Ни слова о выборах с Владимиром Жириновским. Полная версия

16/02/2012 - 00:04 (по МСК)
В гости к Ксении Собчак пришел лидер партии ЛДПР и кандидат в президенты Владимир Жириновский. Только о личном, никакой политики – о детстве, о первом поцелуе и знакомстве с женой, о сексе и о Жанне Фриске.

Корреспондент: Ксюша, привет. Прямо сейчас, по твоему поручению я отправляюсь на холодные улицы Москвы, чтобы собрать немного информации о твоем сегодняшнем госте. Как вы знаете, вчера у нас состоялись выборы и неожиданно Владимир Вольфович Жириновский победил в первом туре. Можно поздравить всех россиян с новым президентом. Что вы думаете по этому поводу?

- Боже мой, мы пропали.

- Ну, что я думаю, жаль.

- Красавчик! Так держать!

Корреспондент: Скажите, а лично вас удивило то, что Владимир Вольфович Жириновский стал президентом?

- А уже нечему удивляться в этой стране, когда происходят разнообразные вещи, которые вообще в принципе не должны происходить в нормальной цивилизованной стране.

Корреспондент: Скажите, а почему вы вчера не пришли на выборы, или пришли и проголосовали?

- Голосовала, а как же?!

Корреспондент: Совершенно неожиданную победу в первом туре одержал Владимир Вольфович Жириновский, что вы думаете по этому поводу?

- Я думаю, что он никогда не одержит победу. Зачем вам такие шутки, ребят?

- Я думаю, что теперь как бы страна перестанет быть ослом.

- Я думаю, что с таким президентом нам будет очень нелегко, и в мире мы будем выглядеть, по меньшей мере, странно.

Корреспондент: Скажите, вы вчера ходили на выборы, голосовали, члены вашей семьи, исполнили ли вы свой гражданский долг?

- Да. Ходили.

Корреспондент: Вы, вероятно не следите за политической ситуацией?

- Я слежу за политической ситуацией и уверена, что он никогда не получит большинство в России.

Корреспондент: Ну что же, это было мнение москвичей о новом президенте Российской Федерации.

Собчак: Добрый вечер. «Собчак живьем». Все, кроме выборов. И у нас Владимир Вольфович Жириновский. Добрый вечер.

Жириновский: Добрый вечер.

Собчак: Владимир Вольфович, вы редкий гость, о котором, когда я думала, ехала сюда, готовилась, как-то мои мысли переключились нескромно на меня саму. И я вам позволю, наберусь наглости, и первый вопрос задам даже не про вас, а скорее про себя. Я, думая о вас, подумала, что у нас есть с вами одно общее качество - люди всегда ждут от меня какого-то эпатажа, чего-то эдакого и включают, в том числе, и сейчас «Собчак живьем» посмотреть, что на этот раз выкинет и отчебучит Ксения Собчак. Мне кажется, вы должны понимать, о чем я говорю.

Жириновский: Да, я все понимаю

Собчак: Иногда очень хочется вырваться из этого состояния, ничего не отчебучивать, ничего не делать эдакого, а просто быть собой, и может быть, быть совсем другим человеком. Вот что делать с этим чувством и как преодолевать уже то желание, которое возникает у каждого человека, который смотрит на меня, что-то ждать?

Жириновский: Мы с вами в разных форматах. У вас телевидение, вам нужно как-то закрепиться. Вам нужно устоять. У вас огромное количество конкурентов. Поэтому вам трудно перестроиться и трудно переформатировать то общественное мнение, которое складывается. Вашей вины никакой нет. У меня совершенно другое. Я, все что я в этой жизни получил, только благодаря естественным путем. Я не ставил задачу, стоп, буду я. Нет, ну пожалуйста. То есть эта естественная позиция мне позволила занимать то место, которое я хочу. А то, что может быть вы частично правы, что меня тоже иногда пытаются где-то как-то показать или сказать, и это, скажем, у них связано с тем, что я резко выделился от остальных, то это момент смелости. Большинство лиц, которые со мной сегодня, так сказать, в формате моей деятельности, они очень трусливые. Они боятся. А вдруг это в последний раз? А вдруг конец? То есть они, как домашние животные есть, и дикие. Я дикий, я делаю то что считаю нужным. Передо мной природа. А у них правила. Они понимают, шаг в сторону, тебя убирают.

Собчак: А нет у вас ощущения, что вас приглашают специально исполнить некую роль и вы ее добросовестно очень много лет исполняете. И в какой-то момент не возникает ли такого, что не хочется исполнять роль кричащего Жириновского, все подонки, все сволочи…И стаканом в лицо. Вот это.

Жириновский: Объясняю. Те, кто меня зовут, они честно признаются, что когда я на экране, миллионы людей включают телевизоры в этой передаче?

Собчак: Почему?

Жириновский: Вера. Им выгодно видеть смелого человека, мужественного, у которого нет никаких ограничений. Потому что они устали, даже еще от царской эпохи. И там все было так все распределено, ваше величество, тихо бормочет. То есть я по сравнению со всей историей страны, это бормотание. И вдруг человек говорит четко, нормальный русский язык, говорит то, что он считает нужным. Люди изумляются. В этом смысл.

Собчак: А вы уверены, что они изумляются не тому, что вы говорите то, что считаете нужным?

Жириновский: В восторге, именно в восторге. Тогда, когда вот эти интервью, пытаются навязать что-то отрицательное, это от зависти. Он может, вот он такой. Вот у него, а мой сын, так сказать, ничего не может добиться. Моя дочь не может выйти замуж. А моего мужа выгнали с работы. Все у него. Он туда, сюда. Его оказывают. Это все элементарно, я их ни в коем случае этих людей никак ни в чем не обвиняю. Зависть – вечный спутник. В детском саду начинается. Я до сих пор помню. Игрушка у мальчика, у меня нет такой, пугач назывался пистолет, разноцветный такой, красивый. Я был бедный. Ему купили, все ребята побежали к нему. У меня нет пистолета этого.

Собчак: Слушайте, я сейчас вас слушаю, у меня есть ощущение, что передо мной безумно уставший от всеобщего внимания к себе человек.

Жириновский: Абсолютное заблуждение. Я ни от чего не устал, почему? Потому что я связан с людьми, которые надеются на меня. Если бы не было этих людей, я бы сто раз поменял бы занятие свое, род деятельности.

Собчак: Но вы устали сейчас?

