Юношескимъ произведенiямъ Байрона, известнымъ подъ названiемъ "Часовъ досуга",-- хотя это заглавiе они получили не сразу,-- выпала на долю довольно печальная и далеко не вполне заслуженная ими судьба. Въ пору ихъ появленiя они были встречены значительною частью критики или очень сурово, или довольно равнодушно; многимъ они показались любительскими упражненiями неопытнаго и недостаточно самостоятельнаго дебютанта, жаждущаго въ то же время посвятить читателей во все подробности своей личной жизни, привязанностей, дружескихъ отношенiй,-- считая все это безусловно интереснымъ для всехъ {Было, впрочемъ, и несколько благопрiятныхъ отзывовъ о книге,-- наприм. въ журнале "The Critical Review".}. Проблески несомненнаго дарованiя, поэтическаго чувства, искренности, неподдельной грусти какъ-то ускользали отъ вниманiя "строгихъ ценителей и судей" того времени, испортившихъ юноше-поэту столько крови. Но, съ другой стороны эти же нападки косвенно содействовали тому, что молодой поэтъ съ еще большею настойчивостью, энергiей и увлеченiемъ отдался литературной деятельности, желая посрамить и блистательно опровергнуть не въ меру придирчивую критику. Въ оправданiе техъ, кто такъ враждебно отнесся къ раннимъ опытамъ великаго поэта, можно только привести то, что отнюдь не легко было тогда же предугадать дальнейшую эволюцiю таланта Байрона, основываясь на этомъ сборнике юношескихъ стихотворенiй. Здесь много слабыхъ вещей, хотя, наряду съ этимъ, въ немъ уже попадаются чисто байроновскiе мотивы, которые заслуживали бы совершенно другой оценки. Разбирать "Часы досуга" ретроспективно, конечно, гораздо легче; разъ мы знаемъ, какое направленiе принялъ далее талантъ поэта, какiе мотивы съ теченiемъ времени одержали верхъ въ его творчестве, мы безъ особеннаго труда можемъ, изучая его юношескiе опыты, отметить, между прочимъ, первые проблески того, что съ годами развилось и достигло пышнаго расцвета. Теперь то ясно, что даже раннiе шаги Байрона на литературномъ поприще уже находились въ известной связи съ темъ, что ему предстояло создать, были весьма интересною, хотя и не вполне удавшеюся, быть можетъ, попыткою будущаго генiальнаго поэта выбиться на свою настоящую дорогу. Для того, чтобы въ эпоху появленiя "Часовъ досуга" уже понять, какiя дарованiя таились въ авторе этихъ несколькихъ стихотворенiй, преимущественно субъективнаго, даже интимнаго характера, въ значительной степени связанныхъ съ различными деталями школьной жизни, нужно было обладать большою прозорливостью.
Какъ бы то ни было, несмотря на то, что отдельныя замечанiя первыхъ критиковъ "Часовъ досуга" были справедливы,-- въ общемъ юношескiя вещи Байрона, несомненно, были разобраны слишкомъ сурово. У критики не было никакого желанiя поддержать молодого писателя, выделить все то, что отличало его книжку отъ такихъ же сборниковъ стихотворенiй, выпускавшихся въ ту пору дюжинными, лишенными настоящаго дарованiя авторами, дать ему благожелательные советы и указанiя. Отчасти въ этомъ случае былъ виноватъ самъ поэтъ, делавшiй видъ, что онъ выпускаетъ первое и последнее собранiе своихъ стихотворенiй, желавшiй себя изобразить дилетантомъ, который только случайно вступилъ на литературное поприще и готовъ теперь проститься со своею музою навсегда, чтобы заняться какимъ нибудь деломъ. По справедливому замечанiю одного изъ бiографовъ Байрона, это заявленiе поэта объ его нежеланiи заниматься и въ будущемъ литературною деятельностью,-- заявленiе, высказанное сгоряча, впоследствiи неоднократно имъ повторявшееся,-- должно было отбить даже у наиболее расположенныхъ критиковъ охоту предаваться гаданiямъ относительно его будущаго. Не хотелось думать о томъ, что можетъ выработаться изъ поэтическаго творчества человека, повидимому, стремившагося быть только случайнымъ, мимолетнымъ гостемъ въ области литературы и не смотревшаго особенно серьезно на свои поэтическiе опыты. Но если суровое или равнодушное отношенiе къ "Часамъ досуга", какое обнаруживала критика безъ малаго сто летъ тому назадъ, можетъ быть все же если не оправдано, то объяснено теми или другими обстоятельствами,-- то въ наши дни юношескiй сборникъ Байрона, казалось, долженъ былъ бы дождаться вполне справедливой и объективной оценки. Теперь мы имеемъ возможность сравнивать раннiе опыты поэта съ более зрелыми его созданiями, отмечать связь между отдельными эпизодами его бiографiи и некоторыми изъ его "juvenilia", или то влiянiе, какое на него оказывали писатели старшаго поколенiя. Наконецъ, мы въ состоянiи оценить по достоинству художественныя красоты некоторыхъ вещей, которыя, безспорно, поднимаются выше общаго уровня "Часовъ досуга" и предвещаютъ, хотя бы въ главныхъ чертахъ, те созданiя Байрона, на которыхъ основывается его мiровая слава. Но, странное дело! Несмотря на то, что существуетъ рядъ прекрасныхъ работъ о Байроне, излагающихъ его жизнь или анализирующихъ его творчество,-- и значенiе его главныхъ вещей, казалось бы, прочно установлено,-- для "Часовъ досуга" все еще не вполне настала пора справедливой, свободной отъ всего предвзятаго и шаблоннаго оценки!.. Сравненiе съ лучшими поэмами Байрона, которыя, конечно, стоятъ неизмеримо выше, заставило многихъ современныхъ критиковъ и историковъ литературы быть несправедливыми по отношенiю къ злополучнымъ "Hours of idleness". Они обречены такимъ образомъ, даже по прошествiи длиннаго ряда летъ после ихъ появленiя, все еще оставаться въ пренебреженiи, -- какъ будто это не были созданiя того же поэта, который написалъ "Чайльдъ Гарольда", "Донъ Жуана", "Манфреда".
