Служитель муз и психбольницы

Митрофан Пятницкий одевался как барин, но ездил в экспедиции за песнями в родную Воронежскую губернию в вагоне третьего класса
       "Власть" продолжает публикацию неизвестных историй жизни известных деятелей культуры*. В процессе создания образа самого народного из русских музыкантов биография основателя знаменитого хора Митрофана Пятницкого была подчищена советской пропагандой до неузнаваемости.

От храма до бедлама
       Красивый голос и тяга к пению Митрофану Пятницкому достались по наследству. Его отец Ефим Петрович был дьячком в церкви села Александровка Воронежской губернии и считался в епархии одним из лучших певунов. В семье, в которой было 12 душ, особого достатка не наблюдалось. И поэтому у родившегося в 1864 году Митрофана, по сути, было всего два пути — работать на земле или идти в семинаристы. Выбор за него сделали родители — после церковно-приходской школы они отправили сына в Воронежское духовное училище.
       Однако учеба продлилась недолго и завершилась тяжелым нервным срывом. Перед каникулами у юного любителя пения обнаружили купленный на рынке сборник песен, которые смотритель училища отец Иоанн назвал кабацкими. Особенно возмутило священника, что распевал эти песни ученик, нетвердый в Законе Божьем и иных науках. Но он не стал сам наказывать Митрофана, а дал уезжавшему домой мальчику письмо к отцу, в котором просил почтенного диакона усовестить сына, а лучше всего — хорошенько выпороть его. Дни каникул превратились для семинариста в сущую пытку — он не решался ни отдать письмо отцу, ни вернуться в училище без отцовского ответа, которого ждал смотритель. Безмолвные страдания сына, видимо, подействовали на Ефима Пятницкого, и, когда Митрофан попросил не отправлять его больше в училище, диакон махнул рукой и сказал: "Ну что ж, иди пасти гусей..."
Певцу босячества Горькому и певцу крестьянства Скитальцу был близок певец из психбольницы Пятницкий
       Душевное здоровье Пятницкого-младшего вскоре восстановилось, и он начал поиски своего места в жизни. Поработал слесарем; потом устроился писарем в контрольную палату в Воронеже; а освоив навыки бухгалтерского дела, занял место эконома в духовном училище, которое возглавлял все тот же смотритель. Распивая чаи со своим экономом, отец Иоанн убеждал его довольствоваться тем, что имеешь. Но Митрофан Пятницкий мечтал о карьере оперного певца, причем непатриотично мечтал петь "как итальянцы", и очень переживал из-за того, что не имел для учебы достаточных средств.
       Несчастье случилось именно тогда, когда он был близок к осуществлению своей мечты. В Воронеже на глазах Пятницкого в реке пыталась утопиться девушка. Митрофан бросился в воду, вынес ее на берег и отвез домой, а затем влюбился в нее, как признавался потом сам, до беспамятства.
       Тогда же, в 1896 году, он поехал в Москву и добился почти невозможного — его прослушали и согласились принять в консерваторию. Правда, с условием: эконом со стажем должен был взять на себя руководство хозяйством нового, только что отстроенного корпуса консерватории. Окрыленный Пятницкий вернулся в Воронеж и узнал, что его избранница уехала со своим прежним возлюбленным, из-за измены которого она и пыталась покончить с собой. Сознание Пятницкого помутилось.
       Его увезли в родное село, и несколько месяцев он прятался от людей в амбаре, наотрез отказываясь выходить. Лишь в 1897 году его убедили обратиться к врачам. Стараниями близких Пятницкого приняли на лечение в клинику при Московском университете. Психиатрическая клиника и стала его домом более чем на два десятилетия.
       