Жириновский: Я устал как любой человек. Если утром мы начинаем работать, то к вечеру любой нормальный человек устает. Плюс, вы правы в чем, на мне сфокусирован последние 23 года огромный поток информации. Если вы возьмете весь мир, то вам назовут Россию, все знают, второе имя назовут мое. Первое, глава, действующий глава государства, это всегда все знают, потому что все время об этом говорится. Но второе имя будет мое. Это не ваша студия.

Собчак: То есть не Медведев?

Жириновский: Я имею в виду, сегодня Медведев, его знают. Когда был Путин, его знают. А второй кто?

Собчак: Либо Путин, либо Медведев.

Жириновский: Нет, имеется в виду, второй кто? Второй я. Не по должности, а по знанию. Допустим, когда был Путин, говорили, Путин. А второй кто? Жириновский. Сейчас Медведев. Медведев. Второй кто? Тандем берем это случайно, Медведев, Путин, обычно знают главу государства.

Собчак: Подождите, а с чего вы это взяли, из какого рейтинга, из какой статистики, что второй это вы?

Жириновский: Люди так, это обследование.

Собчак: Ну, подождите, я же тоже читаю…

Жириновский: За границей спрашивают: «Россию знаете?» - «Знаем» - «Кого там, знаете?». Путин называли, а сейчас Медведев. А еще кого?

Собчак: Пугачева.

Жириновский: Нет, заблуждение. Люди знают того, кто наводит страх. Пугачев – это радость.

Собчак: А вы считаете, вы наводите страх?

Жириновский: Любой глава государства. Вот сейчас события приближаются к войне, Иран. Кого боятся? Барак Обама, Ахмадинежад? Никто не знает…

Собчак: Просто удивительно то, что вы говорите, что вы считаете, что вы наводите страх. Мне как раз кажется, что люди всегда, когда видят вас, улыбаются и ждут какого-то эпатажа. Им совсем не страшно, им смешно.

Жириновский: Улыбка от изумления, вы понимаете?

Собчак: Так страх тогда причем?

Жириновский: Человек видит огромное животное, мамонта, он радуется, впервые огромное животное. Если таракан, он не будет улыбаться человек. То есть эти улыбки, возгласы и все остальное изумление. Потому что, я уже вынужден сам о себе говорить, раз вы спрашиваете. Такого как я нет нигде. В Америке такого нет. Нету. Во Франции такого нет.

Собчак: А вы чувствуете свое одиночество вот в этом статусе мамонта?

Жириновский: Одиночество чувствует любой более-менее образованный человек, даже вообще…Почему говорят пьяницы, ты меня уважаешь? Даже выпить, самый опустившийся человек хочет с кем-то. Любой человек чувствует одиночество. Даже животные, посмотрите, сбиваются в стаю, собаки, кошки, домашние. На улицу выгоните…

Собчак: А вы помните, когда вы первый раз напились, в каком возрасте это было?

Жириновский: Я никогда не был пьяный, видимо это у нас по наследству.

Собчак: Вообще никогда?

Жириновский: В первый раз я ощутил себя пьяным, мне до сих пор противно, в 17 лет, день рождение у товарища.

Собчак: А вы сказали, простите, в отличие, в отличие от кого, от отца или от матери?

Жириновский: Никого нет пьяных в роду. И никто не курил, наркотики вообще не знали. Вот в 17 лет в первый раз. Сели за стол, и он предлагает, давайте выпьем.

Собчак: А где было?

Жириновский: Дома, пошли к мальчику. Он здесь живет, в Москве, Валентин. Ему 17 лет, мы ровесники, вот несколько одноклассников. Стоит коньяк, вино, водка, пиво. Я не опытный и они все. Давайте понемножку.

Собчак: А вы только мальчикам или девушки тоже были?

Жириновский: Я не помню, может быть, и девочки были. То есть взяли и выпили, понемножку.

Собчак: Коньяка?

Жириновский: Разное, чуть-чуть коньяк, водка, пиво, вино. И я почувствовал впервые в жизни это опьянение. Мне было противно, я иду, а земля поднимается на меня, то есть я шатаюсь. Часа через два меня вырвало. То есть мой организм работает не на то, чтобы отключить сознание, упасть, он срабатывает система пищеварения. Отвергает алкоголь.

Собчак: А что выделали вот тогда на этой квартире, слушали музыку, вот ваш первый такой алко-досуг?

Жириновский: Ну, полчаса, час, час времени.

Собчак: Что делали?

Жириновский: Ничего не делали. Сидели за столом, поздравляли его, вышел его отец, поздравили мы его, он наш одноклассник.

Собчак: А, то есть еще и родители были.

Жириновский: Они были в другой комнате.

Собчак: А как же родители разрешали, чтобы 17-летние дети выпивали?

Жириновский: Вот так вот, простая семья, считалось, раз мол, день рождение, надо выпить. У нас этого не было, даже денег не было. И накрыть стол не было. Но раз меня позвали в гости, я пошел. То есть я здесь не могу смешивать. Потом, когда мы ходили классный руководитель ходила с нами, и никогда на столе не было алкоголя. А здесь была самодеятельность. Мы пришли к нему, никто не знал, только его родители. А потом жестко было у нас. Всегда мы приходили, организованно, день рождение у кого-то, хорошее угощение, никакого алкоголя. То есть здесь у нас было строго.

Собчак: Мне кажется, что подростки…

Жириновский: Девушки все были девственницы в классе, 11-й класс.

Собчак: А откуда вы знаете?

Жириновский: Все это было видно. Одну мы подозревали. Все остальные были девственницы. Когда мы танцевали, классный руководитель говорила: «Вова, подальше держись». То есть когда танцевали, чтобы было расстояние между мной и девушкой. А если вот так поближе ее, она делала замечание.

Собчак: А свой первый поцелуй вы помните?

Жириновский: А?

Собчак: Первый поцелуй.

Жириновский: Первый поцелуй. Нет, даже не поцелуй был, а была имитация полового акта. Она старше меня, даже имя знаю, Оля Куликова, Оля. То есть девочки быстрей созревают. Мне это совершенно было не нужно.

Собчак: Сколько ей было лет?

Жириновский: Это было где-то 11 лет, вот так вот.

Собчак: Ей было 11?