Многiя сужденiя объ юношескомъ сборнике Байрона, конечно, повторяются въ наши дни просто по традицiи, какъ бы съ чужого голоса, и не подвергаются должной проверке или пересмотру. Но любопытно, что мы ихъ встречаемъ иногда въ очень солидныхъ, обстоятельныхъ работахъ, отнюдь не основанныхъ только на готовыхъ чужихъ мненiяхъ и приговорахъ. Такъ, Эльце, въ своей известнейшей книге о Байроне, высказываетъ тотъ взглядъ, что "Часы досуга" отнюдь не предвещаютъ генiя поэта, что поэтическiй горизонтъ ихъ ограниченъ внутренними и внешними явленiями школьнаго мiра, что они несравненно ниже юношескихъ произведенiй Попа, и т. д. Это не мешаетъ, правда, Зльце признать известное значенiе юношескихъ вещей Байрона для исторiи постепенной эволюцiи его дарованiя {"Lord Byron", von Karl Elze; Berlin; 1886; стр 77--78.}. Во многихъ другихъ книгахъ о Байроне мы встречаемъ не менее резкiе и категорическiе отзывы о "Часахъ досуга". Укажемъ для примера на новейшiй бiографическiй очеркъ проф. Кеппеля,-- изъ серiи "Geisteshelden", -- где попадаются, между прочимъ, следующiя строки: "Общiй эстетическiй приговоръ надъ этими juvenilia Байрона не будетъ слишкомъ строгимъ, если мы скажемъ, что ни одно изъ этихъ стихотворенiй не предвещаетъ будущаго значенiя ихъ автора, что все эти раннiе опыты, конечно, очень ценные для бiографа или историка литературы, могли бы быть вычеркнуты изъ его творчества безъ всякаго ущерба для его славы" {"Lord Byron", von Emil Koeppel; Berlin 1903; стр. 17.}.
благороднаго, самобытнаго, находя непременно въ каждомъ изъ нихъ какiя-то особенныя красоты. Постараемся лишь вполне объективно и спокойно разобрать содержанiе "Часовъ досуга", ихъ значенiе, какъ матерiала для бiографiи поэта, художественныя достоинства некоторыхъ стихотворенiй, ихъ связь съ позднейшимъ перiодомъ творчества Байрона.
"Часы досуга" принято вообще обозначать самый раннiй сборникъ стихотворенiй Байрона, съ котораго ведетъ свое начало исторiя его поэтическаго творчества. Собственно, въ этомъ случае допускается некоторая неточность: первая книжка стиховъ, выпущенная Байрономъ и по своему содержанiю предвещавшая "Часы досуга", которые имеютъ съ нею девятнадцать общихъ стихотворенiй, еще не носила этого заглавiя. Она названа была поэтомъ "Fugitive pieces" и была выпущена безъ имени автора въ очень ограниченномъ числе экземпляровъ; только подъ двумя стихотворенiями стояла подпись Байронъ. Впоследствiи это изданiе было уничтожено авторомъ, и два уцелевшихъ экземпляра составляютъ библiографическую редкость. Въ начале 1807 г. появилось, опять безъ обозначенiя имени автора, второе изданiе его стихотворныхъ опытовъ, названное имъ "Стихотворенiя на различные случаи" (Poems on varions occasions) и выпущенное въ количестве ста экземпляровъ. Въ составъ этой книги вошли все стихотворенiя изъ перваго сборника, за исключенiемъ двухъ,-- причемъ къ нимъ прибавлено было двенадцать новыхъ вещей. Наконецъ, въ 1807 г. вышелъ въ светъ сборникъ "Часы досуга, собранiе стихотворенiй оригинальныхъ и переводныхъ" (Hours of Idleness; а series of poems original and translated). Здесь мы находимъ только тридцать девять вещей, причемъ лишь двадцать семь взяты были изъ двухъ предыдущихъ сборниковъ, а остальныя напечатаны были въ первый разъ. Эта книга была уже надписана именемъ "Джорджа Гордона, лорда Байрона, несовершеннолетняго". Но и эта редакцiя не была окончательною; въ следующемъ 1808 г. появилось второе изданiе "Часовъ досуга", носящее, однако, другое заглавiе ("Оригинальныя и переводныя стихотворенiя") и по составу своему далеко не однородное съ первымъ; достаточно сказать, что въ него вошло пять новыхъ вещей, а число перепечатокъ изъ первыхъ двухъ сборниковъ уменьшилось {См. предисловiе библiографическаго характера, предпосланное "Часамъ досуга" въ изданiи Кольриджа; т. I (1898); стр. XI--XIII. Ср. также Алексея Веселовскаго, "Байронъ , стр. 25 26. -- Сведенiя о подготовке "Часовъ досуга" къ печати, продаже изданiя и пр можно найти въ письмахъ Байрона, напр., къ Риджу, г-же Инготъ и др.}.
напечатаны только въ 1830 или 1832 г., после смерти поэта ("L'amitiй est l'amour sans ailes", "Прощанiе", "Къ моему сыну" и нек. др.); иныя были имъ написаны уже после появленiя четвертой редакцiи его juvenilia и поэтому не вошли въ нее, но по общему характеру ничемъ не отличаются отъ техъ, которыя мы находимъ въ "Часахъ досуга". Въ настоящее время принято ради удобства обозначать именемъ "Часовъ досуга" все вообще юношескiя стихотворенiя Байрона, какъ появившiяся въ четырехъ его сборникахъ, такъ и посмертныя,-- хотя въ новейшемъ и лучшемъ изданiи сочиненiй Байрона (подъ ред. Кольриджа) эти стихотворенiя все же расположены нарочно въ хронологическомъ порядке, съ деленiемъ на "Fugitive pieces", "Poems on various occasions" и т. д.,-- чтобы можно было проследить исторiю возникновенiя перваго цикла поэтическихъ произведенiй Байрона {Порядка изданiя Кольриджа и Протеро придерживается и настоящее изданiе. Въ изд. Гербеля изъ "Часовъ Досуга" взято лишь несколько стихотворенiй. Ред.}. Въ дальнейшемъ, говоря о "Часахъ досуга", мы также будемъ все время иметь въ виду все, что поэтъ написалъ въ самые молодые годы, хотя бы иныя вещи были напечатаны только после его смерти.
