Честно говоря, не хотелось публиковать эту статью, но дошли до меня слухи, что руководитель одного из осколков бывшего СССР, Росссийской Федерации, Медведев вознамерился „порулить” историей и создал комиссию по „противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам РФ”. Данная статья написана не для того, чтобы обидеть допропорядочных граждан РФ страны, в которой у меня много родственников, друзей и знакомых, а для того чтобы подпортить кровь скрытым и явным педерастам, которые, как я сильно подозреваю, нынче определяют внешнеполитический курс этого государства.
И потому, факты и только факты.
Крах Руси как политического целого в середине XIII века породил два государства, мало напоминающие собой прежнее русское — Московию, и, собственно Русь, только уже не Киевскую, а Литовскую. И дело не во внешних изменениях границ, которые, кстати сказать, менялись часто, приобретая иногда причудливые очертания, а в нравственном состоянии значительной части общества — не Иисус Галилейский, а Искус Содомский — вот, кто порой здесь был истинным богом.
Тема содомии долгое время упорно замалчивалась и власть предержащими: составленный В.Далем в 1852 г., сборник „Русские заветные пословицы и поговорки” впервые был опубликован в 1972 г. в Гааге, а сборник „Русские заветные сказки” А. Афанасьева (1826 -1871) исследователь не решился печатать в Московии, и отправил для публикации в Женеву. Историки же послебольшевистского времени, не брались за подобные исследования. Они если и касались вскользь темы содомии, то под этим злом рассматривали понятие Русь в его широком смысле, тогда как в отличие от Московии, именно для Руси содомия была не свойственна. Помимо историков существуют несколько публикаций исследователей, суть которых расчёт на скандальность и прочий шум, без всякого желания вникнуть в причины „содомского зла” и места, откуда пошло его распространение по городам и весям. Только желание восполнить этот досадный пробел историков, заставило меня приступить к работе, ибо цели оскорбить и унизить именно весь народ московитов я не преследую.
Мужеложство совершенно не было известно в эпоху Киевской Руси, население которой, было далеко от страстей, некогда обуревавших античные Рим и Грецию. Ни „Правда роуська”, ни церковные поучения тех времён, не упоминают об этом заболевании, но как только на Северо-востоке добрая русская кровь была разбавлена кровью угро-финов и прочей неруси, как только ослабла славянская составляющая народа, там сразу же начинает проявляться содомия. Вообще, в средневековье под словом „содомия" подразумевалось не только мужеложство, но и всё, что даже при соитии мужчины и женщины отличалось от положения „он сверху, она снизу, лицом к друг другу”.
Вначале нравы и обычаи славян были естественными для всякого общества. Византийский историк того же VI века Маврикий Стратег, который много писал славянах, удивлялся их излюбленному способу совокупления — в воде: на озерной или речной отмели, а то и на плаву среди широкой реки. Удивлялся Маврикий и тому, что славянская молодежь еще до замужества и женитьбы развлекались групповым совокуплением во время праздников, и о девственности никто не думал.
Трудно представить славянский праздник без всего того, о чём осуждающе писал безызвестный монах: „Тут же есть мужам и отрокам великое падение на женское и девичье шатание. Тако же и женам мужатым беззаконное осквернение тут же”. Поэтому, в данной статье содомия будет рассматриваться именно как мужеложство.
Первый достоверно известный случай содомии стался в конце 12 века: сын Андрея Боголюбского Георгий, женился на грузинской царице Тамаре. Но, брак был непродолжительным. Как только выяснилось, что он повадился изменять жене с мужчинами, брак был расторгнут, а незадачливый князь был выслан из Грузии. Данный случай весьма показателен тем, что ещё в эпоху Киевской Руси, истоки содомии берут своё начало именно с земель, ставших впоследствии называться Московией. Впоследствии, почти все иностранные путешественники, оставившие свои описания пребывания в московитских пределах, с негодованием отмечали мужеложские склонности, во всех слоях населения — от селян до царской семьи.
