Если вдруг признаться в любви к искусству,
ведь никто не поверит большому чувству.
В сумасшедшем доме приравнен к буйству
бывает бунт.
(с) И. Павлова
Я пишу эту статью палюбви. Я вообще все в жизни делаю исключительно палюбви, а потому обвинять меня в предвзятости – гиблое дело. Конечно, я не объективна, и как всегда, пишу лишь о том, что мне нравится. Но что поделать, если такова непреодолимая сила этой страшной религии, имя которой п-а-л-ю-б-в-и…
Несколько дней назад небезызвестный Николай Мурашов (docking the mad dog) разместил в электронной библиотеке книгу петербургской поэтессы Инги Павловой, которая именно так и называется - «Палюбви». О ней, собственно, я и поведу речь.
Книга эта изначально не была задумана, как электронная. Она была издана в 2011 году в традиционном виде издательством «Edita Gelsen e.V Gelsenkirchen» небольшим тиражом и разошлась, как это и бывает, по друзьям. Обстоятельства сложились таким образом, что ко мне в руки она так и не попала. Когда мы встречались с Ингой последний раз, я банально забыла у нее попросить экземпляр, а потому увидела я именно электронный макет для издательства, аналог которого теперь доступен для бесплатного скачивания любому читателю. По правде говоря, и цель моей заметки – вовсе не глубинный литературный анализ содержания книжки (пусть этим филологи занимаются, если им охота), а простое желание привлечь к ней читательское внимание.
Собственно, само слово «книга», наверно, слишком громкое для подобного рода сборника. Это всего лишь небольшая брошюрка, прочесть которую можно, потратив на нее час свободного времени, но это отнюдь не минус, а плюс. Потому как «Палюбви» - это цикл стихов, в котором четко просматривается сюжетная линия, цикл, объединенный автором еще и по некоторому временному признаку. Стихи, в него вошедшие, написаны в течение небольшого интервала времени (если сопоставлять его со всем творческим путем поэтессы), и интервал этот ограничен, по всей видимости, сроком развития самого сюжета, продиктованного человеческой жизнью и порождавшего эти самые стихи.
Почему я расцениваю это как плюс?.. Да потому, что среди обилия сегодня авторских имен, информационных источников, книг, страниц и пр. иногда сложно найти время и возможность, чтобы надолго погрузиться в чье-то творчество, и большую стихотворную электронную книгу мы загружаем на свои экраны, как правило, только если точно знаем, кто и что нас ждет под ее обложкой. Только тогда мы готовы разбираться в запутанном клубке авторских поисков и тем. В остальных же случаях хочется просто открыть книжку и получить представление о поэте, желательно исчерпывающее, чтобы позже не мучиться мыслью: «А вдруг на 250 странице, до которой я просто «не дожил», он написал что-то гениальное?»
Так вот «Палюбви» - это пример того, что человек, знакомый с творчеством Инги Павловой, после прочтения книги «уйдет голодным», а вот если это имя Вам ни о чем не говорит, то это тот самый бокал вина и канапе с редким видом сыра для дегустации, которые необходимо употребить, чтобы понять, а гурман ли Вы вообще до подобных яств. И, как и положено на хорошей дегустации, иметь значение здесь будет все: вкус, запах, цвет и даже тарелка, на который подали «сыр». Пересказать подобные вещи невозможно, но я попробую поделиться собственными впечатлениями, а уж вам решать, стоит ли самому участвовать в этой трапезе или обойтись без нее.
Начнем с того, что предисловие к книге написала очень мной уважаемая и любимая поэтесса Татьяна Ткачева-Демидова, но признаться, я вздрогнула, его прочитав. «В совокупности же, книга – это шкатулка артефактов, сколь бесценных, столь и вечных в своей бесценности» - пишет Татьяна. Я нисколько не спорю со смыслом данных слов, но насколько же они не вяжутся в моем восприятии ни с поэзией Инги Павловой, ни с ней самой. К Инге не прилипает и отваливается, как просроченная афиша от тумбы, любая высокопарность, даже если она искренняя и правомочная в своей сути. О ее творчестве писать, если не вообще с улыбкой, то максимально легко. Потому как, погружаясь в него, понимаешь, что весь труд и ценность оного заключается именно в кажущейся легкости, когда о серьезном и разрывном - со смехом, а смеяться, так навзрыд и до отчаянных слез. У Павловой: «На одном гвозде - тень моя, полотенце, ключи и ножницы, и во лбу всегда есть место еще звезде».
