Прогары

Хрясь!!! Со злостью натянутый шнурок на кроссовках лопнул. Всегда так, когда торопишься. Быстро связав порванный шнурок простым морским узлом, с легким матерком, зашнуровал и помчался по срочным делам.
Осень 1972 года.
-Шнуууркии! - весело пронеслось вслед нам над сборным пунктом г. Ставрополя.
- Сапоги!- коротко и без злости ответили мы, и бодро промаршировали в направлении вокзала.
Нас, будущих моряков ВМФ СССР, ждал город-герой Севастополь.
С трудом застегивались пуговицы на негнущейся матросской робе. Не хотел влезать в петли брюк черный, блестящий флотский ремень. А вот, и шнурки. Длинные, кожаные, они просто не желали быть вдетыми в новые ботинки под романтическим именем «Гады». Да, такие не порвутся!
Туго зашнурованные ботинки, плотно облегали ноги, и было даже как бы комфортно. Но, уже вечером, во время вечерней прогулки, я вспомнил книгу о Бухенвальде, где узников заставляли разнашивать обувь для солдат Великого Рейха. Ноги горели, словно их опустили в кипяток.
Мероприятие с красивым названием «Вечерняя прогулка», меня разочаровало. Кто ж знал, что это получасовая маршировка по плацу. Каждый вечер. Всем учебным отрядом. И негласное состязание, кто кого перетопает, и громче проорет песню. Мы вбивали резиновые подошвы в окаменевший, расчерченный квадратами асфальт плаца, словно пытаясь оставить на нем свой след на память о пребывании в учебном отряде им. Октябрьского. Но на «Аллее любви» следов не оставалось, хотя отмаршировали на ней сотни тысяч ног. Топот стоял страшный, а модная в те времена песня «Прощай девчонка...., матрос вернется, ты только жди», заглушала все остальные. Со временем мы научились топать, изображая паровоз. Чтобы позлить старшин смен. Злили... . Прогулка продлевалась на 15-20 минут. Шнурки затягивались на совесть. Не дай Бог развяжется во время строевых.
Во время ненастья шнурки намокали, и становились скользкими, как черви. А с наступлением зимы я и вовсе разлюбил их. Если после строевых от шинели шел пар, то расшнуровать шнурки на «Гадах» замерзшими пальцами, было сродни развязыванию пятимиллиметровой проволоки. Они застывали, как сталь. Резиновая подошва становилась все тоньше. Кому «посчастливилось» попасть на Севастопольскую губу, ходили практически босиком. Там строевые интенсивней и оригинальней. И чувствовалось, что выданные на год, ботинки не доживут своего срока.
Но вот, и корабль!
И... . О, радость! Нам в первый же день их поменяли на обувь другого фасона. Под названием «Прогары». С резинками по бокам на подъеме, кожаной подошвой, более легкие, они были для нас сродни модельной обуви. Легко обуваемые, еще легче снимаемые, словно созданные для бега по палубе и трапам, во время боевых тревог. Те, с кожаными шнурками, оставляли черные полосы на чистейшей деревянной палубе крейсера и, наверное, на сердце у боцмана. И дошли мы в «Гадах» только до баталерки.
Некоторые моряки, для облегченного влетания с койки в «Прогары», делали разрезы на подъеме. Но это было чревато. При беготне по тревогам, разрезанные «Прогары» имели свойство соскакивать с ног, и в боевой пост любители модерна прибегали в одном прогаре, а то и вовсе босиком. И по отбою тревоги, медленно возвращались в свой кубрик, попутно спрашивая дневальных, не находились ли в их кубриках «Прогары».
А, уж если случайный кросс на берегу... .
Иным «Прогары» нравились больше, чем «Хромачи». Да и с клешами они смотрелись солидней. Один приятель умудрился сыграть ДМБ в прогарах, поменявшись с молодым на новые «Хромачи». А в «Гадах» несли вахты ребята из БЧ-5. На случайно оказавшемся масле или мазуте на пайолах, в «Прогарах» с кожаной подошвой, легко можно было кататься, как по льду, с вытекающими травматическими последствиями.
Привыкши к такой обувке за годы службы, долго искал на гражданке такие же. Попадались похожие, но все не то. А со временем и вовсе привык к гражданской обуви. А вот в памяти...
В памяти те первые. С кожаными шнурками. А это ребята даже не берцы. Гораздо страшнее.
Особенно зимой.

