1 июня 1693 года в Москве родился Алексей Бестужев-Рюмин — в будущем почти всесильный канцлер Российской Империи.
XVIII столетие было настолько динамичным, что выделить и запомнить фигуру даже такого впечатляющего калибра, как Бестужев, для многих затруднительно. Но Алексею Петровичу уже в XX веке крупно повезло. Он попал в кино. В сверхпопулярное, удачное и любимое, очень скоро ставшее культовым. Страна увлечённо следила за приключениями Алёши Корсака, Саши Белова и их неприятеля, де Брильи. Девочки вздыхали под «Ланфрен-ланфра», мальчики вдохновенно голосили «Не вешать нос, гардемарины!». А те, кто постарше, восхищались Евгением Евстигнеевым в роли Бестужева. Кстати, его слова частенько цитируют и до сих пор. «Какой молодец — врёт и не краснеет. Люблю таких». «Пьяный проспится, дурак — никогда». И, разумеется, шикарное: «Я, прежде всего, служу России. А уж потом только себе».
Изучать историю по фильмам — дело заведомо гиблое. Но в данном случае можно быть уверенным — настоящий канцлер Алексей Бестужев запросто подписался бы под многими словами, что были сказаны в этом кино им или о нём.
Грехи отцов
В то, что какие-то способности передаются по наследству, можно верить или не верить. История рода Бестужевых заставляет склониться к первому. Отец нашего героя, стольник Пётр Бестужев, делал неплохую карьеру. Но чтобы двигаться дальше, ему нужны были железные доказательства древней службы своего рода. И в 1686 г. Пётр Михайлович подаёт в Разрядный Приказ ряд документов, согласно которым фамилия Бестужевых восходит к некоему Гавриле Бесту. Тот же, ни много ни мало, а «выходец из Аглинской земли, и сродники его в шляхетской гербовой книге Лондона описуются с графским достоинством». В Приказе ему поверили, хотя выписку из английской гербовой книги Бестужев сулил показать как-нибудь потом: «Понеже с должной скоростью сие сделать невозможно».
Разумеется, никаких «потом» не было. Разумеется, это была фальсификация, выдержанная в стиле «врёт и не краснеет». Но сделанная виртуозно. Пётр Бестужев настолько хорошо подделал жалованную грамоту Ивана III, якобы данную сыну Гаврилы Беста, Якову Рюму, что получил высочайшее дозволение носить двойную фамилию — Бестужев-Рюмин.
Ирония судьбы — не пустой звук. Эта фальсифицированная отцом английская нотка весьма скоро станет жизненной реальностью сына — Алексея Бестужева. В 1713 г., проходя дипломатическую практику в Ганновере, он близко сошёлся с тамошним курфюрстом Георгом-Людвигом. Тот сделал его камер-юнкером и своим доверенным лицом. А буквально через год курфюрст взойдёт на английский престол под именем Георга I. И заберёт русского друга с собой в Лондон. Более того — отправит его, уже как английского полномочного и чрезвычайного министра, к Петру I — сообщить о своём восшествии на престол.
Пьян, да умён
Внимательный зритель «Гардемаринов» наверняка помнит характерный диалог:
— А Вам не кажется, что Бестужев сильно болен? Этот землистый цвет лица, воспалённый взгляд... Он очень плохо выглядит последнее время.
— Он очень плохо выглядит последние пятьдесят лет. Однако это не мешает ему морочить нам голову.
Кино снималось в разгар горбачёвской антиалкогольной кампании. Лишь поэтому один из участников диалога, французский посол в России Дальон, не огласил причину «воспалённого взгляда» Бестужева. А была она прозаична: «Отдохновение Бестужев черпает в вине, кое употребляет без меры, разуму и здоровью во вред». Это слова прусского посланника Карла Вильгельма фон Финкенштейна. Другие дипломаты при русском дворе тоже очень хотели, чтобы Бестужев был болен и недееспособен. Поэтому в письмах своим государям выдавали желаемое за действительное, уверяя, что русский канцлер не просыхает.
«Большую часть ночи канцлер пьёт, поэтому голова его не вполне ясна, когда он встаёт, чтобы заняться делами». «Обыкновенно он оканчивает день, напиваясь с двумя или тремя приятелями. Несколько раз он являлся в таком виде к императрице Елизавете, которая питает отвращение к этому пороку, что сильно навредило Бестужеву в её глазах».
На деле же Бестужев пил не больше, чем остальные. О чём свидетельствуют хозяйственные записи английского посла Джона Гиндфорда. В период с 1745 по 1749 гг. он одаривал русских придворных ликёрами и винами. Статс-даме Марии Румянцевой досталось напитков на 55 фунтов стерлингов. Ивану Шувалову — всего лишь на 20, но только потому, что он не пил крепкого. Алексею Бестужеву — на целых 70 фунтов. Казалось бы — пропойца. Зато фельдмаршал Степан Апраксин получил английских ликёров на целых 107 фунтов. Наш герой как минимум в середнячках.