Анализируя содержанiе "Часовъ досуга", нельзя, разумеется, не заметить тотчасъ же, что некоторыя стихотворенiя начинающаго поэта теперь не могутъ представить для насъ интереса по существу, да и въ пору ихъ появленiя не давали настоящаго понятiя о внутреннемъ мiре юноши. Къ числу ихъ принадлежатъ, между прочимъ, и различные стихотворные переводы изъ древнихъ авторовъ, вышедшiе изъ-подъ пера Байрона въ школьные годы. Среди вполне оригинальныхъ или только навеянныхъ знакомствомъ съ теми или другими авторами произведенiй мы находимъ вдругъ переводы {Эти прямые переводы, само собою разумеется, не включены въ настоящее изданiе, но мы дали переводы подражанiй Байрона древннмъ. Ред.} изъ Эврипида, Эсхила (отрывокъ изъ "Скованнаго Прометея"), Катулла ("Ad Lesbiam", "Lugete Veneres Cupidinesque", Тибулла, Горацiя, Анакреона (оды 1, 3, 5), Виргилiя (большой отрывокъ изъ девятой песни "Энеиды"). Подобные переводы, очень мало дающiе, конечно, даже если обратить вниманiе на выборъ отдельныхъ вещей, для характеристики молодого Байрона, представляютъ, однако, некоторый интересъ, знакомя насъ съ его школьными занятiями и выясняя степень его начитанности въ сфере античныхъ литературъ. Вопросъ объ отношенiи Байрона къ римской и греческой словесности въ пору его пребыванiя въ школе Гарро неоднократно затрагивался въ его бiографiяхъ и характеристикахъ {См., напр., Frank Allan Millidge,"Byrons Beziehungen zu seinen Lehrern und Schulkameraden, und deren Einfluss auf seine litterariscbe Tдtigkeitt" (1903, стр. 16--18).}. Что особенной склонности къ изученiю древнихъ авторовъ у него не было, и что познанiя, имъ прiобретенныя въ этой области, были не слишкомъ обширны, это не подлежитъ сомненiю! Немаловажную роль сыграла въ данномъ случае необходимость изучать сочиненiя классиковъ, прежде всего,-- какъ известный грамматическiй матерiалъ, занимаясь более формою, чемъ внутреннимъ содержанiемъ... Это естественно, должно было отбить у юнаго Байрона значительную долю интереса къ латинскимъ и греческимъ писателямъ, которыхъ къ тому же успешно прививали школьникамъ, въ ущербъ родной словесности, отнюдь не занимавшей подобающаго ей места. Не следуетъ, однако, преувеличивать несочувственнаго отношенiя мальчика къ творчеству лучшихъ представителей античныхъ литературъ и его недостаточнаго знакомства съ нимъ, -- какъ это было сделано некоторыми изследователями. Относительно "Прометея" Эсхила у насъ есть, напримеръ, свидетельство самого Байрона, удостоверяющаго, что онъ увлекался этою пьесою, которая въ Гарро читалась три раза въ годъ. Иногда утверждали, что въ частности къ латинскимъ писателямъ Байронъ относился очень холодно и враждебно; но если трудность стихотворнаго размера действительно приводила иногда мальчика въ отчаянiе, то, съ другой стороны, въ позднейшихъ письмахъ Байрона старательными изследователями найдено было сорокъ цитатъ изъ латинскихъ авторовъ или ссылокъ на нихъ. Заметимъ кстати, что для определенiя степени знакомства поэта съ античными литературами имеютъ значенiе не только переводы, включенные въ "Часы досуга", но и эпиграфы къ некоторымъ стихотворенiямъ изъ Платона (къ "Эпитафiи любимому другу"), Горацiя, Анакреона.
"Часы досуга" заключаютъ въ себе, однако, матерiалъ и для решенiя более общаго и более интереснаго вопроса -- о степени начитанности молодого Байрона и о томъ направленiи, какое принимали въ ту пору его литературные вкусы {Этому вопросу посвящено спецiальное изследованiе, полное фактовъ, хотя и очень сухое по форме: Ludvig Fuhrmann "Die Belesenheit des jungen Byron" (1903).}. Вместе съ его письмами, относящимся къ тому же времени, юношескiя стихотворенiя его содержатъ въ себе много весьма ценныхъ указанiй. Яснаго, цельнаго, определеннаго впечатленiя мы, правда, не получаемъ,-- но это происходитъ оттого, что самъ Байронъ въ эту пору еще колебался между различными теченiями и оттенками, могъ одновременно увлекаться писателями, у которыхъ было въ сущности очень мало общаго. Въ одномъ изъ самыхъ раннихъ его произведенiй, входившихъ еще въ составъ "Fugittve Pieces", есть упоминанiе о Шекспире и его героине -- Джульетте, а последнiй куплетъ стихотворенiя "Къ М." (1806) навеянъ тремя шекспировскими стихами. Стихотворенiе "Къ женщине" заканчивается строкою, взятою изъ "Дiаны" Монтемайора; "Стансы къ одной даме" лишнiй разъ указываютъ на знакомство Байрона съ творчествомъ Камоэнса, произведенiями котораго онъ въ ту пору зачитывался. Въ первомъ куплете стихотворенiя "Granta" упоминается о Лесаже и его "Хромоногомъ бесе". Носящее романтическую окраску стихотворенiе "Oscar of Alva" представляетъ собою обработку мотива, взятаго изъ "Духовидца" Шиллера, а одно место въ немъ несколько навеяно опять Шекспиромъ,-- именно его "Макбетомъ". Знакомство съ поэмами Макферсона заставило Байрона написать "Смерть Кальмара и Орлы, подражанiе Оссiану Макферсона" и перевести "Обращенiе Оссiана къ солнцу".