Любопытны едкие замечания митрополита Киприана. Дело вовсе не в том, что он враждовал с московским князем, и дело не в его остротах по поводу поражения на р. Пьяне приверженных пьянству воевод Дмитрия Донского, а в духе самих посланий, преисполненных тревоги за моральный стан московитского общества.
Чем менее в московитах оставалось русского, киевского, тем более у них расцветало мужеложство, и уже Максим Грек писал о содомистах в своём знаменитом обращении „Слово на потопляемых и погибаемых без ума, богомерзким гнусным содомским грехом, в муках вечных”, а старец Филофей умолял великого князя Василия Ивановича искоренить „Из своего православного царства горький плевел содомии”. Проповедники преуспели мало. Известно, что князь московитов Василий III женился на княжне Елене Глинской. Из старых привычек, принесённых им в новый брак, было то, что исполнять свои супружеские обязанности он мог только в присутствии стражника, который раздевался донага и своими ласками возбуждал князя.
Тогда же Митрополит Даниил, в своем двенадцатом поучении дает определённую зарисовку содомистов своего часу: „...Женам позавидев, мужское свое лице на женское претворили”. Он подробно рассказывает, как молодые
люди бреют бороду, натираются мазями, румянят себе щеки, обрызгивают тело благовониями, выщипывают волосы на теле щипчиками, переодеваются по несколько раз в день.
Герберштейн, посетивший Московию отмечает в своей книге „Записки о московских делах”, что мужеложство распространено во всех слоях московитского общества, а английский поэт Тэрбервилл побывавший в Москве в самый разгар опричнины, поразился не столько казням, сколько открытому гомосексуализму среди московитских селян. В стихотворном послании к одному из своих друзей он писал: „Даже если у мужика есть красивая жена, потакающая его похоти, он все равно предается греху, и с большей охотой ляжет в постель с мальчиком, нежели с нею. Женщина же, дабы отплатить за его противоестественные ночные измены, бросается во все тяжкие”.
Ещё ужаснее были обычаи в московитском воинстве: митрополит Макарий в послании царскому войску, стоявшему под Казанью, с гневом писал, что „Государевы воины содевают со младыми юношами содомское зло — скаредное и богомерзкое дело”. Уж не по этой ли причине так долго тянулась осада Казани?
Известно, что во время, печальной памяти, правления Ивана IV Грозного, один из сыновей А. Басманова, достиг высокого положения при дворе благодаря откровенным пляскам в женском костюме со всеми вытекающими от этого следствиями. Неоднократные письма митрополита, о том что многие порицают брак и одобряют мужеложство, не находили понимания у московитского князя. Поразительно: то, за что в Европе сжигали на кострах, в Московии процветало буйной порослью и почти безнаказанно. Осуждения такого распространённого порока, если и имели место, то носили условный характер. Так в Домострое содомия упоминается вскользь, как бы между прочим, а в решениях „Стоглава” содомии посвящены всего несколько строк:
„А которые не исправляются, ни каються, и вы бы их от всякие святыни отлучали, и в церковь входу не давали”. Владыка Нифонт, пожалуй, был единственным представителем церкви, который смотрел здраво на положение вещей: „Что вы учите воздерживаться от жен в говенье? Грех вам за это”,— писал он в своих ответах на вопросы священников.
Один из немногих исследователей половых отношений в Московии (её он ошибочно называет Русью) Н. Гальковский писал: „Простой народ погряз в разврате, а вельможи изощрялись в противоестественных формах этого греха при попустительстве, а то и двойственной позиции церкви”. Далее он сообщает, что совокуплениями занимались не только в кабаках, но порой и на улице. Главными же притонами стали бани, общие в то время для мужчин и для женщин. Тон, всему задавали опричники. Росло число извращенцев и при монастырях. Дошло до того, что в скотоложстве был замечен глава церкви митрополит Зосима.
Эпоху Ивана IV можно с полным основанием считать вершиной достижений московитского общества в сомнительном деле содомии, но полагать, будто с восшествием на престол новой династии Романовых, дело изменилось в лучшую, более нравственную сторону, было бы преждевременно. Содомия не процветала открыто, как в прежние десятилетия и начала даже осуждаться в обществе. В свете этого показательна судебная тяжба. Имя истца неизвестно, но из текста следует, что жалуется он на некоего Фёдора.