Жириновский: Ровесники мы. Она ко мне прибегает и значит, предлагает, чтобы я на нее лег. Я ничего не испытываю. А ей приятно. И она как бы видела, видимо, у взрослых, родителей подсмотрела, и заставила меня сделать то же самое. У меня не было никакого возбуждения, ничего. Но вот имитация просто. Это как бы такое было. Мне это совершенно не нужно было. А она уже какие-то чувства испытывала. А вот так чтобы поцеловать. Наверное, где-то в 16 лет, в 17. То есть у меня все было, тогда было все позже. Тогда считалось не приличным вести половую жизнь. Вообще, какая половая жизнь? Все девственники были.

Собчак: Ну, если в 16 лет вы только поцеловались, мне кажется, вы были вполне в этом смысле…

Жириновский: То есть я до окончания школы никаких половых отношений. Я хотел другие, но это считалось как-то не надо, считалось достижением, что все девственники. Потом, уехав в Москву уже, в 19 лет я с трудом это дело, как говорится, вошел в такое вот время. То есть первый поцелуй, точную дату не могу сказать, но это было…

Собчак: А как вы боролись с чувством неуверенности перед девушками? Мне кажется, вот из того, что я…

Жириновский: Неуверенности не было. Поэтому и сегодня у меня, вот он такой, то есть я в наглую пер. я хотел, требовал. А она девственница, она не хотела. Она стеснялась, она боялась.

Собчак: А как вы ухаживали, или ухаживаете за женщинами?

Жириновский: Ну как? Свидание назначали…

Собчак: Ну как?

Жириновский: Я звоню и говорю, Света, давай пойдем, погуляем. Где встретимся? Называю переулок недалеко от ее дома, прихожу, мы гуляем по городу.

Собчак: А давно вы в последний раз ухаживали за кем-то?

Жириновский: Ну конечно, конечно.

Собчак: Почему конечно?

Жириновский: Потому что, где мне встречаться-то? Я же занят все время.

Собчак: Много мест разных. Чиновники, люди, которые занимаются политикой часто знаете как бывает, с секретаршами со своими начинают жить, с помощницей. Чубайс вот с Дуней Смирновой какой союз прекрасный.

Жириновский: Это отвратительно.

Собчак: Почему?

Жириновский: И Чубайс враг, и эта Дуня, «Школа злословия», эта Толстая.

Собчак: А почему отвратительно, если у людей любовь?

Жириновский: Закроем передачу, «Школу злословия» закрою после 4 марта. Чубайса с работы выгоню.

Собчак: Расскажите про знакомство с женой.

Жириновский: С женой. 67-й год, лето, июль, Пицунда, спортивный лагерь МГУ, палатки по 20 человек, мальчики, девочки. Естественно, соседняя палатка, начинаю присматриваться, кто. В столовой мы присматриваемся, где-то соседний стол был, мы были где-то как-то, в основном мы садились вместе за один стол.

Собчак: Такое ощущение, что вы наизусть это рассказываете, Владимир Вольфович.

Жириновский: Я все это помню, память и все. На пляже, я уже знаю, она соседка. Подхожу к ним что-то поговорить.

Собчак: Какая самая красива в тот момент у нее была деталь ее тела: руки, может быть плечи?

Жириновский: Совершенно на это внимания не обращал. Как-то общий облик.

Собчак: Подождите, когда смотришь на женщину, всегда, я конечно не мужчина, но мне кажется, всегда есть какая-то деталь, которая привлекает…

Жириновский: Я согласен. То есть, например, очень кривые ноги, как-то не приятно. У нее было нормальное все. Очень худая, неприятно. Она была так – средняя. Очень толстая, неприятно.

Собчак: Подождите, а что значит, «так была средняя», это как?

Жириновский: То все среднее было. Отталкивающего ничего не было, и мне уже 21 год. Мне хочется с кем-то встречаться. И я беру ее телефон, и потом в Москве три года иногда куда-то мы ходим, в кино, вечеринка и так далее.

Собчак: Знаете, я даже сейчас на вас смотрю, вы из всех героев, из всех людей, у кого я брала интервью, в той или иной форме, вы почти не смотрите в глаза. Такое ощущение, что вы вот как будто не хотите какого-то контакта.

Жириновский: Объясняю. Любой контакт хочу. Но если смотреть в глаза, то отрицательная нервная энергия попадает на меня.

Собчак: Вы считаете, у меня отрицательная энергия?

Жириновский: У всех, у всех людей. Все завистливы, все корыстны, у всех есть желание кого-то оскорбить, что-то плохое сделать. Это закон природы. Не надо здесь пытаться говорить, я хорошая девочка, все мстят, все предают. Все. Жизнь человека идет одинаково, с крика, когда он рождается и последний вздох, когда он умирает. Все абсолютно одинаково.

Собчак: Владимир Вольфович, очень интересную тему вы затронули. Я как раз совсем недавно перечитывала какие-то работы по Веданте и в том числе мне очень понравилась мысль о том, что святой человек даже в воре увидит святого, а вор он даже в святом увидит вора. Вам не кажется, что если видеть мир все время как сгусток негативной энергии, и зависти и злобы, это, собственно, ваш взгляд на мир. И ваше восприятие, которое такой мир вокруг вас и формирует?

Жириновский: Нет. Это правда жизни, за которую погибают миллионы людей. И миллионы людей не хотят признаться в своей слабости.

Собчак: Не правда, Владимир Вольфович.

Жириновский: В своих пороках. Вам хочется…

Собчак: Я вам скажу абсолютно честно, вот я на вас смотрю, и у меня абсолютно теплое чувство и такое радостное, потому что мне кажется, я вижу перед собой очень ранимого человека, очень в чем-то уставшего, одинокого и у меня очень теплые чувства. А вы видите в моих глазах агрессию и что вы сказали, ненависть.

Жириновский: Может быть. Я говорю о других людях, не о себе.

Собчак: Но вы же мне в глаза не смотрите.

Жириновский: Потому что это мне будет мешать.

Собчак: Почему?

Жириновский: Потому что я буду видеть выражение вашего лица.

Собчак: Оно вам не нравится?

Жириновский: Нет, меня может раздражать ваша улыбка, или ваше недопонимание, или еще что-то. Поэтому лучше…

Собчак: Почему? Ведь когда люди общаются, они смотря друг на друга, у них создается какой-то контакт, они друг друга лучше чувствуют.

Жириновский: Ну и пусть у вас создается этот контакт. У меня контакт создается от другого. Поэтому у каждого человека свое восприятие всего.

Собчак: Обычно говорят, когда человек не смотрит в глаза, он либо что-то скрывает, либо чего-то боится, вы с этим не согласны?

Жириновский: Нет. Конечно.