"Монологе барда" (1806), говоря о враждебномъ отношенiи, какое встречаютъ его первые опыты, Байронъ утешается воспоминанiемъ о целомъ ряде другихъ, более известныхъ, составившихъ себе имя писателей, которымъ также приходилось многое выносить со стороны несправедливыхъ, придирчивыхъ критиковъ: онъ вспоминаетъ о Попе, Грее, Драйдене. Прибавимъ, что изъ Грея взятъ эпиграфъ къ известному юношескому стихотворенiю Байрона "Слеза"; сверхъ того, по справедливому замечанiю Кеппеля, то стихотворенiе, въ которомъ юный поэтъ прощается со своимъ любимымъ деревомъ на кладбище въ Гарро, напоминаетъ "Сельское кладбище" Грея, а другое стихотворенiе, въ которомъ описывается общiй видъ на Гарро, можетъ быть сопоставлено съ "Ode on а distant prospect of Eton College", того же Грэя {Кеппель 1. с, стр. 16.}. Съ другой стороны, "Молитва природы" Байрона носитъ некоторые следы влiянiя "Всеобщей молитвы" (Universal prayer) Попа, которымъ увлекался начинающiй поэтъ. Все эти факты производятъ впечатленiе чего то довольно разнороднаго, смешаннаго, слишкомъ пестраго,-- но для исторiи постепенной эволюцiи таланта и литературныхъ симпатiй Байрона они все же весьма ценны.
"Часовъ досуга", какъ бiографическаго матерiала, несомненно значительно. Нельзя, конечно, приписать все то, что Байронъ говоритъ о своемъ детстве и школьныхъ годахъ, безъ всякихъ оговорокъ, безъ сопоставленiя съ другими показанiями, вообще безъ должной проверки; но несомненно, что многiя подробности его жизни въ эту раннюю пору отразились весьма ярко въ его первыхъ опытахъ. Нужно только иметь въ виду, что на известномъ отдаленiи, какъ это часто случается, многое стало казаться Байрону гораздо более привлекательнымъ, отраднымъ, безмятежнымъ... Въ такихъ стихотворенiяхъ, какъ "Я хотелъ бы быть снова беззаботнымъ ребенкомъ", навсегда промелькнувшее детство изображается, напр., счастливою порою, о которой можно вспоминать только съ искреннимъ сожаленiемъ. Между темъ мы знаемъ, что въ действительности детство поэта отнюдь не было такимъ безмятежнымъ и онъ далеко не былъ доволенъ своей судьбою въ эту пору, когда детскiя впечатленiя еще не отошли въ область воспоминанiй о невозвратномъ, и потому именно -- вдвойне миломъ прошломъ. Какъ бы то ни было, въ "Часахъ досуга" отразились многiя детали, относящiяся къ детскимъ годамъ поэта, начиная съ общаго характера техъ местностей, где ему приходилось бывать или жить подолгу. Съ неподдельною любовью говоритъ поэтъ о техъ пейзажахъ, которые ему приходилось видеть въ детстве, о живописныхъ горахъ, по которымъ онъ блуждалъ, еще не зная тревогъ и невзгодъ жизни ("Lachin y Gair" и др.). Два стихотворенiя посвящены Ньюстэдскому аббатству, сыгравшему заметную роль въ жизни поэта, молодые годы котораго были тесно связаны съ этимъ древнимъ монастыремъ, перестроеннымъ затемъ въ замокъ, но всею своею внешностью неизменно напоминавшимъ объ отдаленномъ прошломъ. Въ одномъ изъ нихъ -- "При разставанiи съ Ньюстэдскимъ аббатствомъ" (1803) поэтъ упоминаетъ, между прочимъ, о своихъ предкахъ -- крестоносцахъ, хотя на участiе представителей его рода въ крестовыхъ походахъ въ исторiи нетъ никакихъ указанiй. Обширную (более 150 стиховъ) "Эллегiю, посвященную Ньюстэдскому аббатству" Кольриджъ сопоставляетъ съ однимъ письмомъ молодого Байрона къ матери (1809), где также говорится о Ньюстэде.
Всего больше матерiала даютъ "Часы досуга" для ознакомленiя съ ученическими годами Байрона, съ его пребыванiемъ въ Гарро. Нельзя не заметить, что и здесь дело не обошлось безъ некоторой идеализацiи и прiукрашенiя заднимъ числомъ. Мы знаемъ, напримеръ, что вначале школа Гарро отнюдь не производила на Байрона особенно благопрiятнаго впечатленiя,-- даже больше: онъ долго не могъ съ нею свыкнуться и вполне освоиться въ ея стенахъ. Если же полагаться на позднейшiя стихотворенiя изъ цикла "Часы досуга", съ ихъ ретроспективною оценкою школьныхъ летъ, можно подумать что это была исключительно пора веселыхъ проделокъ, шалостей, идеальнаго товарищества, ничемъ не стесняемыхъ молодыхъ порывовъ. Отдельныя указанiя на некоторыя теневыя стороны этого "золотого века" почти не могутъ ослабить общаго впечатленiя. Между темъ тотъ же поэтъ, коснувшись въ двухъ случахъ Кэмбриджа и своего пребыванiя въ Trinity College, нашелъ только отрицательныя стороны въ англiйскомъ университетскомъ мiре и не скрылъ своего несочувственнаго отношенiя къ общему духу высшихъ учебныхъ заведенiй {Этотъ отзывъ о Кэмбридже можно сопоставить съ темъ. что Байронъ говорилъ въ ту же пору объ университетской жизни въ своихъ письмахъ (къ Августе Байронъ, Джону Гэнсону и друг.).}. Во всякомъ случае изъ "Часовъ досуга" можно узнать много интересныхъ данныхъ, -- иногда лишь подтверждающихъ, правда, то, что намъ известно изъ другихъ источниковъ,-- для характеристики образа жизни, товарищескихъ отношенiй, симпатiй и антипатiй мальчика, такъ какъ, несмотря на отмеченную выше подрисовку, въ основе воспоминанiй поэта лежали все же подлинные факты.