„Дня по се, государь, во 120 году, было, государь, у того Федора изюм ягоды и яблоки, и тот, государь, Федор ко мне изюм и яблока присылал, а сказывал, что тоби то от меня гостинцы, и яз, государь, в ти поре был глуп и мал и нем, у него изюм и яблоки имал, а яз чал, государь, что он и вправду ко мни изюм и яблока в гостинцах присылал, и учал, государь, тот Федор ко мни приступати, а хотил со мною бездилье сотворити, чтобы я с ним бездилье сотворил, и яз, государь, в ти поре был глуп и мал и нем, и не смил я того отцу сказать, и яз, государь, за неволь с ним блуд сотворил, и как, государь, я стал поболши, а ума, государь, у меня прибыло, и яз, государь, в ти поре ему сказал, что отойди ты от меня, Федор, прочь, и он, государь, тому 2 дня во 124 году мни, государь, грубечи, а отцу моему убыток чинитци, приставити, государь ко мни в Великом Новегороде в тритцети в восми рублех напрасно, а мни, государь, стало на чюжем городе, не хотил я с ним тяготца, с ним помирился, а дал, государь, я ему напрасноу три рубли денег, и всего, государь, мни стало се убытка Великом Новгороде в вое недилщиком, и поручиком восмеи рублей, а кадя Васка Томилов сын Беляев по государеву крестному целованью руку приложил”.
В этой челобитной удивительней всего то, что истец жалуется не на сам факт содомии, а на склонение его к ней обманом.
Содомия процветала в Московии не только в эпоху средневековья, но и в новое время. Ею не брезговал и божок московитов Пётр I. Польский историк Валиптевский пишет не только о его интимных отношениях с Меньшиковым, и о мальчике, которого они содержали „для своего удовольствия", но и о припадках царя, во время которых „пол становился для него безразличным”. В отсутствие жены, Петр неизменно укладывал на ее место своего денщика. „Если у бедняги бурчало в животе, — пишет Валиптевский, — то царь вскакивал и нещадно его бил”. Впоследствии Пётр поручил художнику Данненгауеру запечатлеть своего ночного сожителя в голом виде.
Адам Олеарий (голштинский дипломат) отмечал, что московиты часто "говорят о сладострастии, постыдных пороках, разврате и любодеянии их самих, или других лиц, рассказывают всякого рода срамные сказки и тот, кто наиболее сквернословит и отпускает самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями, тот и считается у них лучшим и приятнейшим в обществе".
При всём этом любопытно, что наказание за „противоестественный блуд” появилось в воинских артикулах именно при Петре I. В 1706 г., в „Кратком артикуле” князя Меншикова, было введено сожжение на костре за „ненатуральное прелюбодеяние со скотиной", „муж с мужем”, и „которые чинят блуд с робятами”. Но царь вскоре смягчил эти положения (!). В воинском уставе от 1716 года уже не говорится о сожжении — только о телесном наказании и о „вечной ссылке” в случае применения насилия: „Если кто отрока осквернит или муж с мужем мужеложствуют, оные, яко в прежнем артикуле помянуто, имеют быть наказаны. Ежели насильством то учинено, тогда смертию или вечно на галеру ссылкою наказать”. Нетрудно видеть, что этими указами вводилась двойная норма ответственности — для военных одна, более терпимая, а для гражданского населения — другая, более строгая.
18 век не был чем-то особенным в этом ряду позорных столетий. Известный пример косноязычия молодых литераторов, которые ставят им в упрёк литераторы опытные, не лишён игривости: „Суворов был настоящим мужчиной и спал вместе с солдатами”. Несмотря на анекдотичность, он отражает распространённые нравы пресловутого „золотого века” Софьи-Шарлоты-Ангельт-Сербской, известной в Московии как Екатерина Вторая.
