Инвалиды духовной войны

16 сентября 2019 Монахиня L.

Предисловие редакции 2019 г.:

Этот текст два года назад дал старт нашему проекту «Исповедь анонимного монашествующего». И до сих пор «Инвалиды духовной войны» остаются лучшим материалом на нашем сайте о проблемах женского монашества, поэтому мы решили повторить его для наших новых читателей.

***

Этот текст был написан почти год назад в рамках полемики вокруг «Исповеди бывшей послушницы» на портале «Православие и мир» — как реакция на удручавшие и возмущавшие меня отзывы разных лиц, в основном, в сане. Правмир его не напечатал, конечно. Я пыталась его посылать на какие-то «церковно-оппозиционные» ресурсы, но он не умещался по размеру, а решить эту проблему я не умела. Сейчас этот прошлогодний отзыв случайно прочла одна неравнодушная к церковной тематике знакомая и убедила меня опубликовать этот текст как полезный для многих, подобных мне, инвалидов духовной войны. — Пояснение автора.

Увы, спасение утопающих все решительнее объявляется заботой только самих утопающих, и откачивать уже утопших должны только они сами, под возмущенные крики свидетелей и зевак: «она сама дура туда полезла, так ей и надо!» и «кто ей виноват, что не задержала дыхания, пока волной прибьет к другому берегу!». Инвалиды духовной войны нужны кому-либо еще меньше, чем физические инвалиды.

Аудиоверсия текста (читает Ксения Волянская):


Захотелось не просто отозваться, а написать свою исповедь, не меньшего объема, сразу по прочтении Марииной. Чем больше читаю отзывов, тем печальнее становится. Люди берутся судить, и весьма строго, о вещах, которых не знают, не видели, не слышали, не испытывали на себе, по принципу «этого не может быть, потому что быть этого не может никогда!». Из того факта, что какой-то священник, или игумен, или епископ сам лично ни с чем подобным (описанному в «Исповеди») не сталкивался, следует вовсе не то, что этого нет в природе, и даже не то, что это единичный случай, не характерно, а только то, что он лично такого до сих пор не знал, и ему надо день и ночь Бога благодарить за это!

Я на личном опыте 23-х лет в двух (других, чем Мария) монастырях могу сказать: там все правда, она нисколько не преувеличила. Для достоверности мне бы очень хотелось и свое имя, и многие другие имена привести, но… Я, в отличие от автора «Исповеди», не бывшая, а пребывающая, так сказать, действующая, да еще и монахиня, и если приведу ряд имен, то мне придется стать бывшей, а идти мне некуда…

Дело вовсе не в одном только Малоярославце. Подобные, и даже похлеще, только в другом роде, вещи происходят в большинстве (скажу мягко, надеюсь все же, что где-то иначе) русских женских монастырей. И культ личности Матушки, и тоталитаризм в руководстве, и страх, подлость, и стукачество в отношениях, и непомерная забота о пресловутом пиаре при полном равнодушии к сестрам и их повседневной жизни, и безумные «благословения» старцев и духовников, борющихся с кодами и ждущих конца света, и крайняя необеспеченность (мягко говоря) сестер самым необходимым, плохое питание, болезни и неблагословение лечиться, при откровенной роскоши игуменской жизни, и хронические недосыпание и нервное перенапряжение, приводящие к неврозам и депрессиям; а еще — превращение монастыря в доходную фазенду семьи (т. е. детей и внуков) игумении, а сестер — в бесплатную рабсилу наравне с бомжами, и чудовищные вмешательства мирских людей в управление монастырем в своих интересах, а после — чудовищные последствия таких вмешательств, из-за некомпетентности, духовной несостоятельности и равнодушия Матушки… Не обязательно полный комплект проблем везде, «проблемное меню» от обители к обители отличается. Все перечисленное (и еще многое другое) я испытала на собственной шкуре всего в двух монастырях, а еще во многих бывала, и со многими сестрами общалась.