Крейсер «Мурманск». 72-75г.г.

Южная Родезия

Если, увидев название, кто-нибудь подумает, что речь пойдёт о далекой южноафриканской стране, ныне известной как Зимбабве. Или о копях царя Соломона, то он может сразу об этом забыть. Всё уже давно написано, такая вот подстава со стороны классиков. Верн, Хаггард, Киплинг. То, что не написали они, показал Голливуд и его филиалы, разбросанные по всему миру. Хотя, вряд ли они не соврали. И саму Южную Родезию на карте вы уже не найдете, да и стоит ли?
А посему, разочаровано вздохнем и поговорим об идиомах, коими богат великий и могучий русский язык. Никто не задумывался, чем так страшна «кузькина мать», и кто такой Кузька вообще? А чего стоит перешедший в наш язык истошный вопль румынских партизан, разыскивающих среди ночи мать погибшего товарища с очень неприлично звучащим на русском языке именем? Но, мы постоянно и, не задумываясь, их используем....
Я никогда не был в Южной Родезии и вряд ли когда-нибудь побываю, но каждый раз, когда, говоря словами Кинга или Шекли, боюсь ошибиться, «что-то страшное грядет», мне всегда вспоминается именно она, Южная Родезия....
- Что, студенты, все еще живы? Всё это время мы с вами в песочнице играли....
Старший лейтенант Макаров стоял перед застывшим строем первого взвода тридцать первой роты, которому предстоял очередной день практики в бригаде морской пехоты Краснознаменного Северного Флота. Застрявшее чуть выше линии горизонта солнце щедро поливало холодными, но яркими лучами заснеженные сопки и лужи под ними. Начинался новый учебный день первой половины мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Строй, одетый в шинели и каски, сжимающий правыми ладонями, сжатыми в кулаки брезентовые ремни калашей, а левыми прижимающие подсумки, настороженно смотрел за человеком с погонами старшего лейтенанта, над верхней звездой у которых лохматились дыры от вырванных с мясом звезд. За две недели курсанты постигли многое. Уже было не страшно пробираться по горло в снегу, ползти по непролазной грязи и окапываться в вечной мерзлоте. Мы уже поняли, что в жизни нет ничего приятнее команды «Отбой», а есть надо все, что дают, потому что, когда накормят в следующий раз, знает один наш взводный. И то, что кажущийся на первый взгляд нелепым, приказ несет в себе глубокий смысл и способен спасти жизнь подчиненным. Но мы еще не знали, что напоследок нам оставили Южную Родезию...
Макаров был серьезен и в этот раз не балагурил.
- Вас ждут танки. Это на первый взгляд не страшно, но это только, кажется. Главное - сидеть в окопе, врасти в землю, слиться с ней. Пока ты внутри, ты неуязвим. Закатать в Заполярье окоп нельзя. Гранит, мерзлота. Ваш враг не танк, а вы сами. Это и есть ваша Южная Родезия. Справитесь - будет с вас толк. Выскочите из окопа и побежите - офицерами все равно станете, а вот командирами вряд ли. Всегда в вас страх этот будет сидеть. Победите его, победите себя. Вопросы?!
Очень хотелось спросить, почему Родезия, да еще и Южная, но строй молчал, так же молча выполнил команду «направо» и побежал в сторону танкодрома...
Мы встречали танки в ячейках. В одиночных окопчиках, которые смогли выгрызть в промерзшей земле за три часа. На куче камней, так, чтобы видеть всю цепочку окопов, стоял Макаров, наш командир. Мне не было видно его лица, только застывшую фигуру, развернутую в нашу сторону. И я до сих пор очень хочу понять, о чем он думал тогда....
Было страшно...Странно, я же знал, что это все не по-настоящему. Очень хотелось выскочить из маленькой мерзлой могилы и бежать. А что ж тогда чувствуют, когда война, когда все всерьез? И если побежишь сейчас, то, что тогда? Лязг, небо затягивается тяжелым железным брюхом. Я лежу на самом дне, вжимаясь в камни, которые стали такими родными. А танк крутится на месте, земля, камни, какие-то ветки, всё сыпется вниз и засыпает. Ощущение, что хоронят заживо. Страшно, но бежать уже некуда, дорога к свету закрыта. Вот она и пришла, Южная Родезия, мелькает мысль. И странно. Становится спокойно, да и танк, похоже, сползает с окопа. Аккуратно переворачиваюсь на спину, и в глаза молотом бьёт солнечный свет. Корма танка удаляется, и из горла вырывается нечто непередаваемое и очень громкое. Руки рвут подсумок и кидают ему вслед учебные гранаты. Одну за другой.... И что-то меняется. Из окопов поднимаются совсем другие люди, еще не мужчины, но уже и не мальчишки. И ни один, ни один не побежал! А, стоя на куче камней, Макаров держит вверх оттопыренный большой палец и орет свое любимое:
- Моряк на суше не дешевка!