Собчак: Мне кажется, вы боитесь быть настоящим, или я ошибаюсь?

Жириновский: Нет-нет. Я постоянно думаю обо всех проблемах, которые волнуют человечество. Поэтому сосредоточиться на одном человеке мне тяжело уже. Я вижу вас, а сзади вас дорога по которой застряли в эту пургу сейчас машины. Я вижу вас, и вижу мальчика, который выбрасывается из окна, понимаете. У меня столько информации в голове, что отвлечься просто на человека, мне трудно. Я бы с удовольствием только на вас смотрел бы и говорил о каких-то узких вещах. Но за всю свою жизнь, это у меня началось с детства. Это с детства. Это связано генетически. Мой дед раздумывал о жизни, он строил фабрику.

Собчак: А у вас счастливое детство было?

Жириновский: Нет, несчастное. Страшно несчастное детство. Например, родители познакомились. Решили вступить в брак, но они регистрируют брак в ноябре, а это уже третий месяц беременности. Значит, сперва мама забеременела, потом они идут в ЗАГС.

Собчак: Вас беспокоило?

Жириновский: Конечно. Наверняка стоял вопрос, наверное, надо пойти в ЗАГС, раз мы уже ждем ребенка.

Собчак: То есть вы чувствовали себя нежеланным ребенком, так, получается?

Жириновский: Конечно. Так и было. У мамы было пятеро детей. Зачем ей шестой? Только кончилась война. Но она бедная русская женщина хотела иметь отца для тех пятерых. Муж умер от туберкулеза. Она хотела какого-то счастья себе. Потом не столько потому что он умер, он был чекистом. И он возил людей расстреливать в Сибирь, приезжал рассказывал, его рвало. И она жила с ним 15 лет. Ей было очень тяжело. Ни одного радостного дня. Она когда умерла, он умер, она была рада его вести на кладбище. Вот как можно довести женщину. Это было 1 августа 44 года. Она была рада, наконец он умер. Потому что он ее ставил к стенке и расстреливал, он был в таком состоянии, что даже дома он оставался в таком положении. И он не виноват. Сделал его режим. Поэтому маме было тяжело. Она думала, второй брак с моим отцом получится. И мой отец не виноват, он же скрыл от нее. Оказывается, его брат, мой дядя, его за взятку вытащил из трудового лагеря. И он боятся, что их поймают и его снова посадят. А его в трудовой лагерь взяли, потому что мой дедушка был фабрикант.

Собчак: А вы в чем чувствовали несчастье этого вашего детства, о котором вы говорите?

Жириновский: Потому что отец, как только первый эшелон пошел в Польшу, он решил уехать, это было 25 апреля. И мать, зная что он уезжает навсегда, что вторая семья опять распалась, наверняка и роды начались преждевременно. Вот несчастье. Потом опять несчастье. Ничего же нету, она бедная, на что содержать. И так всю жизнь, до сегодняшнего дня. Поэтому я это все испытал. Здесь это горе моей страны. Я пережил историю своей страны.

Собчак: Просто мне кажется, что даже из того, что вы рассказываете, если обратиться к психологии, на самом деле то что вы рассказываете, как ни странно, это и мне близко, хотя у меня не было братьев и сестер, но я тоже чувствовала, что мне не уделяют внимание в детстве, что родители мной мало занимаются. И уже сейчас…

Жириновский: У меня были братья, они ненавидели меня, от другого мужчины. Очень дети очень ревнивы. Если мама рожает от второго брака, они все от одного отца, а тут какой-то появился. Кто ты такой? Дедовщина внутрисемейная.

Собчак: Вы это чувствовали?

Жириновский: Конечно. Друг к другу они лучше относились. А это я чужой. Они меня игнорировали, сторонились. Это вечно, это всегда будет. Потому что братья и сестры от одних родителей, они сплочены, мой папа, моя мама. А это вдруг другой брак. Да его нет, он уже уехал. Кто таков, почему? Вот даже в этом плане везде испытывал, везде испытывал отчуждение, давление. Это все…

Собчак: Так может быть, понимаете, даже то что вы говорите, я увлекаюсь психологией, читаю книги, Роджерса, Юнга, Фрейда, и всегда описание одно и то же, что такой человек, когда у него такое детство, как вы рассказываете, или такое как у меня, хотя оно абсолютно другое. Закрывается, замыкается и как раз начинает смотреть на мир как на нечто враждебное. И потом, вот так вот истово кидаться на этот мир, а люди это воспринимают как агрессию.

Жириновский: Да. Да. Почему другим.

Собчак: Так может быть начать по-другому это в себе воспринимать?

Жириновский: Нет, ничего не надо начинать. То есть, кто хочет достичь успеха в той сфере, где я нахожусь, должен быть допинг. Если ты родился в хорошей московской семье, у тебя ничего не получится. Сытое детство, все тебе сделали. То есть они мучаются. И меня ненавидят. А чего у него получается? А вы мою жизнь проживите, и у вас получится. Нет.

Собчак: Вы же можете в себе сейчас уже найти силы, осознав свое детство. Вы об этом так говорите как будто вы сами уже психоаналитик. Вы же можете найти силы открыться, стать добрее, перестать кричать, бунтовать. Вы же добрый, очень ранимый человек, мне кажется.

Жириновский: Но я же реагировать должен на ситуацию в моей стране.

Собчак: По-другому.

Жириновский: Как можно по-другому?

Собчак: С улыбкой…

Жириновский: Обвалилась земля в городе Брянске, какая реакция? Может быть этот ребенок уже в могиле, а мы с вами сидим. Дурак мэр не мог как следует дорогу отремонтировать.

Собчак: Но не обязательно же называть при этом мэра…

Жириновский: В другом городе ребенка загрызла собака, и как реагировать?

Собчак: Вот вы заводитесь уже, зачем?

Жириновский: Нет, я реагирую. Вы понимаете…

Собчак: Не обязательно называть дураком мэра, если вы хотите исправить ситуацию.

Жириновский: Ксения Александровна…

Собчак: Анатольевна.

Жириновский: Ксения Анатольевна, извините. Если бы я был с вами, нет проблем. Но я же работаю на миллионы людей. Они хотят видеть мою естественную реакцию на то что происходит.

Собчак: А вы уверены, что они хотят от вас видеть именно это?

Жириновский: Да. Когда я езжу по стране, они говорят, надеемся, на вас надеемся, они в восторге. То есть я отвечаю требованиям их. Я очень тихий, я очень тихий человек.