Но, судя по всему, напоить Бестужева для получения ценной информации было непросто. Вот вопль отчаяния прусского дипломата Акселя фон Мардефельда, который никак не может найти подхода к несговорчивому канцлеру: «Он разговаривает, только разогрев себя вином. Лишь тот, кто поит его с утра до вечера, может услышать от него интересные слова. Да и то крайне редко».
Служу России!
Предшественник Бестужева, канцлер Андрей Остерман во внешней политике России призывал «искать дружбу и любовь со всеми соседями без исключения». У Алексея Петровича были другие взгляды на ситуацию. Он называл свою политику «системой Петра Великого». Суть её была проста. Дружить надо с Англией и Голландией — «морские державы, с коими удобно торговать и не иметь никаких споров о владениях». С Австрией заключить мир и союз — она поможет держать в узде вечно неспокойную Польшу. Пруссия — «суть неприятель потаённый, силы её надобно сократить». А Франция — даже не потаённый, поскольку традиционно помогает Турции, нашему вечному врагу. Эта очевидная, элементарная схема Бестужева была загадкой для всех европейских дипломатов. Загадочной он сделал её сам.
О Бестужеве ходили слухи, что он постоянно в долгах и потому дьявольски продажен. Эти слухи Бестужев лелеял и даже сам распускал. Создавалось впечатление, что стоит посулить крупную сумму, и вопрос о внешней политике России будет решён так, как тебе захочется.
Самое интересное, что он действительно активно брал и даже вымогал взятки у дипломатов. Но только у тех, с которыми и так предполагалось дружить. С теми же, кто представлял «потаённых» и прямых неприятелей, разговор был коротким: «Как канцлера ни обхаживай, от всех наших щедрот никаких плодов не будет», — сокрушался прусский посол Мардефельд. Осознали это слишком поздно — уже после отставки и смерти Бестужева.
А пока послы везли в Петербург огромные суммы, соревнуясь друг с другом и стараясь перекупить канцлера. Все искренне верили, что вопрос только в величине взятки. Все думали, что именно этим руководствуется Бестужев, определяя политику России.
Деньги оседали в его карманах. А он спокойно и последовательно претворял в жизнь «систему Петра Великого». Доведённый до белого каления король Пруссии Фридрих II не выдержал: «Этот Бестужев слишком дорого обходится. Пока он на своём посту, мне в России успех сопутствовать не будет».
Проруха на канцлера
В рассказе Антона Чехова «Сельские эскулапы» есть забавный момент. Фельдшер выписывает рецепт следующего содержания: «Rp. Liquor ferri 3 гр. того, что на окне стоит, а то, что на полке Иван Яковлич не велели без него распечатывать по десяти капель три раза в день Марьи Заплаксиной». Где же здесь канцлер Бестужев?
В самом начале цитаты. К сожалению, Антон Павлович не утрудил себя полным названием препарата. А звучит оно так: «Эфирная настойка хлорного железа, тонико-нервическая тинктура Бестужева». Или попросту «Капли Бестужева».
Алексей Петрович не избежал увлечения химией. В 1725 г., находясь на службе русской миссии в Копенгагене, он изобрёл те самые капли. Они оказались весьма эффективными. В те времена значительную часть болезней лечили кровопусканием. Соответственно, дело часто кончалось анемией — с кровью из организма уходила солидная часть железа. Бестужевские капли помогали восстанавливать баланс.
Теоретически, вечно нуждающийся в деньгах Алексей Петрович мог бы на этом неплохо заработать. Но его лаборант, Иоганн Лембке, уволившись со службы, начал сам торговать ими во Франции. Бестужев был крайне этим недоволен, но ничего толком поделать с пиратством не мог. Единственное утешение — признание Екатерины Великой: «Я не знаю, из чего состоят эти капли. Знаю только, что я большая их поклонница, и что в них входит железо. Их дают вместо хины, а я их даю во всех случаях».
Она же дала уже покойному канцлеру самую честную характеристику: «Он был пронырлив и подозрителен, твёрд и неколебим. Враг непримиримый, но истинный друг друзей своих. Иногда неуживчив и мелочен, но характером своим неизмеримо превосходил многих дипломатов. Его чрезвычайно трудно было водить за нос».
Государев человек. Как Василий Татищев укреплял империю и писал историю 
Дидро в России. О смеси «французского с нижегородским» 
«БедАлаги» - это мы? 
Константин Кудряшов: Косяк президента 