«Если безобразие невозможно предотвратить,
Его надо возглавить».
военно-морская и житейская мудрость....


Школа танкистов

Искусство управлять, судя по всему, заключается не только в выработке и реализации гениальных планов, доведения алгоритмов действий до подчинённых и взаимодействующих сил, но и в умении разрядить обстановку, когда она накалена до предела, направить «пар» в наименее безопасном направлении..... Этот постулат, несмотря на свою кажущую громоздкость, неоднократно доказывал свою состоятельность. В лейтенантские годы и потом, когда уже самому довелось покомандовать и поруководить....
На флоте, как и в любой замкнутой системе, существуют свои традиции, обычаи и понятия. Так между минерами и артиллеристами постоянно идет негласная борьба за лидерство. Представителям ракетно-артиллерийской боевой части, на первый взгляд, проще. Их просто больше. Поэтому, минеры, называемые так же румынами, берут нестандартными ходами и тем, что сами по себе они ощущают свою принадлежность к элите, потому, что практически поголовно окончили училище Фрунзе, т.е. бывший Морской Корпус. Где - то есть еще выпускники Тихоокеанского училища, но в Европе я их не встречал. Артиллеристы, или же, рогатые, в своем большинстве - калининградцы, выпускники нашего бывшего филиала. Раньше встречались и севастопольцы, но их всегда было меньше. Так и жили - они говорили, что мы пять лет в училище изучали торпеду, в год по метру, а мы просили их показать права на управление трактором и танком и называли танкистами. Это была постоянная конкуренция, которая, под умелым руководством могла пойти только на пользу.
Июль девяносто пятого. Завод «Янтарь», два года командировки, вместо заявленных полутора. Судьба большого противолодочного корабля «Адмирал Чабаненко» не определена. Страна дергается то ли в конвульсиях приближающегося конца, то ли в страшных родовых муках, пытаясь воспроизвести новый мир. Рапорта о возвращении на Север или увольнении в запас даже не рассматриваются. Дисциплина и самосознание резко падают вниз. Приближается День ВМФ.... Экипаж валится на глазах. Бытовые пьянки становятся обыденностью. Да, даже стоя у стенки, корабль живет. Тревоги, учения, задачи. Все дни расписаны по минутам, но маятник скрипит, инициатива сменилась инерцией. Жара.... Ощущение тупика и безысходности.... Нужен был креатив.... Надо было разряжать обстановку, создать атмосферу праздника и единения.
- Сергей Алексеевич! Есть гениальная идея.
- Отстань, румын. Твои даже обычные идеи таким геморроем оборачиваются, а ты про гениальные заговорил.
- Да когда мои идеи не срабатывали?
- Когда? - старпом даже привстал из-за стола, и продолжил:
- Может и врут, но рассказывали, что Доброскоченко перекрестился, когда узнал, что ты в Калининград вторым бортом улетел....
- Когда это было.... А вот сейчас....
Уже через десять минут старпом энергично заходил по каюте.
- Два они же тебя порвут!
- Первый раз что ли? За то, как сработает!
- Ладно, пошли к Командиру. Он наш, фрунзак, хотя и штурман, но ладно, бывает....
Командир долго хохотал, а потом назвал нас идиотами и дал добро.
День ВМФ. Торжественные речи, поздравления и флаги расцвечивания. Вручение очередных воинских званий и долгожданное известие о выходе на ходовые испытания. Экипаж отпущен, на вертолетной площадке остался только офицерский состав. Командир, капитан второго ранга Игорь Александрович Быков командует:
- Зачитать приказ Главнокомандующего ВМФ.
Старпом начинает зачитывать текст, приказная часть которого заполнена дифирамбами исключительно в адрес офицеров боевой части два (ракетно-артиллерийской), причем, исключительно выпускникам калининградского училища....
- Наградить почётным знаком.... Старпом, выпускник Фрунзе, румын, еле сдерживает смех. Первым подходит командир бч два капитан третьего ранга Сёмин, Игорь Валентинович и из рук старпома получает белый академический значок, в центральной части которого размещен танк, а на шильдике выгравирована надпись «танковая школа».... Сначала он смотрит на знак, потом на старпома, на командира..... На лице читается непонимание, обида и...... восторг. Командир улыбается. Семин поворачивается к строю своих офицеров и командует:
- Танкисты, по машинам!....
Строй ломается, все веселятся как дети, в том числе и танкисты. Вечером, происходит торжественное обмывание полученных наград и как - то, незаметно, все начинает меняться.... Тем более, что через полтора месяца, мы, наконец-то, проходим Калининградский канал и выходим в Гданьский Залив. И кто знает, может быть, в этом есть заслуга и маленьких танков из нержавейки, которые с гордостью носят артиллеристы, превратившиеся с того дня в танкистов! Правда, мне, под горячую руку танкистов в тот вечер пришлось вспомнить старую фразу о Южной Родезии.... Всё таки нет пророков в своём Отечестве!