для его преемника, Бэтлера, онъ подыскалъ псевдонимъ Pomposus. Въ стихотворенiи "На перемену учителей въ большой публичной школе" (1805) поэтъ очень определенно выражаетъ свою скорбь и негодованiе по случаю замены Друри -- Бэтлеромъ, какъ ему казалось, грозившей полнымъ упадкомъ школы, въ которую прежнiй педагогъ вложилъ столько труда и знанiй. Совершенно такъ же въ обширномъ стихотворенiи "Детскiя воспоминанiя", которое представляетъ выдающiйся интересъ, какъ бiографическiй матерiалъ, поэтъ даетъ весьма нелестную характеристику Бэтлера, изображая его типомъ сухого и напыщеннаго педанта, который достоинъ молчаливаго презренiя. Эта оценка, несомненно, была слишкомъ сурова и пристрастна, и объяснялась главнымъ образомъ тою симпатiей, какую мальчикъ питалъ къ Друри, которому онъ навсегда остался благодаренъ за его теплое, полное участiя и ласки отношенiе. Впоследствiи самъ Байронъ созналъ свою ошибку, примирился съ Бэтлеромъ и хотелъ заменить во второмъ изданiи "Часовъ досуга",-- еслибы оно вышло въ светъ, -- относящiяся къ нему строки совершенно другими... {Изд. Кольриджа, стр. 88, прим.; Elze l. с, стр. 40.} Но юношескiя стихотворенiя вполне точно передаютъ взглядъ юнаго Байрона,-- все равно, справедливый или неосновательный,-- на одного изъ педагоговъ, съ которымъ ему пришлось иметь дело въ Гарро {Объ отношенiи Байрона къ Друри и Бэтлеру -- см. Millidga, l. с. III, 1; Elze, стр. 37-41.}.
Отъ противопоставленiя двухъ руководителей школы, любимаго и антипатичнаго, перейдемъ теперь къ некоторымъ другимъ отголоскамъ школьныхъ летъ, сохранившимся въ "Часахъ досуга". Поэту представлялось иногда, что онъ положительно не въ состоянiи воспеть или описать все светлые отрадные эпизоды, какiе были связаны съ его пребыванiемъ въ Гарро. Въ "Детскихъ воспоминанiяхъ", посвятивъ школьной жизни более 360 стиховъ, онъ все же скорбитъ о томъ, что тема его не исчерпана, много друзей оставлено имъ безъ вниманiя, иныя сцены школьнаго быта такъ и не были имъ воспеты. Въ томъ же стихотворенiи онъ вспоминаетъ о "веселомъ отряде" товарищей, который избралъ его своимъ вождемъ и послушно исполнялъ его приказанiя, всегда обращаясь къ нему первому за советомъ и видя въ немъ свою последнюю опору. Весьма интересны указанiя на успехъ, выпадавшiй на долю молодого Байрона, когда онъ выступалъ въ стенахъ школы въ роли декламатора, произносящаго съ воодушевленiемъ и пафосомъ отрывки изъ техъ или другихъ драмъ. Поэтъ вспоминаетъ о томъ, какъ онъ декламировалъ, напр., монологъ Занги надъ трупомъ сраженнаго имъ Алонзо -- изъ пьесы Юнга "Месть" (The revenge) или потрясающiй монологъ короля Лира, "лишеннаго своими дочерьми королевства и разсудка" (обращенiе къ буре). Въ обоихъ этихъ случаяхъ знаки одобренiя были настолько единодушны, что молодой дебютантъ, какъ онъ самъ въ этомъ сознается, готовъ былъ вообразить себя выдающимся декламаторомъ, соперникомъ Генри Моссопа, лучшаго исполнителя роли Занги, или вторымъ Гаррикомъ.
окружена въ глазахъ Байрона особенно светлымъ ореоломъ; она еще казалась чемъ то возвышеннымъ, идеальнымъ, безкорыстнымъ,-- хотя въ отдельныхъ мизантропическихъ выходкахъ и тогда не было недостатка. Известно его любимое определенiе дружбы, ставшее заглавiемъ одного изъ его юношескихъ стихотворенiй: "L'amitié est l'amour sans ailes",-- дружба, это -- любовь безъ крыльевъ. Что-то восторженное, пылкое, страстное всегда примешивалось къ дружескимъ чувствамъ мальчика, который самъ вполне сознавалъ этотъ неукротимый и слишкомъ экспансивный характеръ своей дружбы. По справедливому замечанiю Эльце, немаловажную роль играло въ этомъ случае желанiе молодого Байрона выступать въ роли покровителя и защитника своихъ друзей, проявлять свое великодушiе, благородство, смелость... Недаромъ онъ всегда любилъ дружиться съ мальчиками, которые были моложе его годами и следовательно скорее нуждались въ покровительстве и помощи. Иныя дружескiя связи впоследствiи ослабели и не играли роли въ жизни поэта; другiя, наоборотъ, долго оставались неизменными и косвенно заставляли Байрона еще более идеализировать, на известномъ отдаленiи, свои ученическiе годы. Любопытно отметить, съ другой стороны, что некоторые изъ школьныхъ товарищей поэта умерли очень молодыми: Лонгъ въ 1809-мъ году, Вингфильдъ -- въ 1811-мъ, Татерсалль -- въ 1812-мъ и т. д. причемъ иные изъ нихъ стали жертвами какого либо несчастнаго случая (паденiя съ лошади, кораблекрушенiя, эпидемической болезни). Очень немногiе изъ нихъ, притомъ -- не самые близкiе къ Байрону, вроде, напр., Роберта Пиля, составили себе впоследствiи крупное, выдающееся имя {О друзьяхъ и товарищахъ Байрона и ихъ позднейшей судьбе -- см. у Millidge, III, 2.}. Но даже имена техъ товарищей поэта, которые не совершили съ теченiемъ времени ничего особенно заметнаго или полезнаго для общества, сохранились въ памяти потомства,-- или по крайней мере техъ лицъ, которыя интересуются творчествомъ Байрона и изучаютъ его,-- исключительно благодаря тому, что въ "Часахъ досуга" поэтъ воздвигнулъ нерукотворный памятникъ, между прочимъ, и дружескимъ отношенiямъ, скрашивавшимъ ему школьные годы.
"Детскихъ воспоминанiяхъ" передъ нами проходитъ целая портретная галлерея товарищей и друзей Байрона, которыхъ онъ нарочно обозначилъ псевдонимами, преимущественно ~ въ античномъ духе,-- подъ стать къ "Пробусу" и "Помпозусу" въ сфере педагогики. Весьма характерно для Байрона то, что онъ долго не могъ решить, кому изъ своихъ друзей отдать предпочтенiе, кого признать самымъ близкимъ и симпатичнымъ. Въ названномъ выше стихотворенiи мы находимъ обращенiе къ "Алонзо", лучшему, самому дорогому изъ моихъ друзей, причемъ подъ Алонзо подразумевается лордъ Клэръ, съ которымъ Байронъ действительно былъ очень близокъ, причемъ эта близость не прекратилась и впоследствiи; но когда то же самое стихотворенiе еще входило въ составъ "Poems on varions occasions", те же сочувственныя, даже прямо восторженныя строки относились къ Іоанну,-- псевдонимъ, которымъ поэтъ обозначалъ вовсе не Клэра, а другого своего друга, Вингфильда!.. За "Алонзо" следуютъ другiе силуэты друзей,-- Davus (Татерсалль), котораго авторъ благодаритъ за спасенiе его жизни, Lycus (графъ Клэръ), Euryalus (графъ Делавэрръ), Cleon (Эдуардъ Ноэль Лонгъ).
