. Должно быть, ей было ужасно трудно, даже хуже, чем мне. Ей пришлось стать свидетелем того, как я лез на стены, срал под себя, и всё такое. Как она всё это выдержала? В это время наша группа репетировала перед предстоящим туром в студии Bearsville, в Вудстоке, штат Нью-Йорк. Я сидел дома с Анитой.
Джейн лучше расскажет о тех событиях.
Джейн Роуз:
Я превратилась в курьера – я привозила деньги или наркотики для Кейта из Нью-Йорка в Вестчестер Каунти. Он до сих пор не был очищен, никак не мог освободиться от своей дурной привычки. Но он не хотел в этом признаваться. Так больше продолжаться не могло. Я поехала к ним. Вместе с ними жили друзья Аниты, Анна-Мария и Антонио. Кейт ждал либо денег, либо наркотиков. Анита была с ним. Когда я вошла, они спросили: “Где деньги?” Я сказала: “У меня нет денег. Деньги в Нью-Йорке”. Анита села в машину, она была в ярости. И я сказала: “Кейт, сегодня уже наступило завтра”. Потому что он всегда говорил мне: завтра я пойду на очистку, а это было как раз перед туром, в мае. Кейт рассердился и ушел наверх. Анна-Мария и Антонио смотрели на меня так, как будто хотели убить. Затем наступила тишина. Я поднялась наверх, в спальню, и сказала ему: “привет”. Он скинул свою обувь и сказал: “O'кей, я решился. Я собираюсь завязать”. А я сказала: “Хочешь поехать в Вудсток? Там сегодня будет репетиция. Собирайся, я поеду с тобой”. Через три часа он сказал: о’кей. Пока мы собирались, вернулась Анита. Был большой скандал с дракой, кто-то полетел с лестницы вниз, но в конце концов мы с Кейтом сели в машину и поехали в Вудсток. У него началась ломка. Мик и Джерри [Холл] вместе со мной дежурили около него в течение двух суток. Я не отходила от него все двадцать четыре часа. У меня была твердая надежда, что ему станет лучше. Я просто верила в него.
Джейн провела со мной семьдесят два часа. Она видела, как я лез на стену. Поэтому я не люблю обои. Я не мог контролировать мышечные спазмы, и мне было на самом деле стыдно за себя. Джейн очистила меня. Это было в последний раз. После этого я больше не сделал ни одного укола. Я не собирался возвращаться к старому. Анита же, напротив, не помогала мне. Это нужно было делать вместе, но Анита не хотела. Я уже не мог жить с человеком, который до сих пор сидел на наркотиках. Эта химическая реакция происходит не только в теле, но и в отношениях с окружающими людьми. Наверное, я остался бы с Анитой навсегда, но в этот важный, переломный момент она не смогла остановиться. Когда мы вместе с ней пытались завязать в 1977, она тайком принимала наркотики. Я знал это, и я могу сказать ей это в глаза. После всего, я уже не мог ее видеть. И тогда я сказал: ну, ничего не поделаешь, это Анита… Тогда у нас с ней всё и закончилось.