Как я жил по Уставу

Каждый из нас хотя бы раз пытался начать новую жизнь.... Это могло быть по разным причинам: личным, семейным, служебным. И почти каждый раз повторялась извечная истина, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Хотя, возможно, у кого-то и получалось. Очень давно, почти на самом краю Земли, ступил на эту скользкую дорожку и я....

Два месяца службы на большом противолодочном корабле «Адмирал Макаров» промчались как один день. Они вместили в себя гауптвахту, смену боезапаса, утопление глубинной бомбы, прямо под бортом, выходы в море, прекращённое уголовное дело, первые наряды и сданные зачеты. Но целостной картины мира в голове, к сожалению, не сложилось. Дни неслись стремительным галопом, подстегиваемые старшим помощником командира корабля, капитаном третьего ранга Поливцевым, и накладывались один на другой, закручивая в спиральные потоки невыполненные дела, отложенные мероприятия и прочая, прочая, прочая. Я не успевал ничего. На сон времени не было, про сход в город забыл вообще. И всегда и во всем был виноват только я. Выхода не было, надо было начинать новую жизнь и попытаться упорядочить хаос, творящийся в моей служебной деятельности, и постараться отыскать ячейки для хоть какой-то личной жизни.

Просто сейчас. Залез в сеть, достал оттуда разнообразные методики, графики и алгоритмы, все красиво скомпоновал, перекинул в телефон, и он звоночками напоминает тебе то, что ты забыл. А тогда..... Даже печатная машинка была на учёте в секретной части. Поэтому я обложился обычными ученическими тетрадками и тем, что на военном языке именуется «руководящими документами». За два месяца, используя любую свободную минуту, по ночам, в редкие выходные, я выписывал по дням, часам и минутам все, что должен был сделать. Вы даже не представляете, сколько на Флоте руководящих документов..... Командир боевой части, старший лейтенант Валерий Донченко, посещая мои археологические изыскания, приходил в дикий восторг, впервые держа в руках то, в соответствии с чем, как оказывается, он служил уже четвертый год. Меня называли чокнутым и крутили пальцем у виска..... Командир БЧ-5, капитан второго ранга Сорокин, покрутил в руках мои тетрадки, оправил очки и произнес что-то о грядущей гибели страны и военно-морского флота, в частности. Когда я робко поинтересовался причинами такого пессимистичного вывода, в ответ услышал, что, если лейтенанты пытаются правду найти, то это все, конец...