Клиника имени Абрама Абрамовича
Хористы Пятницкого называли себя певческой артелью: съехались, спели, получили от Митрофана Ефимовича деньги — и по домам
       Лучшего места для лечения душевнобольных тогда в России просто не было. Как рассказывал мне ее нынешний главный врач заслуженный врач РФ Андрей Выгон, клиника (теперь она называется клиникой психиатрии им. С. С. Корсакова Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова) была особой во всех отношениях. Деньги на ее строительство в 1882 году пожертвовала университету вдова умершего от душевного расстройства купца 1-й гильдии Абрама Абрамовича Морозова. Она выделила на строительство лечебницы огромную по тем временам сумму — 150 тыс. руб. А кроме того, купила участок земли площадью 6 га по соседству с усадьбой Льва Толстого в Хамовниках. Еще 18 га подарили клинике городские власти. И в результате больные получили для прогулок пять прогулочных садов с беседками. Глядя на прекрасный сад, окружавший клинику, несколько десятилетий спустя лечившийся здесь Сергей Есенин написал "Клен ты мой опавший".
В 1902-1904 годах в психиатрической клинике имени Абрама Абрамовича Морозова лечился и рисовал с натуры художник Михаил Врубель
       Варвара Морозова позаботилась о том, чтобы клиника была обставлена лучшей мебелью и имела добротные белье, посуду и кухонную утварь, потратив почти втрое больше, чем предполагала, — 400 тыс. руб. Растроганный совет университета предложил назвать клинику ее именем. Но благотворительница попросила дать больнице имя ее покойного мужа.
       Другой особенностью клиники был мягкий режим содержания больных. Возглавивший ее в 1893 году профессор Сергей Корсаков был проповедником системы "нестеснения душевнобольных". В больнице были запрещены смирительные рубашки, уничтожены изоляторы для буйных.
 
       Другой важной частью метода Корсаков считал отвлечение внимания больных от их недуга. Больные в клинике работали в саду, в переплетной и столярной мастерских. Женщины вышивали, вязали, шили. Пациенты могли рисовать, лепить, заниматься чеканкой. Им было у кого поучиться. К примеру, с 1902-го по 1904 год в клинике лечился Михаил Врубель, чьи зарисовки больных и персонала хранятся теперь в Третьяковке. А когда пациентом больницы стал первый чемпион мира по шахматам Вильгельм Стейниц, среди больных стали популярны шахматы.
       Отвлекали пациентов и другими способами. В клинике давали концерты и показывали спектакли известные московские актеры. Иногда в спектаклях участвовали и пациенты, а посмотреть представления приглашали соседей — Толстых.
 
       Правда, в психиатрической клинике, как и в подавляющем большинстве медицинских учреждений, были твердо убеждены, что лечиться даром — значит даром лечиться. Плата за пребывание в клинике менялась и в разные годы составляла от 6 до 12 руб. в месяц (для сравнения: санитары получали от 11 до 15 руб. в месяц, а няньки — от 9 до 13). Высокие цены компенсировались уровнем сервиса: на 50 больных приходилось четыре врача, пять надзирательниц и 30 человек персонала, не считая письмоводителя, дворников, истопников, кухонных мужиков и садовника. Ну, а для самых бедных пациентов содержали несколько бесплатных коек, которые носили имена благотворителей — аристократов и купцов.
 
       Вскоре после выздоровления в 1899 году именно в этой клинике и начал работать Пятницкий. "При клинике имеется контора,— говорилось в отчете о работе клиники за 25 лет, изданном в 1913 году,— через которую директор сносится с Правлением Университета. Контора эта находится под непосредственным наблюдением штатного ассистента. На службе при конторе состоит письмоводитель (в настоящее время М. Е. Пятницкий), получающий 30 руб. в месяц при готовой квартире".
       