Keith and Lil
Я был уже чистым, и мы репетировали в Вудстоке перед туром 1978-го. И вот, в один их этих безоблачных дней, я встретил Лил. Она была подругой Джо, невесты Ронни, они вместе пришли к нему на день рождения. Это было за десять дней до начала тура, и это было просто чудо, что как раз в тот момент я нашел себе новую подругу. Ее настоящее имя Лил Вергилис, но она всегда писала Лил “Венгласс”, или Лил Грин, свою фамилию по мужу. Она была шведкой, но, прожив десять лет в Лондоне, уже стала лондонской девушкой. Это была ослепительная блондинка в расцвете лет, красавица, похожая на Мерилин Монро. Розовые колготки с люрексом и светлые волосы. Но при этом, с острым умом и сильным характером. Она была милой девушкой, и прекрасной любовницей. В то время я только что завязал с наркотиками, и, хотя я бравировал этим, это было нелегко после десяти лет на игле и после пяти или шести “холодных индеек”. Но в моей жизни появилась Лил, и она заставила меня смеяться. Своим смехом она реально вытащила меня из бездны. Именно Лил, благослови Господь ее сердце, окончательно вытеснила наркотики из моего сознания. Мы просто упали в объятия друг друга, и провели вместе около года. Это было прекрасное время. Лил была для меня как глоток свежего воздуха. Беззаботная, веселая, очень остроумная. Её энергия била через край, и она заботилась обо мне – готовила мне завтрак, поднимала меня с утра пораньше. Именно это мне и нужно было тогда. Лил не была похожа на девушек Мика из Студии-54. Он даже не мог представить, что я делаю с ней. Это было беспокойное время для нас, время разводов и новых браков. Бьянка подала на развод. Мик тогда сошелся с Джерри Холл, и у меня с Джерри сложились хорошие отношения.
Я взял Лил с собой на гастроли, и с ней мы вместе пережили очередную опасную ситуацию, которых было слишком много в моей жизни, чтобы воспринимать их всерьез. На этот раз случился пожар в доме, который мы арендовали с ней в Лос-Анджелесе. Мы легли спать, и, как позже рассказывала Лил, она услышала какой-то отдаленный взрыв. Она встала и приоткрыла шторы. За окном она увидела странный яркий свет, хотя была ночь. Она открыла дверь в ванную, и пламя оттуда ворвалось прямо к нам в комнату. У нас было всего несколько секунд, чтобы выпрыгнуть из окна. Я был одет только в короткую майку, а Лил вообще была голой. И в таком виде мы предстали перед всеми – вокруг собрались люди, волнуются, бегают, пытаются потушить пожар. Приехала пресса и раздула из этого историю. Подкатил какой-то автомобиль, и мы с благодарностью сели в него. Удивительно, но за рулем сидел двоюродный брат Аниты! Мы были в состоянии шока. Едем к ней домой, берем какую-то одежду, и отправляемся в отель. На следующий день кто-то опять пошел на место происшествия, посмотреть, и увидел там огромный плакат с надписью, лежащий на выгоревшей траве. На нем было написано: “Спасибо, Кейт”.
Финальное слушание моего судебного дела в Торонто было назначено на октябрь 1978-го. Мы знали, это может закончиться для всех нас очень плохо, но некоторые из нас смотрели в будущее с оптимизмом. "Я не думаю, что все будет так плохо" - говорил Мик - "Надо сказать, если случится худшее, и Кейт сядет в тюрьму пожизненно, вместе с мадам Трюдо, то лично я всё равно поеду на гастроли. Может быть, мы совершим тур по канадским тюрьмам, ха-ха-ха''. Чем дольше тянулся процесс, тем яснее становилось, что канадское правительство хотело побыстрее закрыть это дело. Полиция думала: "Здорово! Замечательная работа! Мы сдали его прямо в руки канадского правительства с крючком во рту". А Трюдо думал: "Э-э-э-э, приятель, это последнее, что нам нужно". Каждый раз, когда я шел в суд, у входа стояли пятьсот-шестьсот человек и скандировали: "Свободу Кейту, свободу Кейту!"… Мои адвокаты написали отчет, который показал, что согласно подобным юридическим прецедентам, если бы я не был Кейтом Ричардсом, я, скорее всего, получил бы условный срок… В назначенный день я явился в суд. Зал заседаний напоминал Англию 50-х годов, на стене висел портрет королевы. У меня не было ни малейшего страха. Иногда вы интуитивно чувствуете, что победа будет за вами, даже если все пушки направлены против вас, и это был как раз такой случай. Приговор был вынесен, но судья объявил: “Я не буду сажать его в тюрьму за наркоманию и за богатство. Он должен пройти курс лечения. Мы даем ему свободу с одним условием – он сыграет бесплатный концерт для слепых''. Я подумал: это самое мудрое Соломоново решение из тех, что выносил суд за много лет. Я знал, в чем причина такого решения – это была заслуга одной слепой девушки, нашей поклонницы, которая следовала за Stones повсюду. Рита, мой слепой ангел. Несмотря на свою слепоту, она ездила автостопом на наши концерты. Эта девочка абсолютно ничего не боялась. Я услышал о ней за кулисами, и я не мог представить, как она будет ловить машину в темноте на дороге. Я попросил водителей нашего грузовика взять ее с собой, я следил, чтобы она благополучно доехала, и чтобы ее накормили. А когда меня арестовали, она как-то смогла найти дорогу к дому судьи, и рассказала ему всю эту историю. Тогда ему и пришла в голову мысль о концерте для слепых. Любовь и преданность таких людей, как Рита, до сих пор поражают меня.