"Часовъ досуга". Такъ, отдельное посланiе посвящено графу Делавэрру, причемъ поэтъ вспоминаетъ, какъ дороги они были другъ для друга: Делавэрръ любилъ его, какъ брата, и встречалъ съ его стороны такую же любовь; онъ зналъ, что душа, сердце, все существованiе Байрона, еслибы представилась какая либо опасность, были всецело въ распоряженiи его друга, что ни годы, ни разлука не могли изменить его чувствъ, какъ человека, всецело преданнаго только любви и дружбе... Это стихотворенiе весьма типично для творчества молодого Байрона и оттеняетъ тотъ восторженный, неуравновешенный, пылкiй характеръ, какой, какъ мы знаемъ, нередко принимало въ его душе столь спокойное и сдержанное у другихъ чувство дружбы. Въ другомъ стихотворенiи, -- съ эпиграфомъ изъ Горацiя, -- Байронъ обращается съ дружескими речами къ Лонгу, котораго онъ всегда высоко ставилъ за чистоту и благородство его души, и опять вспоминаетъ промелькнувшiе дни ранней молодости, пригрезившейся ему ночною порою, когда все кругомъ объято было сномъ.
Упомянемъ также о стихотворенiи "Къ герцогу Дорсету" (1805), где поэтъ, вспоминая снова, передъ отъездомъ изъ Гарро, объ ученическихъ годахъ, о той поре, когда они съ Дорсетомъ часто проводили время вместе, причемъ последнiй, какъ младшiй, въ силу школьнаго обычая, находился у него въ известномъ подчиненiи,-- вместе съ темъ даетъ ему советы, относящiеся къ будущему, убеждаетъ его никогда не прислушиваться къ голосу лести, не обращать вниманiя на "молодыхъ паразитовъ", которые такъ и льнутъ къ богатымъ и знатнымъ людямъ, даже если это ихъ товарищи, и стараются влiять на нихъ въ самую дурную сторону, побуждая ихъ не заниматься слишкомъ много книгами, не утруждать себя, какъ это делаютъ простые смертные, не допускать, чтобы кто либо разбиралъ и строго оценивалъ ихъ поступки. Любопытно, что это стихотворенiе довольно характерное для мiросозерцанiя и житейскихъ взглядовъ молодого Байрона, не попало, по свидетельству самого поэта, въ руки Дорсета. Оно вначале оставалось не напечатаннымъ и было включено только въ четвертую редакцiю юношескихъ стихотворенiй (1808), когда авторъ случайно нашелъ его въ своихъ бумагахъ. Наконецъ, графу Клэру посвящено въ "Часахъ досуга" особое стихотворенiе, съ эпиграфомъ: "tu semper amoris sis memor, et cari comitis ne abscedat imago"; некоторыя строфы его носятъ необыкновенно восторженный и нежный характеръ; такъ, въ одномъ случае поэтъ выражаетъ пожеланiе, чтобы жизненный путь его друга былъ усыпанъ розами, чтобы его слезы всегда были только слезами радости, и т. д.
"Часовъ досуга", какъ певецъ несколько мечтательной, бурной, неуравновешенной, но зато вполне искренней и неподдельной дружбы... Еще интереснее вопросъ о томъ, какъ въ эту раннюю пору онъ уже выступалъ во многихъ случаяхъ въ роли поэта любви и страсти,-- онъ, который впоследствiи долженъ былъ такъ много любить и такъ ярко, поэтично, пламенно изливать подчасъ все то, что испытываетъ любящее или охваченное страстью сердце. Известно, что сердечная жизнь началась для Байрона очень рано, когда онъ былъ еще ребенкомъ, и въ продолженiе его ученическихъ летъ влюбленность играла большую роль въ его личной жизни. Увлеченiе Мэри Дэфъ (въ Абердине) сменилось поклоненiемъ Маргарите Паркеръ, которой Байронъ посвятилъ свои первые стихи, настолько она вдохновила и очаровала его; а за двумя этими юными женскими образами показывается третiй, оставившiй еще более яркiй следъ въ бiографiи поэта и въ исторiи его творчества -- Мэри Чавортъ, имя которой тесно связано съ эпохою его пребыванiя въ Гарро {См. письмо Байрона къ матери (сентябрь 1803 г.), а также письмо последней къ Генсону оно и оказывается на деле относящееся къ той же поре и затрагивающее вопросъ о любви поэта къ Мэри.}. Въ виду того субъективнаго колорита, какой носятъ "Часы досуга", можно было бы a priori предположить, что любовныя стихотворенiя, съ разнообразною окраскою, займутъ въ нихъ очень видное место. Такъ просматривая "Часы досуга", мы находимъ въ нихъ прежде всего рядъ стихотворенiй, озаглавленныхъ "Къ Каролине", "Къ Эмме", "Къ Мэри", "Къ Лесбiи", "Къ Анне", "Къ Элизе", "Къ Гаррiэтъ", и т. п., наконецъ просто -- "Къ женщине", "Къ одной даме". Намъ попадаются здесь и стихотворенiя, затрагивающiя общiе вопросы, опять -- связанные съ любовью и страстью: "Первый поцелуй любви", "Последнее прости любви".
