Из истории родного края: ссыльные

При въезде в Киржач, на территории центрального рынка, разместился мотель «101-й километр». Это название киржачане связывают не столько с расстоянием от столицы, сколько со ссыльным прошлым края. Ссылки «неблагонадежных» в глухую, закрытую со всех сторон лесами провинцию начали практиковать очень давно. В середине XV века в Киржачский мужской монастырь, основанный Сергием Радонежским, который с самого своего основания стал филиалом лавры, ссылали из лавры «строптивых» монахов, «затевающих злословие и безделие».

В годы, предшествовавшие первой русской революции, сюда ссылали революционеров. В 1901 году, отбыв ссылку в Сибири вместе с В. И. Лениным, в Киржач был выслан член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» В. В. Старков. Он устроился механиком на местную красильно-отделочную фабрику и установил связи с местными социал-демократами. В полицейских архивах сохранились донесения, что В. В. Старкова в Киржаче навещали «летучие агенты» ленинской газеты «Искра» М. А. Сильвин, О. А. Варенцова, М. Э. Бауман. В феврале 1902 года В. В. Старков снова был арестован.

Высылке в Киржач подвергся уроженец города Николай Яковлевич Глазунов, активный участник вооруженного восстания в декабре 1905 года в Москве. В александровском краеведческом музее хранится «автобиография», написанная видным советским деятелем Г. А. Козловым, который с 11-летнего возраста работал ткачом на Бельковской фабрике. Он пишет: «В 1909 году к нам прибыл высланный под надзор полиции после тюремного заключения большевик, участник революции 1905 года в Богородске, Твери и в Москве Сергей Фролович Юдин и стал вместе с нами работать ткачом. Мы, молодежь, близко с ним подружились. Его рассказы о своей революционной деятельности, о баррикадных боях с царскими войсками, об арестах и тюремном заключении вызывали у нас жажду знаний того, чего хотят революционеры, о переустройстве общества». Февральская, затем Октябрьская революции 1917 года, четырехлетняя Гражданская война, затем индустриализация и коллективизация, проводившиеся с применением насилия, до крайности обострили классовые отношения по всей стране, в том числе и в нашем крае. По исследованиям владимирских историков и сотрудников госбезопасности, в районе за годы с 1922 по 1953 репрессиям были подвергнуты 469 человек, в том числе 159 рабочих, 81 крестьянин, 97 инженерно-технических работников и служащих, 34 военнослужащих и 44 служителя культа. Расправа с инакомыслящими явно нацеливалась на то, чтобы запугать остальных, принудить молча воспринимать все исходящее от власти.

Нагнетанию атмосферы страха, неуверенности и подозрительности способствовало и превращение района в зону высылки из столицы неугодных власти строптивых интеллигентов. В Киржачском районе, как в месте «за 101-м километром», отбывали ссылку многие высокообразованные москвичи. Так, в 1930-1933 годах в Киржаче жил один из самых известных российских искусствоведов и философов Сергей Николаевич Дурылин. Здесь он с помощью друзей, с величайшим трудом добывая нужные первоисточники, подготовил книгу, посвященную творчеству великого немецкого поэта и искателя смысла жизни Иоганна Гете. Московский писатель С. Б. Мержанов и сотрудники дома-музея С. Н. Дурылина в Болшево (в конце века поселок вошел в состав подмосковного города Королев) обращались к киржачским краеведам, в частности, к Л. В. Декало и ко мне, с просьбой раскрыть «белое пятно» в жизни и творчестве великого мыслителя: где в Киржаче он жил, с кем общался, кто его навещал и т. д. По нашим предположениям, мог что-то знать о пребывании в Киржаче С. Н. Дурылина А. И. Стефанов, который в конце 20-х годов входил в группу местных «воинствующих безбожников», с 1931 года работал корреспондентом в районной газете. Какого-либо близкого знакомства и общения между молодым, рьяным безбожником и преследуемым священником в принципе быть не могло, но все-таки о философе что-то мог знать дотошный корреспондент. В тот день, когда я пришел к А. И. Стефанову, он себя плохо чувствовал, сказал только, что обычно ссыльные священники снимали «углы» в микрорайоне Селиваново. Отложили разговор до выздоровления, а его не последовало.

Не раз начинали краеведы разговор с С. А. Левшиным, который в начале 30-х годов был хоть и очень молодым, но все же довольно зрелым человеком. Он, кое-что вспомнив об инженере-химике Бибанове, знавшем несколько иностранных языков, о священнике Яновском, который поддерживал связи со ссыльными интеллигентами, попросил отложить разговор о Дурылине до лучшего случая. Лучшего случая не представилось. Общение с названными и другими старожилами привело нас к выводу, что, пребывая в статусе ссыльного, Сергей Николаевич в Киржаче никакой публичной деятельностью не занимался, больше того, старался нигде «не засветиться». Он был целиком и полностью поглощен работой над темой, требующей полной сосредоточенности. Если он снимал «угол» на Селиванове, а в этом микрорайоне в 30-е годы электроосвещения не было, то логично предположить, что он почти два года сидел в своей «каморке» при тусклом свете керосиновой лампы над первоисточниками, которые ему, преодолевая немыслимые трудности, доставляли из Германии и других стран друзья. Творческое горение мыслителя подтверждает лишний раз искрометную мысль декабриста К. Ф. Рылеева, что гений, как и молния, чтобы разразиться, ни у кого разрешения не спрашивает, что его сдержать не могут никакие путы.