После моего выступления в программе Saturday Night Live, мы вместе с Лил стали часто тусоваться с Дэном Эйкройдом, Биллом Мюррей и Джоном Белуши в их клубе Blues Bar, в Нью-Йорке, в 1979 году. Белуши был человеком крайностей. Я однажды сказал Джону, что, как говорил мой отец, есть большая разница – чесать задницу или порвать ее на куски. Джон был весельчаком и большим выдумщиком. Его проделки были экстремальными, даже по моим меркам. Например, был у нас такой случай. Как предыстория – когда мы были детьми, я иногда забегал в гости к Мику. Если вдруг захочешь чего-нибудь попить, открываешь его холодильник, а там ничего нет, разве что валяется половинка помидора. Большой холодильник. Через тридцать лет, приходишь к Мику в гости, в его апартаменты, открываешь холодильник, который уже гораздо больше, чем тот, и что ты в нем находишь? Половинку помидора и бутылку пива. И вот однажды, в один из тех вечеров, в 1979-м, после репетиции Мик пригласил нас с Ронни к себе домой. Вдруг раздался стук в дверь, и на пороге появился Белуши, одетый в униформу портье, и с тележкой, доверху нагруженной коробками с фаршированной рыбой. Двенадцать грёбанных коробок! Не обращая на нас внимания, он с тележкой направился прямо к холодильнику. Загрузив в холодильник все эти коробки, он сказал: “Ну вот, теперь он полный!”
. . . . . . . . . .
После успешного завершения тура Some Girls и окончания судебного процесса, мы отправились в Нассау, на Багамы, в студию Compass Point. Между Миком и мной периодически возникали споры, которые позже вылились в серьезные разногласия, но до этого было еще довольно далеко. Мы тогда сочиняли и играли песни для “Emotional Rescue”…
Со мной была Лил, хорошая девушка на все времена.
. . . . . . . . . . .
Однажды, когда мы были в Париже, я понял, что, наконец-то я распрощался с героином навсегда. Мы обедали в Париже, я, Мик, Линда Картер и еще несколько человек. Я не знаю причины, но Мик вел себя как-то странно. Он сказал мне: “Пойдем со мной в Булонский Лес. У меня там назначена встреча с одним парнем”. Мик надеялся, что этот парень принесет ему кокаин. Мы пошли в парк, и сделка состоялась. Когда вечеринка закончилась, мы пошли домой. Но вместо кокаина в пакете оказался героин. Это было типично для Мика Джаггера, он даже не понял, что ему подсунули не то. Это тебе не кокаин, Мик. Я стоял и смотрел на этот большой чудесный пакет с героином. Окна его апартаментов выходили на улицу Сент-Оноре, за окном шел дождь. Я еще раз взглянул на пакет, и, честно признаюсь, отложил один грамм себе в маленький пакетик, а потом просто взял и выбросил всё остальное в окно. И вот тогда я действительно понял, что я больше не наркоман. Хотя к тому времени я уже два или три года не употреблял наркотики, только в тот момент я почувствовал себя свободным от их власти.