19 век не принёс исправления нравов, населения, весьма отдалённо напоминавшего собой славян-европейцев. Необычайно красноречиво звучит упрёк А. С. Пушкина, адресованный одному из своих знакомых, пристрастившегося к содомии:
„Пожалей святой угодник
Капитана Борозду,
Подзабыл он, греховодник,
Нашу матушку п...”.
Московитский историк Соловьев писал: „Нигде, ни на Востоке, ни на Западе, не смотрят так легко, как в России (Московии), на этот гнусный и противоестественный грех”.
Весьма показательным является то, что на собственно Руси (Украине) содомский грех не прижился. Нет ни одного поучения, ни одного письма, ни одного трактата, из которого явствовало, о наличие практики содомии в нашем Отечестве. То же самое можно наблюдать на примере Литовского статута, основой для которого послужила Русская Правда. Сравните их, отражающих со всей беспристрастностью, состояние нравственности общества того времени и единовременные им московитские Уложения и Стоглавы.
В свете вышеизложенного, любопытна и скандальная находка археологов в Новгороде на Волхове берестяная грамота. Текст которой, просто потрясает своей прямотой:
„Грамота от Жирочка и от Тешка ко Вдовину. Молви Шильцеви, цему пошибаеши свиньи чужие. А понесла Ноздрька. А се еси посромил конец всех Людин. Со оного полу грамота про кони же та бысть оже еси тако сотворил”.
Смысл таков: надо сказать некоему Шильцу, чтобы прекратил насиловать чужих свиней, так как этим он срамит весь Людин конец. Далее в письме сообщается, что на обороте написано о том, что Шилец насилует не только свиней, но и коней.
Ясно, что из единичного случая зоофилии, делать вывод о том, что зоофилия свойственна всему народу, нельзя. Можно улыбнуться, можно недоумённо пожать плечами, можно пошутить над фактом открывшегося но, как говориться, что было — то было.
Между тем, находка грамоты смутила московитских академиков необычайно. Текст этот, некоторое время скрывался от широкой общественности и о содержании грамоты ходили лишь слухи. Затем принялись затирать слова на изображении, чем любопытство только подогревали. Кое что просачивалось и от самих московитских исследователей — они вдруг дружно бросились в этимологию и стали уверять общественность, что слово „пошибает” имеет вовсе „не то” значение, которое разумеется, и вот уже на помощь растерянному неожиданной находкой Янину спешит другой академик — А. Зализняк. Пытаясь поставить последнюю точку в спорах, он сообщает том, что в говорах уральских старожилов означало оно совсем безвинное и благопристойное „наводить порчу”.
Ни чуть нет пытаясь поставить под сомнение познания академика, (не знаю, как там у них на севере), но будучи на Белгородщине, я сам был свидетелем случая, когда об одном, вечно пьяном местном жителе, говорили, что „бесстыдник”, если сильно напивается, то „пошибает всех своих кур”. Как видно, у людей другое мнение о значении слова „пошибать”. Ясно же, что зрелище пьяного мужика со спущенными штанами и пара-тройка дохлых кур во дворе (обычная картина после такого „пошибания”), уж никак не истолковать как навод порчи.
О том, что слово пошибать имело значение „изнасиловать” говорят и грандиозные беспорядки, выразившиеся в разгроме ряда дворов и настоящих побоищах, говорили о том, что из-за бойкой на язык „Ноздрьки” пострадала „честь” всего Людиного конца. Понятно же что если бы речь шла о колдовстве, то таких беспорядков не могло быть, как не было их в предыдущих и последующих за этим временем, при обнаружении и колдунов. Так как в письме идёт речь о бесчестье не только свиней, но и коней, то не лишним будет принять во внимание не только то, что стоимость коня иной раз превышала стоимость человека, не только то, что конь был рабочей скотиной, но и то, что был он боевым другом. Следовательно, весть о том, что Шильце бесчестит „боевых друзей”, действительно могла привести к такому возмущению.
Итак, в данной статье изложены факты и только факты. Ничуть не надеясь, что комиссия г-на Медведева начнёт рассматривать её в духе наставлений своего патрона, любопытно узнать мнение случайного читателя по поводу всего вышеизложенного.
|