|
|
17 апреля 2008
Виктор Матизен
Про Кима Ки-Дука известно все и неизвестно ничего. Все известное построено на его собственных словах – но по той доле фантастичности, что присутствует во всех его фильмах, очевидно, что верить его словам (тем более, что и в его фильмах они не имеют значения) было бы весьма наивно. Ким уверяет, что не учился режиссуре и что смотрит не более, чем по два чужих фильма в год (почти столько же, сколько снимает сам), но судя по картинке, монтажу и внутрикадровым находкам, он вовсе не парень из джунглей, а культурный режиссер, который создает себе имидж Тарзана. Но создает – что тоже видно по его лентам – не на пустом месте, а на том же, на котором основаны почти все шедевры мирового кино – на детских и подростковых впечатлениях. Отсюда и почти всеми отмеченное сочетание грубости и нежности, дикости и человечности, которое сквозит в лучших его картинах.
Зная историю кино, не стоит удивляться и "фассбиндеровской" плодовитости автора. На заре кинематографа фильмы пекли как пироги. Протазанов снял сотню с гаком лент. Тарковский в своем "Мартирологе" с отчаянием пишет, что мог бы делать по два фильма в год, и нет никаких сомнений, в том, что мог – да кто ж ему дал бы? Если исключить феномен великого и ужасного А.Ю.Германа, причина длительности работы над картинами не творческая, а производственная: чем больше бюджет, тем дольше процесс и тем меньшее отношение к искусству имеет конечный продукт. Если не снимать катастрофы, массовые побоища, космические дали, океанские глубины, далекое прошлое и проблематичное будущее, на хороший фильм хватит нескольких сот тысяч долларов, а Ким больше и не тратит.
Во Вздохе господствует минимализм: действие захватывает тюрьму, в которой с тремя другими смертниками ждет казни герой, беспричинно убивший жену и двух дочерей, а также квартиру героини-скульпторши, которая живет с дочерью и с изменяющим ей мужем-музыкантом, и дорогу между ними. Первоначальная коллизия трагикомична – убийца регулярно пытается покончить с собой, а его каждый раз возвращают с того света, чтобы отправить обратно с помощью контролируемой процедуры, о чем с той же регулярностью сообщает местное ТВ. Посмотрев на этот ужас, героиня отправляется в тюрьму и получает свидание с осужденным, причем дело тут вовсе не в либеральности южнокорейского правосудия, а в том, что физиономия начальника тюрьмы, чье отражение мы видим в стекле монитора слежения – это лицо самого Ким Ки-Дука. И это едва ли не самое многосмысленное режиссерское "камео" за все сто с лишним лет кино (вот и верьте после этого басням про самородство Кима) - мало, что обнажающее условность фильма, но и как бы саморазоблачительное: вот он я, демиург, вуайер, провокатор и гуманист в одном лице.
Ну и, конечно, шутник постмодернистского толка. Героиня оклеивает тюремную комнату свиданий кичевыми фотообоями на тему прелестного (в старинном смысл слова) кимовского фильма Весна, лето, осень, зима и… снова весна и дурным голосом поет герою сезонные песенки, пародирующие не столько фон Триера с его Танцующей в темноте, а китайского соседа, приколиста и выпендрежника Цая Мин-Ляна. Муж героини, обеспокоенный ее отлучками и запущенным хозяйством, прямо по старику Фрейду ляпает: "Если я хожу к другой женщине, я же не забываю свои домашние обязанности!". А сквозная тема асфиксии, еле заметная в названии Вздох и в том, что убийца маниакально пытается перерезать себе горло, проклевывающаяся в рассказе героини про задержку дыхания и дважды разряжающаяся в финале – в сексуальной и в смертной сцене, отсылает за разгадкой не в корейские горы, откуда спустился Ким, а к Империи чувств Нагисы Осимы, где про это сказано более чем достаточно.
Но при всей своей культурной всеядности, национальной экзотичности (хотя в самой Корее Ким – что Куросава в Японии, "своим" не больно-то и признается) и несомненной расчетливости, Ким Ки-Дук не фокусник и не манипулятор, а художник, для которого приемы являются только средствами выражения того, что он хочет передать. Ему не всегда это удается, но если получается, то парадоксальные режиссерские решения выталкивают зрителя из бытовой плоскости в метафизическое пространство. Шоковые эффекты оказывают завораживающее и просветляющее действие, то есть вызывают катарсис. Хорошее такое корейское слово родом из Древней Греции.
|
|
|