Венчала мой титанический труд гигантская «простыня», склеенная из старых штурманских карт, расчерченная на семь дней и двадцать четыре часа.

Боже, что это была за «простыня»! Если бы она сохранилась до сегодняшнего дня, то по праву заняла бы достойное место в лучших музеях мира. В ней было все, что я должен был делать, в том числе, в зависимости от номера недели, сдаваемой специальной задачи и периода обучения. Не просто запомнить, объять всё сразу было просто невозможно. Это был уникальный алгоритм служебной деятельности командира ракетной противолодочной группы большого противолодочного корабля проекта 1134 «А» на все времена. Кто тогда знал, что этих времен осталось всего три года...

Я стал героем. В качестве приложения к «простыне» у меня было семь блокнотов, по одному, на каждый день недели. Мне уже стало интересно прибывать по команде к каюте старпома. Выслушав адресованные мне вопросы, я доставал блокнот и чётко докладывал, что, когда, в соответствии с каким руководящим документом я делал, к примеру, с семи до одиннадцати, очень часто ставя его в тупик названиями документов, которые по его команде писаря и секретчики таскали в каюту. Мне пытались подражать, но, не пропустив через себя всю эту абракадабру, ничего толкового сделать не могли. Меня уже не могли засунуть куда-то старшим, сделать куда-то идущим. Нет, я не отказывался, но, получив приказание, я невинно интересовался, правомочен ли я нарушать требования такого-то наставления, утвержденного тем-то в таком-то году.... И начальникам почему-то сразу становилось понятно, что нарушать-то нельзя.... И меня оставляли в покое. Но вот, что странно. Если сначала это был какой-то сюрреализм, созданный здоровым чувством протеста, то, спустя некоторое время, хаос служебной деятельности стал структуризироваться. Я первым в бригаде сдал зачеты и заступил дежурным по кораблю и вахтенным офицером. У меня появилось время на сон и сходы на берег. Все реже и реже меня распекали и разносили, а я все реже и реже доставал свои блокноты и разворачивал простыню. У меня были последователи, но новых простыней я не видел. Лебединой песней моей задумки была демонстрация созданной мной системой работой на подведении итогов за летний период обучения в бригаде, когда я в кают-компании «Адмирала Исакова» представлял алгоритм штабу и командованию кораблей по приказанию комбрига, капитана первого ранга Доброскоченко.

Больше я никогда не создавал ничего подобного. Но привычка осталась, и я выписывал основные временные позиции, действия. Привязывал людей, телефоны и сроки. До самого последнего дня моей службы такие упрощенные алгоритмы всегда были со мной. Мне это помогало. Очень часто самым важным было именно изготовление блок-схем, когда они намертво впечатывались в матрицу мозга.... Да и сейчас я продолжаю планировать день, неделю. Месяц. Уже не так детально и подробно, да и точность оставляет желать лучшего, но я по-прежнему успеваю. А значит, попытка «упорядочить мир», предпринятая замученным, загнанным лейтенантом двадцать три года назад, удалась.

