Ее имя неразрывно связано с именем Петра I. У нее был шанс войти в историю в качестве одной из российских императриц. Она была красивой, сластолюбивой и расчетливой и была неким олицетворением всей европейской культуры. И не исключено, что многие реформистские шаги Петра I были следствием отчасти и ее влияния. Речь, разумеется, об Анне Ивановне Монс.

Она родилась 26 января 1672 года в семье винодела Иоганна Георга Монса и была его младшей дочерью. У Анхен было три брата, из которых известны два — Филимон и Виллим, и сестра Модеста, в русском переводе — Матрена.

Мать Анны — Матильда изо всех сил тянулась к роскоши, которую она активно культивировала и в своих детях. Она была вечно недовольна своим достатком, отличалась большой хитростью и расчетливостью и старалась получить максимальные блага, в частности и от ухажеров своих дочерей.

Монсы проживали в Немецкой Слободе — в этаком оазисе европейской культуры на правом берегу Яузы. Здесь был свой мир со своими порядками. Нравы здесь были куда более вольные, чем в других местах, а жизнь сопровождали постоянные увеселения.

Неудивительно, что Петр, которому, мягко говоря, не по сердцу был уклад боярской жизни, очень жаловал этот иноземный мир с его европейским стилем. И девушки здесь были совсем другие. Не то что русские красавицы, молчаливые скромницы. Здесь он и познакомился с Анной. Произошло это в 1690 году благодаря стараниям друга Петра — адмирала Лефорта. Он, по слухам, и сам в свое время был любовником прекрасной немки.

С детства Анна отличалась особой красотой и привлекательностью. Ее портретов не сохранилось, но среди немецких описаний есть такие: "Эта особа служила образцом женских совершенств: с необыкновенной красотой она соединяла самый пленительный характер". Звонкий смех, нежные ласки, веселые шутки, умение снять тоску-печаль… Все это привлекло Петра в Анхен. Она могла плясать до упаду и весело опустошала бокалы с вином. Разве сравнить ее было с благочестивой супругой Петра — Евдокией Лопухиной.. А чудесные европейские платья, изящный макияж и любимая Петром немецкая и голландская речь лишь подстегивали его вожделение. "Умная, кокетливая немка, — писал историк Николай Костомаров, — умела привязать его к себе тем наружным лоском обращения, которого недоставало русским женщинам".

Между ними закрутилась любовь. Именно с Анной царь-реформатор вкусил прелести и тонкости европейской любви, свободной от российской православной стыдливости. "Ложилась в кровать с шутками, любовью занималась изобретательно", — писал про Анну прозаик Даниил Гранин. И кто знает, какую роль сыграло это новое ощущение сексуальной свободы в грядущих государственных преобразованиях?

С женой Петр расстался не сразу. Но в 1698 году, после своего возвращения из-за границы, он сослал свою законную супругу, царицу Евдокию Федоровну, в Суздальский Покровский монастырь. Впрочем, есть версия, что Евдокия не очень хорошо отозвалась о своей покойной свекрови — Наталье Кирилловне Нарышкиной. Причем обидные слова были брошены в лицо самому Петру. За эту дерзость Евдокия якобы и поплатилась.

Любовь исчислялась не только поцелуями, но и подарками, которыми царь щедро осыпал свою любовницу. Среди них были многочисленные украшения, вещи, а также портрет самого Петра, инкрустированный алмазами на сумму в тысячу рублей. Потом последовал каменный двухэтажный палаццо в восемь окон, выстроенный в Немецкой слободе вблизи новой лютеранской кирхи. В этом шикарном жилище был даже лифт, по которому в спальню Анны подавали вино и фрукты. К палаццо прилагались мажордом, слуги, шестерка коней, кареты… Имело место и содержание — Петр платил Анне Ивановне и ее матери ежегодный пансион в 708 рублей.

А что она? Сохранилось несколько писем, которые Анна писала своему любовнику и благодетелю. Есть в них и уважение, и восхищение, и церемонность, и почтение, вот только нет ни слова о любви. "Челом бью милостивому государю за премногую милость твою, что пожаловал, обрадовал и дал милостиво ведать о своем многолетнем здравии чрез милостивое твое писание, об котором я всем сердцем обрадовалась, и молю Господа-Бога"...

Связь с Петром питала ее тщеславие, но не утоляла ее душу. Петр же все больше "онемечивался" — в январе 1700 года всем зажиточным гражданам было предписано зимою ходить в венгерских кафтанах или шубах, летом — в немецком платье, русское же платье для дворянок было теперь во время публичных празднеств под запретом. Поговаривали, что и знаменитое брадобритие бояр произошло после ночи, проведенной царем с Монс.

Считается, что Петр собирался сделать Анну царицей и относился к этому проекту со всей серьезностью. Ведь его чувство к прекрасной немке было, по свидетельству историков, глубоким и нежным. Но мечтала ли она всерьез о царской короне — вот вопрос. Ее чувства к императору не имели ничего общего с любовью, а его любовь она так до конца и не смогла оценить. К тому же Анна откровенно зевала на дипломатических приемах и обожала трудиться на земле — выращиваемые ею кочаны капусты славились по всей Немецкой слободе. Ее даже называют "первой идейной дачницей на Руси".