А потому можно смело перевернуть страницу и увидеть следующий эпиграф к книге. Это фраза из песни Анны Герасимовой (Умки): «Можно гнать, что угодно, и будут стихи все равно». О, да! Вот тут я могу подписаться под каждым словом и наконец искренне улыбнуться. Вот это именно то, что только Инга могла выбрать эпиграфом к своей книге, и это ее характеризует лучше всего. По контрасту с этими словами можно будет дальше и оценивать, что же «гонит» дорогой автор, и какие «мухи» садятся к ней «на край страницы почесать крылья носа или просто поправить шляпку».
Вообще Инга Павлова – это представитель поэтов, которых я называю «стихийными бедствиями». Она, как ураган, может не случаться сезонами, вяло пытаясь раздуть хоть какой-то ветерок вдохновения, и ей нужны абсолютно четкие природные условия, чтобы состояться. Вдруг. Вне прогноза синоптиков и расписания. Не хотелось бы полагать, что такие условия способна создать лишь случившаяся любовь, хотя это и самый распространенный случай - тут уж ничего не попишешь. И «Палюбви» пример именно такого сюжета: любовная история со всеми встречами, расставаниями, взаимными уничижениями и обретениями вплоть до финала. Банально? Конечно.
Не банально, только то, как проживает не человек, а поэт, это состояние. Не банально то, как он видит мир в этот момент, и то, как он может транслировать эту картинку читателю. А Инга не только поэт, она еще и фотограф. Фотохудожник. Она способна совершенно профессионально выхватывать из окружающей ее действительности детали композиции не уловимые простым глазом и разворачивать их в объектив. В объектив словесный в том числе. Будь то просто зарисовка места действия:
«Плац Семеновского полка
помнит смотры, ученья, марши...
Задирая лапу, сердит Полкан
на буханку снега, который старше
января и скоро сойдет на нет,
обнажая спинки дощатых горок.
И опять скребется росток на свет
из окошка».
Или в большей мере характеристика настроения:
«Потому что песок ложится наружу фетром,
а с изнанки – ил или перья чаек.
Сигарета не с фильтром, а с сиплым ветром –
Зато не скучно, но я скучаю».
Ей просто это дано. В ее стихах невозможным образом есть та гармония, которая составляется из чувства, образа и фонетики. На нее играет все. Ее стихи можно петь, в них невозможная мелодичность. И используемый ею образ «сердце-колокол ждет своего звонаря» вдруг приобретает даже иной смысл, потому что этот, временами, колокол, временами, колокольчик звучит в строчках. Вот прислушайтесь:
«Да не будет большей боли,
чем моя. Не был, но не был
златом жиденький песочек
на зубах, в горсти и в горле».
Вот и обретается звук, вот и обретается цвет, а вкус не заставит себя ждать. Читаешь фразу: «на августовских пчелах настоянная дольками луна, слегка горчит» и оказываешься отравлен этой горечью, а потом и приколот к этой луне, как бабочка булавкой к пенопласту. Смотришь, как «изувечены таяньем ветки, кресты и надгробья, и слетаются вороны кашицу луж расхлебать», и невольно возвращаешься к другой ее фразе, понимая, как автор права, когда пишет «и в горсть песок процедить из плошки стиха сквозь марлю». Этот песок она уже процедила, скормила тебе, и он застрял в твоем горле комом.
А что было?! Ничего не было. «Ловкость рук и никакого мошенничества!» Легонько легонечко, так простенько и по-женски: то с воблой к пиву, то с топором, покрошенным в суп, иной раз даже с редким матюком (ей можно, это колоколу мощи прибавляет), все по Финскому заливу гуляючи-припеваючи… а тебе вот, между прочим, уже вовсе и не хочется петь, потому как подобные книжицы и сюжеты всегда заканчиваются не одинаково, но плохо. И сколь легко поверить автору и даже ни на мгновение не засомневаться, что она «из породы птиц, потому что боль есть большая школа».