Певческая артель
       И снова Пятницкий не хотел довольствоваться тем, что имел. Он опять попытался поступить в консерваторию. Но, увы, ситуация изменилась — прослушивавший его профессор умер, а вакансия управляющего корпусом была занята. Ему оставалось по-прежнему учиться пению по самоучителям, ходить в оперу да иногда брать частные уроки у консерваторских профессоров. Стоило это недешево — профессор Эверарди, к которому обратился Пятницкий, запросил с него по 5 руб. за занятие. Так что больше чем на два урока в месяц из жалованья письмоводителя выделить не получалось. Он изучал пение итальянцев по грампластинкам — собственный граммофон был неслыханной роскошью, да и пластинки стоили недешево. Он пытался петь в концертах, но его приглашали лишь на бесплатные выступления для народа.
       В конце концов Пятницкий набрался смелости и обратился за помощью к оперной звезде первой величины Федору Шаляпину. Тот послушал его пение и направил к своему приятелю-барону. По замыслу Шаляпина на вечере у барона должно было состояться представление нового певца московской элите. Однако план с треском провалился. Во время фуршета перед выступлением Пятницкий ужаснулся своей неуклюжести, занервничал, а когда гости во время его выступления начали уходить, и вовсе не смог петь.
       Наверное, все могло кончиться новым помрачением сознания. Но теперь врачи были рядом, а участливый знакомый дал Пятницкому замечательный совет — прекратить подражать итальянцам и начать петь народные песни, что получалось у него гораздо лучше. И Пятницкий занялся фольклором. Он постоянно присутствовал на заседаниях музыкально-этнографической комиссии при университетском Обществе любителей естествознания, антропологии и этнографии. Ученые мужи оценили и его знание народных песен, и готовность исполнять их по первой же просьбе. Пятницкий стал сначала своеобразным голосом комиссии, а в 1903 году — ее действительным членом. Никаких формальных прав это не давало, но членство в комиссии было входным билетом туда, куда письмоводителей пускать было не принято.
       Барьеры были прежде всего экономическими: Пятницкий получал вдвое-втрое больше рядовых служителей клиники, но простой врач-психиатр получал в 20 раз больше, чем письмоводитель. И все же Пятницкий всеми силами и средствами старался доказать, что может быть членом приличного общества.
       Он одевался "как барин", но ездил в экспедиции за песнями в родную Воронежскую и другие губернии в вагоне третьего класса. В 1904 году он издал книжку "12 песен Воронежской губернии Бобровского уезда". Конечно, собственных средств на издание не хватило, и Пятницкий влез в долги.
После смерти Пятницкого его певческая артель (вверху) проделала большую эволюцию, превратившись в псевдонародный ансамбль для партийного истеблишмента (внизу слева)
       "12 песен" принесли ему известность. А за славой пришли и доходы: Пятницкий начал давать уроки вокала. Известного фольклориста стали чаще приглашать на благотворительные вечера. Вскоре он, помимо работы в клинике, взял на себя должность казначея Арбатско-Якиманского совета дамского попечительства о бедных.
       Доходы Пятницкого выросли настолько, что он смог купить фонограф и без устали записывал народные песни и обряды. Возможно, Пятницкий так и остался бы публикатором фольклора, если бы не встретил 70-летнюю крестьянку Аринушку Колобаеву, знавшую множество песен и обладавшую прекрасным голосом. Она вместе с двумя голосистыми дочерьми согласилась приехать в Москву и петь перед публикой. Мало-помалу подобрались и другие певцы, и в феврале 1911 года состоялись два концерта крестьянских певцов, собранных Пятницким на Малой сцене Дворянского собрания.
       Реакция публики и прессы была неоднозначной. В одних газетах Пятницкого назвали "пропагандистом архаики", в других отметили, что "концерт оказался в высокой степени интересным и этнографически поучительным". Нулевым, если не отрицательным был и коммерческий результат. Приезд крестьян Пятницкий оплатил из своего кармана, а сборы от концертов пошли в пользу дамского благотворительного комитета "для устройства детской сельскохозяйственной колонии".
 
       Настоящая удача пришла лишь год спустя. На этот раз Пятницкий точно выбрал место проведения концерта — он решил выступить перед богемой. Газета "Русское слово" 26 января 1912 года поместила заметку под заголовком "Крупный успех": "Очень крупный успех выпал на долю вечера крестьянских песен, состоявшегося в литературно-художественном кружке. Перед публикой на фоне соответственных декораций прошла заправская русская деревня с ее старинными, еще не опошленными песнями, вымирающими ныне костюмами, обрядами и присказками.
       Участвовало около тридцати человек обоего пола, привезенных г. Пятницким из Воронежской, Рязанской и Смоленской губерний.
       Избалованная кружковская публика отнеслась к крестьянам с исключительной для нее экспансивностью и много аплодировала".
       Этот успех вновь сделал Пятницкого популярным. Второе издание "12 песен", как и новый сборник "Жемчужины старинной песни великой Руси", охотно раскупалось публикой. Однако концертная деятельность так и не наладилась. В то время на рынке фольклорной музыки наблюдался переизбыток исполнителей, по стране с успехом гастролировали "Лапотная капелла", "Бабы малявинские" и прочие "Матрешки" народно-кабацкого стиля, а также весьма профессиональный хор Агренева-Славянского.
       Пятницкий в рекламе своих выступлений нажимал: "Концерт крестьян-великороссов, специально выписанных из Воронежской, Рязанской и других губерний". Но это привлекало лишь редких любителей экзотики. А в хоре Агренева было полторы сотни профессиональных певцов, одетых в боярские одежды, что радовало глаз и слух многочисленных приверженцев православия, самодержавия и народности. Пятницкий не смог создать хор и довольствовался лишь антрепризой, в которой крестьяне из разных губерний поначалу даже выступали порознь. Сами хористы Пятницкого называли себя певческой артелью: съехались, спели, получили от Митрофана Ефимовича деньги — и по домам. За период с 1911-го по 1917 год состоялось всего десять концертов "М. Е. Пятницкого с крестьянами".
       