Собчак: Знаете, Владимир Вольфович, я читала, да, вы говорили об этом у Познера. Вот вы знаете, я хочу просто поделиться своим ощущением. Мне кажется это главная иллюзия касательно того, что люди хотят видеть во мне вот это, эпатаж, отчебучивание, крики про Америку и Индийский океан. А на самом деле, может быть люби больше всего на свете хотят увидеть вот это настоящее, ранимое и очень искреннее, что точно в вас есть.

Жириновский: Я ничего не придумываю. Я не придумываю Индийский океан, Америку. Я говорю правду. Я вам сейчас говорю правду. Летом будет война. Что, я эпатаж делаю? Вы знаете, что планы все подписаны? Когда бомбить, какие города. Вот это все будет война.

Собчак: Ну вот смотрите, я с вами про ваше настоящее, а вы про войну.

Жириновский: Знаете, ребята, поедем на дачу, там будут бомбить, война, погибнут люди, наплевать, быдло, подумаешь. Я реагирую на то, что становится реальностью.

Собчак: Но мы сейчас не об этом с вами говорим.

Жириновский: Но я это учитываю.

Собчак: Учитываете когда мы говорим о том настоящем, что есть в вас?

Жириновский: Да, когда мы с вами говорим, я вижу уже ракеты, летящие на сотни городов Ирана.

Собчак: Мне кажется, что вы сами себя заводите, чтобы поговорить о ракетах, лишь бы не говорить о вас, как о человеке.

Жириновский: Но я же не выдумываю это. Если бы я вам давал действительно иллюзию, какую-то фантазию, где-то там на другой планете. Я говорю то что сегодня, сейчас.

Собчак: Вы крещеный человек, Владимир Вольфович?

Жириновский: Да. Николай Дудко меня крестил. Я венчанный, отец Михаил, церковь Михаила Архангела на юго-западной.

Собчак: Кстати, Владимир Вольфович, зачем вы венчались, если к тому моменту вы уже развелись с вашей женой?

Жириновский: Я венчался, потому что когда мы хотели венчаться 6 января 71-го года. Мы пришли в церковь, нельзя, Рождество. В Рождество не проводится обряды. А потом, ну ладно, когда-нибудь мы это сделаем. И наступил этот день, когда…

Собчак: Нет, но вы уже развелись к тому моменту.

Жириновский: А?

Собчак: Если я не ошибаюсь, вы развелись уже к тому моменту, и при этом…

Жириновский: Мы разводились, сходились. Это наша жизнь связана больше, допустим, вот с проблемой болезни моей мамы. Она долго болела раком, инфаркт. Как сейчас, у моей жены более ее мама. Ей 92 года, и она не может уделять никакого внимания.

Собчак: А вы сейчас вместе живете?

Жириновский: Раздельно.

Собчак: Давно?

Жириновский: Ну сколько, лет 10 мама прикована. Как она, она вынуждена быть около мамы.

Собчак: Значит можно сказать, что это дружеские отношения, но это брак в полном смысле этого слова? То есть вы совершенно одинокий человек.

Жириновский: Это связано с болезнями родственников. Я сам вынужден быть отдельно, потому что приходить каждый день в дом и видеть умирающего человека.

Собчак: Владимир Вольфович, кто сейчас самый близкий вам человек? Честно?

Жириновский: Нет никаких близких. Вот жена есть, дети, внуки, как родственники.

Собчак: А сын?

Жириновский: Вот я и говорю. У меня 100 человек родственников. Но мне некогда с ними общаться.

Собчак: А сколько детей у вас?

Жириновский: Трое. Два мальчика и девочка, все взрослые. Внуков трое. Два мальчика, девочка. Но я редко с ними общаюсь. Сейчас что с вами делаем? сейчас яс вами здесь сижу, когда общаться я буду со всеми?

Собчак: Ну потом. Программа закончится в 11:15.

Жириновский: А завтра у меня не будет программы? И завтра будет. То есть не только программа, дела.

Собчак: Но вы же сами себе такой режим установили.

Жириновский: Да не я, страна сделала. Я что?

Собчак: Вы же могли не идти на эти выборы. Все равно…

Жириновский: Да причем здесь, идти не идти. Зачем страну поломали 20 лет назад? Я не думал, что так будет. Поэтому это история нашей страны.

Собчак: А может быть вам просто сложно от чего-то отказаться, от какой-то встречи, от президентской гонки, от ответственности?

Жириновский: Нет-нет. Вот было время, еще Горбачева практически не было. Я работал в тихом издательстве. Я пешком ходил на работу через парк «Сокольники». Я жил в прекрасном доме, двухкомнатная квартира. Внизу был магазин, три сорта колбасы, кефир, простокваша, все было. У меня были счастливые годы, никакого транспорта. Но это закончилось. Были тихие года, когда я был тихий, никто меня не знал. Я никого, я голос не повышал.

Собчак: Вот сейчас я вам верю, вы говорите, и у вас сразу глаза другие, когда вы это время вспоминаете.

Жириновский: Да, это были лучшие годы моей жизни до того момента, до Чернобыля, грубо говоря. Вот, допустим, взять, с 70-го по 85-й, 15 лет.

Собчак: А вы спортом занимались, и сейчас занимаетесь?

Жириновский: Я пытаюсь, но никаких данных у меня нет для спорта. Немножко на лыжах, на коньках, бассейн, полно у меня тренажеров, но это все меня не привлекает.

Собчак: Ну как, у вас какой-то же отдых, какая-то разгрузка должна быть. Может массаж вы делаете?

Жириновский: Массаж вредно. Потому что мы давим на внутренние органы.

Собчак: Да, давайте не будем. Все-таки, а что-то есть такое, что вас восстанавливает? Вот, простите, опять сошлюсь на вас, я сделала несколько выписала несколько ваших цитат. Вот вы говорите: «секс в моей жизни занимает большое место, к сожалению». Может быть вот этим как-то восстанавливаетесь? Тогда почему к сожалению?

Жириновский: Это было в те годы, когда у каждого мужчины как бы это является доминирующим. Допустим, с 20…

Собчак: А это какие годы?

Жириновский: С 20 лет, когда мужчина достигает максимума, а многие даже не знаю, он действительно готов лезть на стену. Вот с 20 лет и до 30, иногда 35, и может быть до 40.

Собчак: То есть эта фраза она уже не актуальна сейчас?

Жириновский: Конечно.

Собчак: Не актуальна?

