Аглая как Маленький принц

Аглая Новодворская
Да, в пятом классе ты влюбляешься в самый первый раз – в кареглазого девятиклассника с похожей на мушку маленькой родинкой на правой скуле, с нежным юношеским пухом на щеках. Все происходит как гром средь ясного неба – только что ты летела по коридору, размахивая портфелем, оглянулась, и вдруг с лету врезаешься в кого-то, поднимаешь глаза и понимаешь... Нет, еще не понимаешь, и даже не завела себе привычки думать цитатами. А ведь есть, цитата на это случай, есть: «Кто ты? Какой ты красивый!» Но тебе не до цитат – сейчас ты и в самом деле Маленький принц, впервые увидевший Лиса, и целиком погруженный в это переживание.  Ты прислоняешься спиной к стене и смотришь ему вслед, где-то, не в горле, а ниже, за грудиной пульсирует болезненно-жаркий комок, а в голове постепенно начинает слышаться тот самый гадкий внутренний голос: ничего не получится, девочка, ни-че-го.

Впрочем, ты – это ты, уже тогда, поэтому ты не просто провожаешь его глазами под трель звонка на пятый урок. Ты отслеживаешь, в какой кабинет он заходит, и пулей несешься к расписанию – там указаны номера кабинетов: «Так, и у кого у нас физика в 411-м пятым уроком? Девятый «А», – как все просто».

А внутренний голос недобренько нашептывает: «Ты – пятиклашка, мелочь, он на тебя никогда даже не посмотрит». И ты первый раз в жизни орешь этому голосу: «Заткнись!» До этого ты с ним никогда так не разговаривала – просила, уговаривала, канючила, как у мамы. И тебе всегда удавалось с ним договориться. Но только не сейчас – нашла коса на камень. И самое ужасное, что ты на этот раз не хочешь с ним договариваться, ты хочешь, чтобы он или сказал тебе то, что ты хочешь услышать, или заткнулся уже. Но он не затыкается, как бы не так, и чем громче ты орешь, тем ехиднее и мрачнее становятся его прогнозцы. Впрочем, в чем-то он, безусловно, прав. Да и во всех книжках, которые ты успела прочесть, написано, что первым признается мужчина, а девушка принимает эти признания или отвергает. Сценария, где бы девушка сама признавалась в своих чувствах, и все кончалось бы хорошо, тебе не попадалось. Вывод прост – надо попадаться на глаза. Хотя тут опять возникает дилемма: если ты попадаешься на глаза, то нельзя смотреть. А если занимаешь удобную позицию для наблюдения – то видишь ты его, но не он тебя. Впрочем, в силу очевидной бесперспективности затеи, позиция наблюдателя устраивает тебя значительно чаще. Расписание девятого «А» ты знаешь  лучше, чем свое собственное. Два раза в неделю у вас совпадает количество уроков, и можно либо быстренько обогнать его вприпрыжку и чапать бодрой рысью метрах в 20 впереди, либо неспешно шлепать сзади, вообще ничем не рискуя – он никогда не оглядывается, да и если оглянется – что с того? Ты, между прочим, тоже ходишь этой дорогой домой.

Примерно через месяц  ты слышишь, как его в коридоре окликает Элла – по фамилии, естественно. И эта фамилия – как еще одна бусина в твоей сахарнице от кукольного сервиза – маленькое сокровище, да не просто сокровище – а ключик. Теперь ты знаешь, где взять имя. Разумеется, в классном журнале. Ты не просто так находила новые и новые дороги в самые разные места – у тебя есть эта авантюрная жилка, а значит, ты просто дождешься, когда у них будет 5 уроков, а на шестом – пойдешь в учительскую, откроешь журнал и посмотришь. Ты отлично знаешь, что в вашей учительской никто из учителей не задерживается – никто не хочет лишний раз попадаться на глаза Элле, а вход в ее кабинет как раз оттуда. И шкаф с журналами стоит под самой ее дверью. Впрочем, Элла тоже ведет уроки, и ты 3 недели пасешь эту учительскую на своих свободных шестых. Впрочем, все происходит совершенно неожиданно – в тот день у тебя есть шестой урок, и он в соседнем с учительской кабинете, а после звонка ты видишь, как Элла, переваливаясь по-утиному, с журналом направляется к кабинету немецкого. Примерно на  десятой минуте урока ты поднимаешь руку и просишь разрешения выйти. Риск – благородное дело, бормочешь ты себе под нос, и даже твой внутренний голос на этот раз молчит. Все проходит как по нотам: в учительской никого, журнал на месте. Раскрываешь и ведешь пальцем по нижней части списка – Федоров, Фирсова, Фурцев – сроду бы не подумала, что на Ф столько народу в одном классе – есть! Павел. Его зовут Павел. Ты быстро суешь журнал на место и несешься обратно в класс. Уши горят, сердце сейчас выпрыгнет из горла – ты сделала это («Ай да Аглая, ай да сукина дочь» - сказала бы ты сама себе об этом же несколько  лет спустя).

Ты пробуешь это имя на вкус. Ты произносишь его и про себя, и шепотом, и даже вслух. Странно, но на вкус оно – вот совсем не мед, и даже не жвачка или леденец – на вкус оно похоже на пластмассовую бусину с облезшим сбоку перламутром – совершенно никакое, в 7 лет бусина кажется сокровищем, ага, а вот в 12 – просто бусиной, которую и пришить-то некуда. Да черт с ним, с именем, решаешь ты.  До «роза пахнет розой» еще пара-тройка лет, а единственное идеальное мужское имя – имя, которое ты дала бы сыну – ты найдешь только в 18.

И это тоже будет мгновение «Какой ты красивый!» Марк. Идеальное, совершенное мужское имя – Марк. Все будет мимолетно – считаные дни – но имя останется с тобой навсегда. Оно будет отзываться на языке то мятой, то медом, то корицей, то полынью, оно станет воплощением мечты о настоящем мужчине, о совершенной судьбе и прочем, о чем не поболтаешь с подругами за чашкой кофе.

К началу четвертой четверти твоя первая влюбленность почти проходит – ты по-прежнему видишь, что он чертовски хорош собой, но таскаться за ним по коридорам тебе уже лень.

Вы встретитесь на даче у общего знакомого, когда тебе уже будет лет девятнадцать. Ты будешь разглядывать его с интересом энтомолога, с улыбкой отмечая, что не такой уж плохой вкус у тебя был в двенадцать. Вы пару часов проболтаете, сидя на окне. Отчего-то ты – босыми ногами на улицу, и когда он тебя поцелует, ты начнешь смеяться – долго, взахлеб, закрывая лицо руками. «Прости, солнце, но я не могу с тобой переспать. Я слишком безответно была в тебя влюблена, когда ты был в девятом, а я – в пятом, а ты даже не помнишь, что мы учились в одной школе. Извини». Ты даже не помнишь, сказала ты это или только подумала, но, отсмеявшись, ты спрыгиваешь с окна босыми ногами в траву и, пританцовывая, шлепаешь в сторону дороги. Мятой трешницы в кармане джинсов тебе хватит на такси до дома, а туфли, в которых ты туда приехала, тебе давно наскучили – черт бы с ними. Как и с ним, что бы он там о тебе не подумал.