В марте 1697 года Петр на полтора года в составе Великого Посольства отправился в Европу и, казалось бы, забыл о своей возлюбленной. Во всяком случае, писем он ей не писал… Она почувствовала себя свободной - ведь обещания жениться были весьма расплывчатыми - и воссоединилась в сладостном чувстве с саксонским посланником Кенигсеком, настоящим щеголем и дамским угодником, галантным, искушенным в европейском политесе. Он щедро осыпал Анну дорогими подарками.

Долгое время Петр ни о чем не догадывался. Вернувшись в Москву, он тотчас же посетил свою Анхен. Его страсть вспыхнула с прежней силой и была сопровождена очередных материальным поощрением — император даровал возлюбленной 295 дворов в селе Дудино Козельского уезда.

Все раскрылось намного позже. 11 апреля 1703 года в день пиршества Петра в Шлиссельбурге по случаю отремонтированной яхты Кенигсек утонул. Его труп нашли лишь осенью. Петр приказал осмотреть содержание карманов покойника, надеясь найти сведения по поводу его союза с королем Августом. Но в бумагах Кенигсека было найдено совсем иное — адресованные ему откровенные любовные письма Анны Монс, а также ее медальон.

Петр не стал играть в благородство и предал бывшую любовницу опале. Монс вместе со своей сестрой оказалась под домашним арестом, под строгим надзором князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского. Им было запрещено даже посещать даже церковь.

Однажды Анхен решила вернуть себе царское расположение и занялась ворожбой. Как и ее мать Матильда, Анна Ивановна была очень суеверной. Колдовство не помогло, а вот донос на них последовал, в результате чего родилось следственное дело. По нему было арестовано около 30 человек, каменный палаццо, подаренный государем, был конфискован и трансформировался впоследствии в анатомический театр, были отобраны и деревни. Впрочем, для самой Анны Монс все кончилось благополучно — Петр все-таки питал к ней какие-то чувства. Для всякой другой это могло бы закончиться гораздо более плачевно. И даже драгоценности и движимое имущество остались при ней…

Через пару лет Монсы получили разрешение на посещение церкви. Анне помог прусский посланник Георг Иоганн фон Кайзерлинг, лелеявший мечту жениться на своей прекрасной соотечественнице. Благодаря его стараниям, в 1706 году с Анны сняли домашний арест, а вот разрешения на их брак пришлось добиваться куда дольше.

Получив письменные прошения о браке от Кайзерлинга и Анны Монс, Петр навестил Анну, подчеркнув, что тоже имел серьезные намерения относительно их общей судьбы, и выразил ей упрек. Дескать, он хотел видеть ее государыней, а она предпочла Кайзерлинга — хромого старика. Но Анна была непреклонна, за что и заслужила от бывшего возлюбленного порицание: "Чтобы любить царя, надо иметь царя в голове!".

Кайзерлинг и Монс поженились лишь в 1711 году. Но счастье было недолгим, в этом же году ее супруг скончался по дороге в Берлин от поразившей его незадолго до отъезда болезни.

Была ли Анна убитой горем вдовой? Более серьезные проблемы не давали ей окунуться в горе. Ей предстояла тяжба со старшим братом покойного за имение мужа. И, пожалуй, это волновало ее гораздо больше того, что она овдовела. В одном из писем к брату в это время вопрос "Привезут ли тело моего мужа в Курляндию?" следует лишь после распоряжений о продаже лошадей за назначенную ею цену.

В марте 1714 года дело о наследстве решилось в пользу Анны Ивановны. К тому времени она наладила и личную жизнь. Капитан Карл фон Миллер, пленный шведский офицер, проживал в ее родной вотчине — Немецкой слободе. Но теперь все изменилось. Красота ее несколько поблекла, резвости и веселости значительно поубавилось, и уже не Анхен осыпали подарками, а она сама выступала в роли дарительницы. Среди ее подарков Миллеру числились "камзол штофовой, золотом и серебром шитый, кувшинец, да блюдо, что бороды бреют, серебряныя" и другие вещи.

Уже был назначен день свадьбы, но…15 августа 1714 года чахотка унесла жизнь Анны Кайзерлинг. Она умерла в родной Немецкой слободе, на руках больной старухи-матери и пастора. Большую часть своего имущества она завещала своему возлюбленному, о котором только и пожалела в минуты агонии.

А завещать было что. Только алмазов, бриллиантов, золотых и серебряных вещей в черепаховой шкатулке Анны Ивановны было на 5740 рублей — сумму по тем временам гигантскую. И были там и подарки адмирала Лефорта, и царя Петра, и Кенигсека и фон Кайзерлинга. А вот подарков капитана фон Миллера не было.

Похоронили Анну на евангелическо-лютеранском кладбище. Судьба ее детей, а их, по некоторым сведениям, было у нее трое (двое от Кейзерлинга и один от Миллера), неизвестна.

Екатерина Щеглова
Женский журнал Суперстиль • 20.01.2012