Жириновский: Конечно.

Собчак: То есть вас сейчас секс не интересует?

Жириновский: Нет, если это что-то есть, пожалуйста, но специально что-то делать…

Собчак: Нет, значит что-то есть, и вы опять перестали смотреть мне в глаза. Вы же не ханжа, вам легко всегда было обсуждать такие вещи.

Жириновский: Для размышлений у меня взгляд должен быть блуждающим. если сосредоточиться на одной точке, останавливается как бы размышление останавливается. Я фиксирую, вот лицо человека, а так я, я об этом не думаю что здесь вот, я думаю о другом. Абстрактное мышление.

Собчак: Но так если, я просто хочу понять. Вы мужчина в расцвете сил, может быть будущий президент России, вы сказали, что вы одинокий человек, достаточно давно. У вас какая-то личная жизнь сейчас происходит? У вас есть женщина, которая нравится?

Жириновский: Если взять секс, которую вы хотите эту тему, пожалуйста. Секс убивает мужчину. Чем больше половых актов совершает мужчина, тем быстрее он уходит из жизни.

Собчак: Хорошо. Почему обязательно секс, может быть, у вас есть духовная близость с какой-то женщиной?

Жириновский: Пожалуйста, духовная. Здесь уже…

Собчак: Нет, подождите, Владимир Вольфович, вы же не официант в ресторане, пожалуйста, и блины у нас есть, и расстегайчики.

Жириновский: Ксения, я сто раз уже отвечал на все вопросы. Сто раз.

Собчак: Я понимаю.

Жириновский: Никто из вас не в состоянии мне задать вопрос, на который бы я не отвечал. У меня все это уже отработано. Выскакивает с языка.

Собчак: Вот это плохо.

Жириновский: Что же плохо, если вы меня мучаете 25 лет и одни и те же вопросы задаете, это же не я задаю вопросы.

Собчак: Может быть, это не мы вас мучаем, может быть и вы нас мучаете. Зачем же 25 лет этим заниматься?

Жириновский: Я к вам ни к кому не навязываюсь. В этом моя прелесть. Вам нужна передача, кому-то нужна эстрада, кому-то нужен микрофон, мне ничего от вас ни от кого не нужно.

Собчак: Но в публичной жизни вы же сами приняли…Вы же сами приняли решение 25 лет находиться в публичном месте.

Жириновский: Да. Но я не предлагал себя. Меня целый год упрашивали возглавить политическую партию. Я горжусь этим. Все борются, стоят в очереди, меня уговаривали с января 89-го по декабрь 89-й, пожалуйста, возглавь. Я целый год упирался, наконец согласился. Я иду навстречу гражданам. Я никогда им не говорил, дайте мне, не надо. Если они мне говорят, что они хотят меня, я соглашаюсь. В этом мой восторг. Что люди хотят меня. Вот, пожалуйста, я готов. Слышать хотят то, что я говорю сам, естественно. Я ничего не выдумываю. У меня нет никаких политтехнологов, никаких имиджмейкеров, я сам по себе. Вот и все.

Собчак: Если вопросы про секс вам уже задавали сто тысяч раз. Я задам тогда вопрос, который задают нам по Skype. Добрый вечере. Включите пожалуйста нам Skype. По Facebook спрашивают про сны. Что вам снится, Владимир Вольфович?

Жириновский: Несколько лет вообще ничего не снилось.

Собчак: А кошмары снятся?

Жириновский: Так особенно нет, так чтобы я проснулся. Показывают, человек весь вспотел. Обычно что-то такое. Я помню до сих пор самый первый сон. Это может быть мне было лет 10. Почему-то я иду по той улице, которую я знаю, мимо церкви, она и сегодня стоит, Никольская. В короткой рубашке и без штанишек. Почему, мне не понятно. Иду, и дальше нет ничего. Или сон, когда я подставляю руку и все зубы посыпались в руку. Отчего? У меня зубы никогда не болели. То есть были какие-то сны в моей жизни, которые у меня вызывали какое-то удивление. Но таких снов, чтобы я очень что-то ужасное, такого не было.

Собчак: Вот о гомосексуализме вы меняли свою позицию. В 2004-м году призвали ввести смертную казнь, в 2011-м уже высказались против гей-парада. Это почему такая смена позиций?

Жириновский: Против геев?

Собчак: Да.

Жириновский: Так это одно и то же получается. Наоборот.

Собчак: Вы смягчили позицию, от смертной казни к тому, что вы против гей-парада.

Жириновский: Эта тема не наша, мы ее никогда не поднимали, но люди.

Собчак: А что значит, «тема не ваша»?

Жириновский: Мы смертную казнь не предлагали, это другой предлагал.

Собчак: А «тема не ваша», это что значит?

Жириновский: В том плане, что мы ею напрямую не занимались. Тем много, если брать.

Собчак: Как вы к геям относитесь? К геям как относитесь?

Жириновский: Просто нету, как говорится, выработанной позиции. Есть, и есть они. Что мне, пусть. То есть я…

Собчак: Ну как, вы толерантны к этому?

Жириновский: Я исхожу из того, что, допустим, если алкоголь это искусственная зависимость от алкоголя.

Собчак: Нет, но у вас есть какая-то эмоция? Вы видите, допустим, как двое мужчин целуются. Ваши эмоции?

Жириновский: Пусть целуются, меня это не интересует. Пусть целуются.

Собчак: То есть у вас нету отвращения, знаете, когда в кино показывают гомосексуальную сцену, я вижу, некоторые мужчины отворачиваются, им неприятно. У вас этого нет?

Жириновский: У меня нет отвращения ни к чему, все что происходит в мире, в смысле человека, это все естественно. Я повторяю еще раз, не естественен табак, алкоголь, наркотики. А все остальное, что связано с природой, если у кого-то что-то получается вот в этом формате. Ну не трогайте их. Иначе мы привлекаем внимание. Поэтому здесь просто нейтральная позиция, нейтральная. Не потому что это хорошо или плохо, а потому что я подхожу с научной точки зрения, что это спутник человечества с момента его существования, как человека. И почему? Потому что не возможно создать нормальные отношения между мужчиной и женщиной. Не возможно.

Собчак: Может быть опять же, это ваша точка зрения. У меня вообще есть…

Жириновский: Да не моя, вся история человечества.

Собчак: Ну как, вы так часто говорили о том, что вы женщин ненавидите.

Жириновский: Кто вам это сказал?

Собчак: Вот у меня все записано, все ходы.