Хором под фанеру
       Лишь во время первой мировой войны Пятницкий начал перетягивать некоторых своих хористов в Москву, устраивать их на работу, а вечерами репетировать с ними. Скульптор Сергей Коненков, хорошо знавший Пятницкого, вспоминал: "Будучи человеком мягким, добрым и ласковым, он всегда ровно общался со своими хористами, вникал в мелочи их жизни и часто водил их на оперные спектакли Большого театра".
       Но переехать согласились немногие. И Пятницкий гулял в рабочих кварталах, прислушиваясь к пению, подходил к людям с понравившимися ему голосами и приглашал на репетиции.
       Когда грянула революция, популярные русские хоры отправились вслед за своими состоятельными слушателями на юг, к белым и за границу. Пятницкому ехать было некуда, да и не с кем. К клинике его привязывала и постоянная боязнь повторения нервного срыва.
       В 1918 году советское правительство перебралось из Петрограда в Москву, и Пятницкий с хором наконец оказались востребованными. Пятницкий тотчас этим воспользовался, чтобы выбить бронь от призыва в Красную армию для талантливых хористов и мужей хористок. Ему выдали мандат, в котором говорилось, что его хор — подразделение политотдела московского военкомата. Правда, доверие новой власти пришлось отрабатывать в поте лица — за 1918 год хор выступил 80 раз.
       Осенью того же года произошло событие, которое и привело Пятницкого к канонизации по-советски. 22 сентября его коллектив выступал перед кремлевскими курсантами, и на концерт пришел Ленин. На следующий день Пятницкого пригласили к вождю мирового пролетариата. Ленин расспрашивал гостя о методике собирания фольклора, о хоре и, как много раз рассказывал потом Пятницкий, в конце беседы сказал: "Это хорошо! И продолжайте это делать. Если что-нибудь нужно будет вам, черкните на клочке бумажки, и я вам помогу".
       Место на скрижалях истории СССР Пятницкому было обеспечено, вот только помощь ему никто так и не оказал. Хор оставался полупрофессиональным, а его руководитель подрабатывал, ведя занятия по постановке голоса в Третьей студии МХАТа (впоследствии Театр имени Вахтангова). Лишь в 1923 году советская власть оказала хору финансовую помощь, да и то ее можно было считать платой за многочисленные выступления на открывшейся в том же году Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Два года спустя Пятницкому присвоили звание заслуженного артиста республики. Но это признание заслуг слишком запоздало — Митрофан Ефимович был уже безнадежно болен. В 1927 году он умер.
       Злые языки утверждают, что в 30-е годы известность хора стала расти как на дрожжах не только потому, что некоторые песни в его исполнении до слез нравились Сталину. Танцевальная группа хора для партийных чиновников средней руки якобы стала тем же, чем был балет Большого театра для высокого руководства,— публичным домом. Постепенно оказалось забытым все, что проповедовал Пятницкий, всегда выступавший за незыблемость традиций. Стилизованными под народные сначала стали костюмы, а затем и танцы с песнями. А недавно одна ультрапатриотическая газета с возмущением писала, что на концерте по случаю своего юбилея хор имени Пятницкого выступал под "фанеру".
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
       

При содействии издательства ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" представляет серию истоических материалов в рубрике АРХИВ
       
*О скульпторе Мухиной см. #49 от 11 декабря 2001 года.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...