Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
28 декабря 2008
Ян Левченко
В советские годы марксистские трактовки искусства претерпели трагическое превращение в мертвящий официоз. Но время не стоит на месте. Кажется, мы постепенно избавляемся от брезгливого недоверия к мысли, что художественные практики и трансформации стиля могут быть напрямую связаны с социальными и экономическими процессами. Тем более, если речь идет об искусстве, бытующем при капитализме. Частный, хотя и образцовый случай такой трактовки - советское объяснение феномена экспрессионизма.
Немецкий экспрессионизм с особой яркостью - и даже, наверное, яростью - проявился в кинематографе. Хотя к началу 1920-х годов немецкая живопись, в первую очередь, круг журнала Sturm, группа "Мост", Оскар Кокошка, Отто Дикс, Георг Гросс и др. имели все основания называть себя зрелыми мастерами. Их опыты деформации живописного образа начались на рубеже 1900-10 годов, когда кайзеровская Германия активно готовилась к войне. Сейчас об этой связке говорить не принято. Откуда же, в таком случае, берется то, что в советские годы называли не иначе как "болезненная чувствительность", "тяжелая подавленность", "страх перед надвигающейся неизвестностью"? Ведь все эти ощущения если и не имеют места в пресловутой "действительности", то уж точно транслируются в сознание зрителя. Самая нейтральная картина в стиле экспрессионизма, не говоря уже о прозвучавшем на весь мир "Крике" Эдварда Мунка, рождает стойкое чувство тревоги. И неужели кто-то может объяснить это только логикой эволюции искусства? "Предчувствие гражданской войны", позднее опошленное известным дельцом от живописи Сальвадором Дали, оформляется в экспрессионизме как мировоззрение. От гражданской войны к войне мировой - такого спирального расширения боятся художники предвоенной Германии. Боятся и понимают свою обреченность. И если художников видели только посетители элитарных выставок, читатели малотиражных журналов и покупатели дорогих альбомов, то кинематограф видели все. Он дешево стоил, не требовал особой сосредоточенности и пользовался спросом у самых широких слоев населения. Вильгельм в Германии и Николай в России (оба, кстати, "Вторые") использовали его как орудие пропаганды. Таким его восприняли как в стране побежденной буржуазии, так и в стране победившего пролетариата. Кино побежденной немецкой буржуазии, производившееся гигантским концерном УФА, популяризовало экспрессионизм, сделало его достоянием масс. Былое предчувствие войны с новой силой воплотилось в послевкусии поражения.
Среди таких самобытных представителей киноэкспрессионизма, как Роберт Вине, Пауль Лени, Лупу Пик, выделяются художники, не ограниченные рамками направления. Более того, способные самостоятельно сформировать тенденцию и вести за собой компанию подражателей. Особняком стоит в истории кино исполинская фигура Фрица Ланга, каждый фильм которого до самой смерти режиссера становился событием. Достаточно вспомнить политическую трилогию о Докторе Мабузе, футуристический Метрополис, раскаленный триллер М: История одного убийцы или насыщенный жанровыми поисками американский период от Ярости до Министерства страха. Но если Ланг был и остается классиком, сполна реализовавшимся по обе стороны Атлантики, то самым загадочным экспрессионистом в кино был и остается Фридрих Вильгельм Мурнау.Филолог-классик и знаток немецкого романтизма, в том числе, модных среди романтиков средневековых легенд и их стилизаций. Автор нескольких этапных фильмов в истории не только немецкого, но и мирового кино. Один из первых немцев, приглашенных работать в Голливуд и в одночасье лишившийся там своей аутентичной харизмы. Один из первых, кто рискнул собрать в одной картине опыт художественной и документальной техники с целью создать совершенный этнографический фильм. Все это Мурнау, которому судьба отмерила всего 42 года земной жизни, наградив при этом почти нестерпимым талантом и интеллектуальной зоркостью. Такое сочетание встречается весьма нечасто. Единственный "грех", в котором неоднократно уличают Мурнау - стилистическая всеядность, которую видят оборотной стороной разнообразия. Действительно, Мурнау фактически не снял ни одного похожего фильма. Формальным примером экспрессионизма может считаться лишь один. С некоторыми допущениями, пожалуй, два. Но главный принцип экспрессионизма - показывать вещи только как формы выражения внутренних процессов - соблюдался им на протяжении всей его режиссерской биографии.
4 страницы
1 2 3 4
|
|
|
|