Жириновский: Я объяснял, что…

Собчак: Я один вам говорю правду на всю планету, все мужчины вас ненавидят, женщины.

Жириновский: Да, так я же не о себе говорю.

Собчак: Ну как, вы же тоже мужчина.

Жириновский: Все что я говорю, это я высказываю то, что происходит.

Собчак: Хорошо. Вы женщин ненавидите? Вот мне кажется вы их не ненавидите, вы их боитесь, вот есть такое внутреннее ощущение.

Жириновский: Нет, и не боюсь, и не ненавижу. Просто их мне иногда жалко, потому что мы очень разные. Очень разные.

Собчак: А чего же их тогда жалеть, если разные?

Жириновский: Она всегда в ущемленном положении, женщина. Почему? Например, она должна стать матерью. А мы, может быть, даже не знаем, что мы уже стали отцами. Женщина так не может, она должна забеременеть и родить. А мы даже не знаем где какая женщина от нас родила. У вас чувство материнства, у мужчины может быть чувство отцовства.

Собчак: Так, а почему за это нужно жалеть? Это мне кажется, это же как-то природой предначертано, это также как жалеть рыбу за то что она плавает в воде, но для нее это комфортное существование. Для женщины ребенок и роды тоже комфортно…

Жириновский: Я говорю о том, что женщина может вызывать жалость, что она более беспомощна. Вот в этом смысле. Что мужчине легче, а женщина остается все-таки в большей зависимости. И она боится потерять мужчину, даже того, которого она не любит. Но вдруг она от него забеременела. Мужчина не хочет ребенка даже от женщины, которую он полюбил, но не хочет жениться. Есть очень большая разница. И самое главное, что я почему говорю про мужчин всех, всех мужчин планеты, потому что все войны, преступления, совершаются в основном из-за женщин. Наверху корыстные побуждения, но когда мы преступника расспрашиваем, а дальше то что? Много денег, пойду куплю подарок своей невесте, матери, любовнице. То есть он не хочет потреблять.

Собчак: Но это не всегда так. Вы в политику пошли из-за женщины?

Жириновский: А?

Собчак: Вы же в политику не пошли из-за женщины?

Жириновский: Нет, конечно.

Собчак: Значит не все. А идеальный типаж женщины, может быть есть какая-то актриса, которая всю жизнь вам…

Жириновский: Пожалуйста. Например, мне нравилась итальянская актриса Стефания Сандрелли в фильме «Соблазненная и покинутая», вот там она плачет как-то все это. Нравилась и Беата Тышкевич, когда я увидел ее сейчас, перед смертью, зачем мне это нужно. Тогда, когда она была по молодости. Вот нравились какие-то, типаж, вот такой вот именно.

Собчак: А если бы у вас был такой вот выбор, и не было бы альтернативы, либо нужно остаться на долгое время наедине с Хиллари Клинтон или Кондолизой Райс, кого бы вы выбрали?

Жириновский: Из них двоих?

Собчак: Да.

Жириновский: Хиллари более вредная. Она белая женщина. Кондолиза Райс она более такая покладистая, темненькая такая. Но здесь как сказать, женщина и правильно, хочет быть личностью, что-то она хочет, но мужчине она не нужна очень умная.

Собчак: Нет, но вот вам надо сделать выбор, вот других женщин, допустим, на планете Земля, нет. Вот Кондолиза Райс или Хиллари Клинтон, кого вы выбираете?

Жириновский: Ну очень трудно. Вот в этом ваша беда, женщин. Вы заставляете мужчину сделать выбор и с кем-то остаться навсегда. А я вам говорю, сперва с той поживу, потом с другой, и обоих выкину. Вот и все.

Собчак: Прекрасно. У нас Skype, наконец таки заработал. У нас есть вопрос. Добрый вечере.

Молодой человек: Здравствуйте.

Жириновский: Говори, говори.

Молодой человек: Скажите, пожалуйста, вы любите футбол?

Жириновский: Футбол?

Молодой человек: Да-да.

Жириновский: Конечно это когда много людей, вот такие игровые вещи я люблю. Футбол.

Молодой человек: За какую команду болеете?

Жириновский: Одно время «Спартак», другое время «Локомотив». Конечно лучше сборная.

Собчак: Болельщики, я вот ни за кого не болею. Но болельщики так не говорят.

Жириновский: Знаю, но я не хочу обманывать.

Собчак: Тогда скажите, что не болеете.

Жириновский: «Зенит», я буду говорить что за «Зенит». Сборная России, вот за кого болею.

Собчак: Спасибо за вопрос.

Жириновский: За ваше здоровье, чтобы вы шли домой и приходили домой целые и невредимые.

Собчак: Вот, Владимир Вольфович, видите, вы как сразу, как настоящий политик не можете даже сказать, ну не болею ни за кого. Начинаете тут нам что-то придумывать.

Жириновский: Нет, ну конечно, какой-то матч, чемпионат. Я помню, я сам поехал с флагом там орать, мы победили, третье место заняли на каком-то чемпионате.

Собчак: Хорошо, раз у нас вот такие здесь технологии, я сама только осваиваюсь, Skype,Facebook, я вас хотела спросить про Twitter. Я посмотрела, у вас более 200 тысяч фалловеров в Twitter. Скажите, почему среди них много ботов? Как вы думаете?

Жириновский: У меня целая группа следит за этим делом. А чем вам боты не нравятся?

Собчак: Не знаю, как-то мне кажется, что не правильно это, что многие из них боты.

Жириновский: Почему? Ну а что?

Собчак: Лично мне это как-то не нравится. А вам? Вы ничего не имеет против ботов?

Жириновский: Я специально нигде не провожу классификацию, боты не боты, что там они, кто хочет тот и хостится. Я не акцентирую на этом внимание, абсолютно. Я знаю, что у какой-то категории в какое-то время что-то вызывает интерес, потом проходит, потом другие интересы. Поэтому я не фиксирую вот так. Вот это ваше отличие от нас. Вот вы въедливые, вам хочется, вы женщины, вам хочется влезть туда, а почему?

Собчак: А что, плохо, что ли?

Жириновский: Плохо, конечно.

Собчак: А почему?

Жириновский: Это ваш фанатизм, понимаете. Фанатизм. Вот я хочу и все. вот давай половой акт, а я не хочу.

Собчак: Я вам не предлагала, Владимир Вольфович.