если не мiру, то по крайней мере заинтересованнымъ въ этомъ лицамъ, о томъ, что онъ испыталъ и выстрадалъ, беззаветно отдаваясь чувству любви... Кое где сказывается недостатокъ самобытности, склонность повторять, за неименiемъ собственныхъ, вполне самостоятельно придуманныхъ образовъ, сравненiй, эпитетовъ, то, что было вычитано изъ книгъ соответствующаго содержанiя -- напр., античныхъ -- и показалось достойнымъ заимствованiя. Иногда насъ не вполне удовлетворитъ, наконецъ, и самая внешняя форма стиха, который въ подобныхъ случаяхъ хотелось бы видеть более музыкальнымъ и гибкимъ, какъ и рифмы -- более богатыми. Но это замечанiе относится далеко не ко всемъ эротическимъ произведенiямъ юнаго Байрона; въ некоторыхъ изъ нихъ сказывается искреннее чувство, поэтично выраженное, местами уже подернутое едва уловимою дымкою грусти...
"Fugitive pieces"), но весьма правдивую и прочувствованную элегiю на смерть Маргариты Паркеръ, озаглавленную "На кончину молодой девушки, двоюродной сестры автора, которая была очень дорога ему". Здесь отражается непритворная скорбь мальчика Байрона (элегiя написана была въ 1802 году) при мысли о томъ, что молодая, красивая, изящная девушка стала добычей смерти, была похищена "царемъ ужаса", не знающимъ состраданiя и жалости. Напрасно старается авторъ утешить себя мыслями о томъ, что любимое имъ существо находится теперь въ блаженной обители, среди лучезарнаго сiянiя, ангельскихъ хоровъ и вечныхъ радостей... Могила Mapгариты все же вызываетъ у него скорбь и тоску, слезы выступаютъ у него на глазахъ, его сердце не можетъ такъ скоро забыть ту, къ которой оно было привязано.
на смерть Маргариты Паркеръ мы теперь должны перейти къ стихотворенiямъ, навеяннымъ любовью къ Мэри Чавортъ, временно овладевшею всеми мыслями, ощущенiями и порывами молодого поэта, который серьезно думалъ о томъ, чтобы сделать Мэри своею женою. Портреты Мэри (приложенные къ настоящему тому) даютъ известное представленiе о красоте и изяществе ея лица, хотя,-- по справедливому замечанiю новейшаго бiографа Байрона,-- конечно, не могутъ вполне передать и объяснить намъ того обаянiя, какое она производила на своего поклонника, всецело отдавшагося одно время своему чувству. Стихотворенiя, посвященныя Мэри,-- темъ более, если ихъ сопоставить съ другими сведенiями, находящимися въ нашемъ распоряженiи,-- определенно свидетельствуютъ о томъ, что въ данномъ случае мы имеемъ дело съ чемъ то более серьезнымъ и глубокимъ, чемъ те мимолетныя увлеченiя, которыя отразились въ многочисленныхъ зротическихъ вещицахъ, вошедшихъ въ "Часы досуга". Вместе съ большинствомъ бiографовъ поэта, нельзя не высказать предположенiя, что его жизнь сложилась бы, вероятно, совершенно по другому, и его характеръ вылился бы въ иную форму, еслибы Мэри Чавортъ не отвергла любви "хромоногаго мальчика", къ которому она чувствовала только чисто братское расположенiе, не допуская и мысли о чемъ либо более глубокомъ и захватывающемъ, хотя и польщенная его поклоненiемъ {Самъ Байронъ высказывалъ подобную мысль значительно позднее этой поры, незадолго до смерти (1822 г ). "Если-бы я женился на ней, быть можетъ, вся моя жизнь сложилась бы по другому".}. Замужество Мэри было одною изъ первыхъ серьезныхъ драмъ въ жизни Байрона; напускное спокойствiе, съ какимъ онъ выслушалъ известiе объ этомъ событiи изъ устъ своей матери, советовавшей ему предварительно. вынуть носовой платокъ, такъ какъ онъ можетъ ему понадобиться", не имеетъ серьезнаго значенiя и не передаетъ того, что происходило въ это время въ душе юноши... Печальная развязка отнюдь не шаблоннаго романа молодого Байрона производитъ темъ более удручающее впечатленiе, что дальнейшая жизнь Мэри, отвергнувшей Байрона, чтобы устроить свою судьбу по другому, сложилась очень неудачно: семейный разладъ, отсутствiе всякаго духовного единенiя супруговъ, потомъ душевная болезнь, сравнительно ранняя смерть (но уже после кончины Байрона),-- вотъ что выпало ей на долю. Но, подобно тому, какъ имена самыхъ близкихъ друзей Байрона не забыты до сихъ поръ, имя Мэри Чавортъ знакомо всемъ, кто интересуется жизнью и творчествомъ поэта, особенно благодаря темъ стихотворенiямъ изъ "Часовъ досуга", въ которыхъ увековеченъ ея чарующiй образъ {Ср. EIze, стр. 36--37, 47--51;А. Веселовскiй, "Байронъ", стр. 17--18, 27.}.
"Слеза", вообще носящаго грустную, пессимистическую окраску. Здесь мы узнаемъ, что любимая девушка для него потеряна навсегда, что пропало то время, когда она отвечала слезою участiя на его пламенные обеты; она принадлежитъ другому -- и онъ долженъ со вздохомъ отказаться отъ того, что уже считалъ своимъ, продолжая все же искренно желать ей счастья и относиться къ ней съ уваженiемъ. Еще более замечательно въ данномъ случае стихотворенiе "Къ одной даме" (въ позднейшей редакцiи: "Къ--"), носящее чисто автобiографическiй характеръ. Характерны уже самыя первыя слова: "О, еслибы моя судьба была связана съ твоею"... Словно предугадывая то, что онъ долженъ былъ сказать впоследствiи, испытавъ длинный рядъ разочарованiй и невзгодъ, поэтъ представляетъ себе, каковъ онъ былъ бы, еслибы возле него находилась горячо имъ любимая женщина, способная благотворно влiять на него. Онъ избегнулъ бы многихъ заблужденiй, неразумныхъ шаговъ, былъ бы лучше, нравственнее и чище душою. Ведь когда то "моя душа была чиста подобно твоей"... Тогда миръ его души еще не былъ нарушенъ, отчаянiе еще не закрадывалось въ нее. Но после того, какъ Мэри стала женою другого, онъ точно переродился, -- только не къ лучшему! Онъ началъ искать забвенiя, чтобы заглушить скорбь сердца и, какъ онъ выражается въ порыве откровенности, постараться найти во многихъ то, что когда то онъ думалъ найти въ ней одной. Все те наслажденiя, которымъ онъ теперь отдается, чтобы не думать и не вспоминать постоянно о своемъ горе, были бы ему чужды, еслибы Мэри не отвергла его, потому что онъ искренно хотелъ испытать спокойныя семейныя радости... При всемъ томъ, ради любимой женщины, поэтъ соглашается относиться безъ ненависти къ своему счастливому сопернику.