Сергею Николаевичу выпало жить и творить в эпоху грандиозных человеческих катаклизмов, когда его идейная позиция оказывалась совершенно неугодной позиции официальной идеологии. И власть его, тихого, нескандального мудреца, жестоко мяла, давила, загоняла в темные углы, лишала возможности публиковать свои произведения. Однако в какой бы беспросветный угол его ни запирали, он продолжал работать, и его мысли, кипевшие в самом горниле века, привлекали к нему деятелей, развивающих философию, изобразительное и театральное искусство, художественную литературу. Теперь, когда появилась свободная возможность познакомиться с творчеством С. Н. Дурылина, возникает впечатление, что вся мыслящая, творческая Россия середины XX века постоянно чутко прислушивалась к голосу этого тихого отшельника и скитальца, и сам он, где бы ни находился, всегда сердцем слышал внутренний голос страны и ее великого народа. Доктор философских наук, профессор, священник, литературный и театральный критик, поэт и прозаик, автор более 900 аналитических трудов – это все Сергей Николаевич Дурылин. Его по праву признают духовным наставником поэтического гения XX века, лауреата Нобелевской премии Бориса Пастернака и величайшего русского художника Михаила Нестерова, соратником С. Н. Булгакова и Гаршина, другом великих актеров Обуховой, Ильинского, Щепкиной-Куперник и многих других.

В июне 1922 года Сергей Николаевич, принявший сан священника, был арестован. Отец Алексей, его духовный наставник, благословляя его жену Ирину Алексеевну на ссылку в Сибирь вместе с мужем, сказал ей: «Поезжай с ним. Он нужен народу». Много позже, предчувствуя приближение смерти, Сергей Николаевич написал проникновенные слова благодарности своей жене, которая всегда относилась к нему с материнской заботой и любовью: «Жизнь вся обласкана, озабочена, выношена, выстрадана, выпасена тобою – одной тобою».

В период киржачской ссылки ученого Ирина Алексеевна, судя по архивным данным, хранящимся в доме-музее, часто ездила в Москву, общалась с издателями, искусствоведами, писателями и артистами и постоянно подпитывала мужа, сопоставлявшего поиски смысла жизни самыми пытливыми умами прошлого века с размышлениями мыслителей бурного, всего в кипении века XX-го.

При переезде из Киржача в Болшево С. Н. Дурылина постигло большое несчастье: в железнодорожном пакгаузе на станции в Киржаче сгорел архив ученого, с таким трудом собранный по миру его друзьями. Горе настолько потрясло Сергея Николаевича, что он оказался в больнице для душевнобольных. Помог случай. Однажды, возвращаясь домой после посещения мужа в больнице, Ирина Алексеевна увидела на книжном развале комплект театрального ежегодника. Женским чутьем она поняла, что такой комплект очень нужен мужу, и она купила его на последние деньги, предназначенные на хлеб и другие продукты первой необходимости. И не ошиблась: ежегодник вернул Сергея Николаевича к жизни и деятельности. Этот комплект подтолкнул неуемного исследователя к новым поискам и знакомствам. Его работа в новом направлении увенчалась серией блестящих статей и книг, дружбой чуть ли не со всей театральной Москвой. Его дом в Болшеве в конце 30-х — начале 40-х годов по своему духовному влиянию на русскую культуру стал похож на Ясную Поляну Льва Толстого в конце XIX века.

Следует сказать, что старожилы нашего края сохраняют добрую память об очень многих ссыльных интеллигентах, которым пришлось пожить в городе и в окрестных деревнях. Старожилы пос. Горка, например, вспоминают, что самый голосистый хор при фабричном клубе был создан Дмитрием Александровичем Крайновым, ссыльным археологом, отбывавшем ссылку в родной деревне Ивашево. В средней школе № 2 вспоминают Николая Филатовича Панфилова, который в середине 30-х годов добросовестно выполнил поручение создать в Иванове педагогический институт (ныне университет), но был оклеветан и вынужден уехать в Киржач. Здесь ему в 1944 году было поручено преобразовать семилетку в мужскую среднюю школу № 2. Главная трудность, с которой столкнулся организатор новой школы, заключалась в нехватке учителей с высшим образованием. Но поскольку в то время Киржач был местом ссылки неугодных интеллигентов из столицы, то Николай Филатович, не понаслышке знавший, за какие «диверсии» в то время могли преследовать профессоров, доцентов, библиотекарей и артистов, отчаянно пошел на контакт со ссыльными. Нескольких преподавателей московских вузов, которые в Киржаче перебивались на должностях счетоводов, библиотекарей, клубных работников, пригласил на работу в школу. И не ошибся. Как вспоминал завуч школы В. Н. Бабкин, поплатившийся постом первого секретаря райкома партии за сопротивление курсу Хрущева на замену, якобы, малоэффективной гречихи посевами кукурузы, новые учителя так зажгли провинциальных мальчишек жаждой знаний, что 32 выпускника школы за 1949-54 годы стали докторами и кандидатами различных наук, полиглотами, видными деятелями культуры.

С большой теплотой вспоминает почетный работник народного просвещения Р. П. Смирнова о библиотекаре школы, ссыльной актрисе Елена Адамовне Стриковской, о преподавательнице немецкого языка З. И. Коган. Словом, о ссыльных интеллигентах в Киржаче вспоминают с признательностью.