Жириновский: Я не про вас говорю. Психология. Почему разводы часто происходят? Она, наконец, вышла замуж и хочет каждый день. Мужчина не хочет каждый день. Нельзя. Ты сама разрушаешь семью. Но потерпи раз в неделю. Нет, каждый день. Что такое.

Собчак: У вас такое часто случалось? Это какая-то ваша проблема?

Жириновский: Да не со мной, я говорю о человечестве.

Собчак: Владимир Вольфович, вот смотрите, у нас с вами всего час времени. Люди скоро будут делать свой выбор, за кого им голосовать. Я уверена, им очень интересно узнать, какой Владимир Вольфович без криков, без вот кидания стаканами и так далее. А вы все опять о каких-то других людях. Давайте о вас поговорим.

Жириновский: Ну пожалуйста, давайте обо мне, давайте, пожалуйста. Что?

Собчак: Вот, например, что мне интересно. Я даже выписала. Вот вы, например, сказали.

Жириновский: Вы же сами переводите на общие темы. Я же не футболист, я должен отвечать на вопрос, любите ли вы футбол? Какая вам нравится женщина? Они уже умерли эти женщины. Я должен вспоминать, какая она нравится. Да она в гробу лежала.

Собчак: Но какие-то вам должны нравится, вы же мужчина здоровый, интересный, политик.

Жириновский: Они умерли, те которые мне нравились.

Собчак: Но сейчас же есть живые, Анджелина Джоли, например.

Жириновский: Не знаю такую.

Собчак: Моника Белучи.

Жириновский: Не знаю такую.

Собчак: Жанна Фриске.

Жириновский: Старая ведьма. Я с ней был в Польше. Вы знаете, чем она раздражает? Вот Жанна Фриске, ее показывают, такая молодя. В Польше, это было лет 10 назад, она снималась. Макияж делают, все закрасят, все свои морщины.

Собчак: Слушайте, вот вы думаете, женщине приятно будет потом такое вот услышать, что о ней Владимир Вольфович сказал? О вас же тоже так скажут, что вы старый и на выборы не годитесь, тоже также может кто-то сказать.

Жириновский: Объясняю. Когда вы наносите макияж, вы раздражаете нас. Тем самым вы хотите себя показать более красивой, чем вы есть.

Собчак: Это чтобы вам понравиться.

Жириновский: Нет, это ваше заблуждение. Мировое заблуждение. Нам хочется естественный запах, понимаете. Естественный. Как целоваться, когда на губах помада?

Собчак: Как раз про запах, не сочтите…

Жириновский: Все глаза в черной краске.

Собчак: Владимир Вольфович, не сочтите за наглость, я вот хотела про запах, раз мы заговорили. Я специально к вашему приходу в студию…

Жириновский: Ну и что это, это же не ваш запах.

Собчак: А что это за запах?

Жириновский: Я хочу естественный запах.

Собчак: Нет, вы не знаете что это за запах?

Жириновский: Не знаю. Что это? Духи какие-то?

Собчак: Да.

Жириновский: Мои?

Собчак: Да, ваши. Конечно. Как же вы их не узнаете?

Жириновский: Нет, но я же не нюхаю каждый день, как вы можете понять.

Собчак: Я вам, представляете, даже принесла. Духи «Жириновский». Только без джинсы, не надо их сейчас рекламировать.

Жириновский: Не, не, я не хочу. Я просто к примеру говорю. Что я это выпускаю, что я прошу? Вот, у вас духи выходят.

Собчак: Ну что, вам не на чем деньги уже зарабатывать, что вы уже парфюм свой выпускаете?

Жириновский: Да я ни одной копейки не имею.

Собчак: А зачем это?

Жириновский: Водка выходит, коньяк, конфеты, майонез даже выпускают. Это не я. Люди хотят, пускай выпускают. Я ни одной копейки не имею. Поэтому вот этот запах. Вот видите, у вас, вы чувствуете запах, даже я его не знаю. Что меня это не интересует.

Собчак: То есть вам не нравится, когда от женщины пахнет парфюмом?

Жириновский: Я хочу естественный запах, понимаете? Когда духи, когда маникюр, когда….Вот я помню свою первую девушку, не было никаких духов, и никаких макияжа, Тамара ее звали. Я ее люблю до сих пор, ну так, чуть -чуть, за чистоту, за ее девственность, что она была у меня первой, я был у нее первый. Что мы впервые познали что это такое и уже конечно много времени прошло. Но, повторяю еще раз. А каким-то мужчинам может быть это и нравится. Повторяю еще раз, я не хочу слышать чужой запах. Это называется контрафакт. Контрафакт, понимаете.

Собчак: У меня, как-то я хочу перевести тему. Еще одна ваша фраза меня очень взволновала, практически как вас натуральный запах женский, меня взволновала фраза следующая. «Пушкин несчастный был, лучше бы его не было совсем». Что вы имели в виду?

Жириновский: Но ведь он преждевременно ушел из жизни из-за этого.

Собчак: Что значит «вообще бы не было его»?

Жириновский: Он не испытывал радости в этой жизни, город Петербург был для него чужой. Он хотел быть как все, светская жизнь.

Собчак: Я так поняла, что фраза имела продолжение. К сожалению, нам уже пора завершать нашу программу на Пушкине.

Жириновский: Вот видите, на Пушкине.

Собчак: Всего на час вы пришли ко мне. Но пару раз все-таки взглянули в глаза. Вы знаете, я вам хочу подарить книгу. Можете распаковать. Это для вас.

Жириновский: Каждый раз, когда я что-то распаковываю, я думаю, какая-то очередная провокация.

Собчак: Нет. Это книжка «Маленький принц», Владимир Вольфович. Мне кажется, вам она больше всего подходит. Потому что вы очень трогательный и ранимый человек.

Жириновский: Сент-Экзюпери.

Собчак: Да, он самый.

Жириновский: Вы мою песню сейчас включите, я ее пою.

Собчак: Песню в другой раз, потому что наша программа завершается. Это была программа «Собчак живьем» с Владимиром Вольфовичем Жириновским.

Жириновский: Песню поставьте мою, вот там я пою от души.

Собчак: Спасибо вам, большое.

Жириновский: Мне эта песня нравится.

Собчак: Я знаю, что вы романтичный человек.

Жириновский: А что вы мне сто вопросов задаете дурацких?

Собчак: Почему дурацких?

Жириновский: В этой песне и как раз есть я. И вторую поставьте «Восточная». «Льет ли теплый дождь, падает ли снег…»
Также по теме
    Другие выпуски