Средство от тараканов

Цивилизация упростила нашу жизнь. Мужчине уже не надо бегать по тундре в поисках мамонта и драться с пещерным медведем за жилплощадь, а женщине поддерживать огонь и выковыривать из земли съедобные корешки. Даже с насекомыми бороться уже не надо, достаточно пойти в ближайший супермаркет, где к твоим услугам будет столько разнообразных средств массового поражения, что можно вообразить себя завоевателем или спасителем мира - по усмотрению. Мало того, развитие технологий, изменение геомагнитных и прочих составляющих привело к тому, что в Питере тараканов уже днём с огнем не сыщешь, да и любую другую живность тоже. Мир становится стерильным и благополучным. А ведь совсем недавно...
Мы жили в другой стране, другом тысячелетии и при других богах. Прогресс, конечно, шел, но как-то очень размеренно и не торопясь, а кое-где он вообще появлялся лишь эпизодически. Одним из мало посещаемых им мест был прекрасный город Палермо, раскинувшийся на самом входе в Кольский залив и обозначенный на всех картах как город Полярный. Он уже давно утратил статус флотской столицы и был среднеобычным советским городом, все отличие которого от других заключалось в высочайшей степени милитаризации на единицу площади. Практически и по факту это был закрытый военный гарнизон. И главной проблемой его жителей были тараканы... Как с ними только не боролись и какие методы не пробовали. Ограниченный контингент химического оружия, предлагаемый немногочисленными магазинами города, не помогал. Народная смекалка и подручные средства, используемые в карательных операциях, были малоэффективны, полчища тараканов побеждали по всем направлениям и перехватывали стратегическую инициативу. Человечество отступало...
Летом, как всегда было, есть и будет на Северах, женское и детское население в основной своей массе потянулось на Юг. Юг - это совсем не обязательно Египет или Анапа, по отношению к Заполярью югом являлось все, что находилось ниже Полярного Круга. Город пустел. Корабли и лодки не вылезали из моря, было в истории нашей Родины такое время, как это ни покажется странным, а тараканы, пользуясь сокращением противостоящего контингента, продолжали расширять свои сферы влияния.
Жена штурмана одного из малых противолододочных кораблей семьдесят седьмой Гвардейской бригады Паши Иванова, которого, несмотря на молодость, в силу лингвистических особенностей имени - отчества (Павел Александрович), называли Палсекамычем, вместе с трехлетней дочкой улетала в Ленинград, к маме. В Мурмашах перед посадкой в самолет она объявила Паше ультиматум:
- Приеду, не выведешь тараканов, развернусь и вернусь к маме.
Паша, конечно, пообещал все исполнить и, разумеется, сразу же об этом забыл. Он уже привык к тараканам, и иногда, будучи в состоянии определенной фазы опьянения, подкармливал их прямо с ладони. Время шло, до приезда жены осталось меньше месяца... Паша очнулся.
Никакая химия не помогала. Окуривание можжевельником и прочие народные средства не спасли. Сидя в «Пале» (местный, довольно известный в определённых кругах ресторан), Паша изливал душу друзьям и оплакивал свою пропащую семейную жизнь...
- Не дрейфь, Секамыч. Мы это того, технически...
- Это как?
- Тьфу, не технически, а химически, слушай сюда...
Идея была гениальной. После некоторой модернизации, о которой даже не догадывались многочисленные НИИ военно-морского Флота, а также всесильные КГБ и ЦРУ, обычная МДШ-1, морская дымовая шашка была превращена в страшное оружие. Вместо трех минут горения усовершенствованная модель должна была испускать дым в течении минимум часа (по факту оказалось, что почти три), а срабатывать с задержкой в десять-пятнадцать минут.
Корабль на неделю уходил в море и Павел, уходя, запустил свою адскую машинку, открыв предварительно форточки. Процесс пошел...
Как правило, корабль, возвращающийся с моря, встречает кто-то из командования или должностных лиц, а не только швартовая команда соседнего борта. В этот раз прибытие «Альбатроса» ожидало почти все население панельной пятиэтажки, в которой проживала семья Иванова. Все, кто был в городе и не был в море и смог по такому поводу удрать со службы. Встреча была бурной и очень теплой. Дверь в Пашину квартиру была выбита, и на кухонном столе стояла злополучная прокопченная шашка, которую все наперебой предлагали засунуть Паше.... В качестве клизмы или как-то иначе, но исключительно с медицинскими и воспитательными целями...
Неделю Паша с разрешения командования бригады и корабля отлеживался дома, приходя в себя от безумной радости соседей, обрадованных его возвращением. Потом, они, конечно, помирились, и жизнь потекла как прежде. Вот только... Тараканов в этом доме больше никто не видел.