Все персонажи и события вымышленные.
…Может ли быть душа у снеговика? Наверное, может, но лишь тогда, когда его слепили с душой. Душой уставшей, замученной, но чистой. И руками, покрытыми синяками от побоев, но старательно вылепливающими фигуру выше себя. Именно тогда творение из снега, отдаленно похожее на человека с длинным носом и ведром на голове, может обрести душу.
Ведро нашлось в мусорном баке неподалёку. Оно было старым и дырявым, но в качестве шляпы для снеговика смотрелось вполне достойно. Вместо морковки носом стала еловая шишка, подаренная мальчишкой из соседнего подъезда. Морковку маленькая Даша последний раз держала в руках у бабушки, год назад. Через месяц бабушки не стало – да и нормальной жизни для ребёнка – тоже.
Как говорили соседи, она родилась не у тех родителей. Умная и рассудительная – даже слишком рассудительная для восьми лет – она росла у слишком весёлой мамы с пустотой вместо мозга; и отчима, для которого самым дорогим членом семьи был самогонный аппарат. Отчима Дашина мама любила, невзирая на его пьянство, свинские привычки и то, что он регулярно бил и её, и детей. У Даши было двое братьев – Вася и Витя. Первый справил пятнадцатилетие и уехал учиться в техникум в соседнем городе – там ему дали пусть и шумное, но более родное, чем их дом, общежитие. С отчимом он несколько раз дрался, защищая мать, даже разбил ему нос – с мужчинами Осип Егорович силён и смел не был – но мать сына за это и возненавидела. Невысокий, одноглазый и вонючий, почти муж, был ей дороже детей – их-то родить нетрудно, а вот мужика-то найти надо постараться!
Младший брат часто был голоден – мать, независимо от наличия денег, готовить не любила. Для детей не любила – для Осипа обед всегда был. В школе Даша отдыхала – учёба давалась ей легко, а учителя просили того, чего ей так не хватало – тишины. Дома её не бывало. То отчим, сидевший за кражу соседских кур, мнил себя криминальным авторитетом и с угрюмым лицом горланил тюремные песни. То бесконечные компании и друзья до утра – даже поспать-то не получалось. К тому же, приходилось постоянно нянчить младшего брата, из-за чего она иногда даже не могла пойти в школу. Мама раньше эти заботы сваливала то на свою мать, то на свекровь – как ни странно, обе были путёвыми, но за один год обе и умерли. Кто был отцом Даши – история умалчивала – лишь иногда мать, желая укорить дочь, говорила:
– Вся в своего папеньку-подлеца!.. – При этом ничего, кроме того, что он подлец, дочери она не говорила. В действительности, она и не знала, кто из сменявшихся тогда кавалеров был отцом девочки…
В этот вечер Даша долепила снеговика и смотрела на него с редкой для неё улыбкой. Собственно, и поводов для радости-то не было. Начались зимние каникулы – но это была не радость, а ожидание десяти дней домашнего ада. А вот высокий снеговик у скамейки возле подъезда (рост не позволял без неё вылепить такого великана), с глазами-камешками и хитрой улыбкой, сумел её развеселить. Возле снеговика девочка положила завернутую в фантик от конфеты (подаренной ещё умершей бабушкой) сосульку, упавшую с крыши. Это было угощением для него, мороженное, которое сама Даша ела лишь у бабушки всего два раза в жизни.
– Дашка, ну-ка брысь домой! – Из подъезда вышел отчим. – Малой орёт, жрать хочет, а она тут снеговиков лепит!
– Я сейчас… – Тихо ответила Даша и попыталась шмыгнуть в подъезд, чтобы не получить тумаков, но отчим схватил её за воротник и злобно прошипел:
– Лучше б тебя в детдом сдали, зараза ленивая! Только жрёшь да ничего не делаешь! Пшла!..
С этими словами он толкнул ребёнка в подъезд, но не рассчитал силу, Даша зацепилась ногой за лестницу, на которую падала, и ударилась прямо виском об бетонную ступень. Ребёнок затих, Осип испуганно огляделся, убедившись, что этого никто не видел. Затем, сняв ботинки, босяком побежал вверх по лестнице, мечтая не столкнуться ни с кем из соседей. Ему повезло – на этот раз. Никто не видел этого убийства, а жена, хоть о чём-то и догадывалась, но лишь махнула рукой – одним ртом меньше! Правда, младшего теперь нужно было нянчить самой, но ему уже три года – самостоятельный!..
В день, когда Дашу хоронили, была оттепель, под ногами хлюпало. Отчим был пьян и весел, мать лишь смотрела на часы – скорее бы отбыть. Снеговик, с которого кто-то снял ведро, всё ещё стоял у скамейки. Только выложенной камешками улыбки больше не было – выпала, наверное. И «глаза» чуть опустились вниз, словно снеговик опустил голову.
К вечеру снова похолодало, Осип поругался с женой, отказавшейся сдать младшего в детдом – на него ведь пособие платили! – и вышел покурить на скамейку. Совесть его не мучила – девчонка-то сама виновата, её ругать надо, чтоб не распустилась! Подумаешь, силу не рассчитал… Посмотрев на снеговика, он вдруг замер, подняв руку, словно желая защититься. Там, где ещё несколько дней назад была улыбка, теперь виднелся яростный оскал.
– Нет… Не может быть… – Шептал Осип, не способный от страха сдвинуться с места. Но его судьба уже была решена. Шелест фантика от конфеты был последним, что он слышал перед тем, как мощная сосулька вонзилась ему прямо в лоб. Утром его труп нашёл дворник. Осип так и сидел на скамейке, слегка завалившись набок. Дворник посмотрел на крышу, потом позвал напарника:
– Гляди, Лёха, это ж как она от крыши-то до него долетела? Словно целилась, а не вниз падала! – Сплюнул он, – Бог шельму метит, не зря народ говорил, что это Осип падчерицу убил!..
А снеговик, развалившийся ночью, грудой снега, обрызганного кровью убийцы, лежал возле скамейки. К ветке, что была у него рукой, так намертво и прилип тот самый фантик, в который было завёрнуто его «мороженное». Его оскал исчез, а под глазами теперь стояли большие капли подтаявшего снега. Его душа, которая так недолго пробыла в этом мире, со скорбью его покинула, оставив напоследок лишь эти слёзы. Слёзы снежной души.
Сергей Яновский.