"Отрывокъ" -- (второй) его обращенiе къ темъ местамъ, вроде Эннсли, которыя еще такъ недавно были ему дороги, потому что улыбка Мэри делала ихъ подобными небеснымъ обителямъ,-- а теперь кажутся ему суровыми и неприветливыми! Вторая, озаглавленная "Воспоминанiе", еще любопытнее: здесь поэтъ прощается съ любовью, надеждою, радостью, говоритъ, что счастье его покинуло,-- и сожалеетъ только о томъ, что не можетъ отрешиться и отъ воспоминанiй... Въ 1807 г. Байронъ снова вспоминаетъ о Мэри въ одной изъ строфъ стихотворенiя "The adieu" (Прощанiе), а къ 1808-му относится замечательное и по содержанiю, и по форме, стихотворенiе. "Итакъ, ты счастлива", интересное и въ чисто психологическомъ отношенiи, какъ любопытный "человеческiй документъ", дающiй намъ возможность заглянуть въ самую глубину потрясеннаго и страдающаго сердца. После известнаго промежутка, поэтъ увиделъ ту девушку, которую онъ любилъ, уже замужнею женщиною, матерью, говорилъ съ ея мужемъ, ласкалъ ея ребенка и невольно отдался мыслямъ о томъ, что могло бы быть, еслибы сбылись его мечты. Недаромъ онъ такъ боялся этой минуты, волновался, ожидая этого свиданiя; но онъ все же взялъ себя въ руки, съ наружнымъ спокойствiемъ вынесъ устремленный на него пристальный взглядъ Мэри,-- и только безмолвное, вечно застывшее, чуждое всего мятежнаго отчаянiе отразилось на его лице... Наконецъ, въ 1809 г, поэтъ пишетъ свои "Стансы, къ одной даме, при отъезде изъ Англiи", которые местами можно сопоставить съ прощанiемъ Чайльдъ-Гарольда. Здесь опять говорится объ одиночестве и душевномъ сиротстве, о жажде забвенiя, которая заставила поэта мечтать объ отъезде изъ родныхъ краевъ, где все ему слишкомъ напоминало о прекрасной, но оттолкнувшей его девушке. Тщетно старался онъ утешиться или разсеяться,-- "потому что я могу любить только одну!"... Не забудемъ, что семь летъ спустя, въ 1816 году, Байронъ написалъ въ Швейцарiи стихотворенiе "Сонъ", возсоздающее заново исторiю его несчастной любви.
"Часахъ досуга". Нельзя вообще достаточно протестовать противъ мненiя, будто въ юношескомъ цикле Байрона попадаются только весьма несовершенныя, не вполне отделанныя вещи, которыя не имеютъ никакой связи съ зрелыми произведенiями поэта. Во многихъ случаяхъ эта связь определенно бросается намъ въ глаза; иногда то или другое стихотворенiе является какъ бы эмбрiономъ или первымъ наброскомъ другого, более поздняго и поэтому более зрелаго произведенiя. Въ примерахъ недостатка не будетъ. Сатирическое, местами -- очень резкое стихотворенiе "Мысли, внушенныя экзаменомъ въ коллэдже" предвещаетъ позднейшiя сатирическiя нападки Байрона, начиная съ "Англiйскихъ бардовъ". Эльце сопоставилъ выходки юнаго Байрона противъ Кэмбриджа съ темъ, что мы встречаемъ впоследствiи по этой части въ его поэме "Беппо". Въ стихотворенiи, посвященномъ Бичеру (1806 г.), уже отражается, быть можетъ, несколько преждевременное, еще не вполне пережитое и перечувствованное, но все же -- замечательно характерное для Байрона гордое разочарованiе, которое должно было впоследствiи стать отличительною чертою его творчества. Поэтъ говоритъ здесь о томъ, что онъ "не хочетъ спускаться въ мiръ, который онъ презираетъ", преклоняться передъ надменными, приветствовать глупцовъ; только благодарность потомства и громкая слава какого нибудь Фокса еще могли бы привлечь его! "Мне немного летъ,-- между темъ, я уже чувствую, что этотъ мiръ не для меня", восклицаетъ поэтъ въ стихотворенiи "Я хотелъ бы быть снова беззаботнымъ ребенкомъ"; онъ уже испытываетъ желанiе бежать отъ людей, жалуется на непрочность дружбы и любви, съ ужасомъ вспоминаетъ о томъ, какъ неприкрашенная действительность сменила собою мечты и фантастическiя грезы, показавъ ихъ несостоятельность.
"Молитве природы", о которой мы упоминали выше; "Отецъ света, великiй небесный Богъ,-- такъ начинается эта своеобразная молитва,-- слышишь ли Ты возгласы отчаянiя?" Въ следующей строфе мы читаемъ: "Отецъ света, къ Тебе я взываю! Ты видишь, какъ мрачна моя душа!" Любопытно, что эти строки были почти дословно повторены поэтомъ въ другомъ стихотворенiи, также весьма грустномъ по общему тону -- "Прощанiе". Разочарованiемъ дышить и стихотворенiе "Къ--", полное резкихъ выходокъ противъ женщинъ ("я не скажу, чтобы у васъ не было души, -- нетъ она у васъ есть, и очень темная" и т. д.) и заканчивающееся словами: "Женщина! можетъ быть, у тебя есть душа,-- но где же скрыли демоны твое сердце?!" Здесь можно было бы вспомнить и дышащую мизантропiей "Эпитафiю Нью-фаундлэндской собаке", и необыкновенно поэтичное стихотворенiе "Такъ плакать ты будешь, когда я умру", и отмеченные выше "Стансы къ одной даме", съ ихъ гарольдовскимъ пессимизмомъ. Въ общемъ, юношескiя произведенiя Байрона, уступая, конечно, его лучшимъ, наиболее зрелымъ и сильнымъ вещамъ, все же подготовляютъ насъ къ славной и плодотворной поре его литературной деятельности и служатъ переходомъ къ ней.