В ее боль веришь. Боль столь же реальна в Ингином исполнении, как и известка с потолка, объезженный трамвай и этот мальчик, идущий сквозь тексты наравне с самим лирическим героем.
О мальчике, кстати, следовало бы поговорить отдельно. Потому что для меня он подобен мине замедленного действия, психику (по крайней мере, женскую) взрывающей неминуемо.
«Мой ребенок уверен, что я – большая.
Он строит город из шахмат и кричит: "Зажмурься!",
Чтобы делать то, что мама не разрешает».
В этих нескольких строчках есть огромная истинность, и жизненная подлинность. Как часто женщина, застигнутая чувством врасплох, загнанная им в угол, сопоставляет его, соизмеряет с самым важным и ценным, что у нее есть в жизни - с ребенком. И как редко можно увидеть в стихах подобные картинки, когда лирический герой противопоставляется сыну героини. Потому что, чтобы подобные сцены рисовать, надо иметь определенную смелость.
«Мой ребенок старше тебя на детство,
на строку из писем и свет в окне,
на последний месяц грибного лета...
И хайрастый мальчик прижат к стене,
но глазам не больно смотреть с портрета».
Чтобы так писать, необходимо признавать близость внутри самой себя этих героев, а не врать, что это фигуры разных планов и масштабов, не говоря о осознании своей роли для них, когда лирическая героиня любимому мужчине не только любовница или друг, а еще и мать, зачастую восполняющая собой пустоту и отсутствие чувства любви, тянущееся из детства, и отдающая себе отчет в том, что неспособность лирического героя выстроить отношения растет корнями оттуда же. А выбор неминуем, и будет сделан:
«А дома больного ребенка,
в ладошку сманив журавля,
баюкает женщина-птица,
и мужу – чужая жена.
Больному ребенку не спится,
и снова трава сожжена
под окнами».
Эта тема ребенка, сквозящая через всю книгу, поддерживается и иллюстрациями. Картиночки под стихотворениями – это настоящие рисунки сына поэтессы. И если при первом беглом просмотре книги в этом видится некая ирония, то при более глубоком погружении в тексты начинаешь воспринимать их как те хрупкие, но все-таки опоры, которые поддерживают этот стихотворный домик.
«Ничего не нужно кроме
сока нескольких растений…
Я тебе построю домик
из моих стихотворений».
И домик этот стоит себе на семи ветрах. Что тут сказать? Он вполне удался, хоть и тесноват, конечно. Возможно, в следующий раз "архитектор" решится на более амбициозный проект. Будем на это надеяться.
На этом можно было бы с пафосом и закончить статью (забыв напрочь о том, что писала про предисловие к книге), процитировав в отношении творчества Павловой ее же стихотворение: «Как высоко высокое. И грустно».
Наверно, так бы я и поступила, но, собираясь вставить в конце заметки ссылку на страницу Инги на Стихире, я первый раз в жизни прочитала ее логин (до этого просто никогда не обращала на него внимание) – «soplivsahare» (!!!). Вот и еще одна прекрасная оценка автором своего творчества. Несомненно, ее стихи – это они самые и есть! А как же иначе? И я тут намазываю свои вторым слоем, а все из-за чего… все из-за этой неодолимой силы, движущей полмира, про которую Умка поет все в той же песне: «По любви - это как? По кусочку любви тут и там». А вдруг и мой неизвестный читатель примкнет к страшной секте, в которую входит и автор книги, и Умка, и я сама, а первой из брошюр, с которой начнется его несомненное падение, будет книга Инги Павловой, так и называющаяся - «Палюбви». Нельзя упускать из виду и такой вероятности. :)
Скачать книгу Инги Павловой «Палюбви» можно по ссылке:
Страница автора на сайте Стихи.ру:
http://www.stihi.ru/avtor/soplivsahare