Одна моя знакомая, желая монашеской жизни, лет пятнадцать ездила по всем женским монастырям бывшего Советского Союза, искала себе подходящее место (после того, как о. Иоанн Крестьянкин не благословил ей идти в наш), во многих обителях имела друзей и хорошо знала их жизнь. И вывод она сделала такой: везде сплошное уныние, «я монахиня — плачьте со мной». Ее уязвил один монастырь в Греции, по ее выражению, «заточенный на любовь к ближнему во всех проявлениях». Уже четвертый год она подвизается там…

Хочу ответить на некоторые посылы писавших и дававших интервью по поводу «Исповеди». Семейным священникам, даже не служившим в женских монастырях, странно по такой теме выступать, тем более делать категоричные выводы. Вообще, те, кто даже много раз бывал в монастырях, даже часто приезжающие трудники, регулярные паломники, или наемные работники монастыря, или даже служащие там священники, — не могут знать тех вещей, о которых написано в «Исповеди». Их могут знать только те, кто оказался в роли насельника. Это положение (т. е. быть уже насельником, а не мирянином) принципиально отличается и внутренне, и наружно. Еще менее могут знать архиереи, т. к. они судят по формальной отчетности и общаются только с игуменией. Я помню единственный пример архиерейского внимания к сестрам: когда-то в моем первом монастыре владыка Евлогий (Смирнов) спросил матушку: а почему у сестер такие подрясники (очень разные по качеству)? Владыки всегда поддерживают игумению, и никогда не станут реагировать на жалобы, например. Почему, это отдельная история.

Монахи не верят автору «Исповеди» потому, что общие по причинам, по истокам проблемы в мужских монастырях проявляются по-другому, в силу разной психологии (подробнее об этом ниже). Не стоит обольщаться, и в мужских монастырях хватает безобразий, я много видела сама и слышала из первых уст, но сейчас это не является предметом обсуждения. Все же мне кажется, в мужских монастырях «процент нормальности» выше.

Еще один посыл, на что особенно упирал владыка Панкратий: «если монастырь не подошел — уходи». Хочу, чтобы читателям стало понятно, насколько это реально. Послушница приходит в обитель неподготовленная, только недавно воцерковилась, по разным монастырям не ездила, книжек прочла еще мало, жизненного опыта не имеет. (Далекие от монастырской жизни люди авторитетно утверждают, что так быть не должно. А реально так бывает очень часто. Если Божественный огонь коснулся твоего сердца — не медли, беги! — так согласно призывают все наставники монашества. Имеющая жизненный опыт — это по факту разведенная женщина. В одной популярной книжке из церковных лавок говорится: «Святой Серафим Саровский основал женский монастырь, в который принимал или молодых девочек от папы с мамой, или вдов от недавно умершего мужа. Женщин, поживших на своей воле, великий святой воспитывать не брался». Сейчас берут любых, но предпочитают все равно молодых, без опыта.)

У всех поступающих в монастырь очень большой энтузиазм (а если она подготовленная, читала св. отцов, имеет опыт монастырских послушаний, то тем более). Этот энтузиазм, огонь благодати, заставляет все встречающиеся неприятности, ненормальности, странности и явные клинические отклонения воспринимать как искушения, попускаемые Богом на великом и спасительном пути, что доказывает только богоугодность намерения и необходимость все претерпеть ради Царствия Небесного. В этом состоянии любой человек, особенно молодая девушка, менее всего способен к критическому анализу окружающей действительности. Крепкое у нее здоровье или слабое, она полна решимости умереть на послушании. К тому же, размышлять о чем-либо ей просто не оставляют времени, 25 часов в сутки не хватит, чтоб переделать все возложенные послушания в режиме «стой там иди сюда», где уж тут думать, твое ли это место, особенно, если старец благословил, а духовник поддерживает пыл.

Это состояние обычно продолжается до пострига, сам постриг — это мощный стимул подкачать усердие к подвигам. К этому моменту проходит уже несколько лет, бывает, и много, некоторых сестер из моего первого монастыря через 10–13 лет послушничества постригли только в рясофор. Но время идет, человек становится старше, молодежный задор (который долго принимался за благодать) все уменьшается, здоровье все сильнее оборачивается нездоровьем, разочарование своей духовной жизнью (которой просто нет и быть не может в данных условиях) растет, так как нет плодов, а матушка вдобавок кричит то и дело: если бы вы жили по-монашески, то через пять лет достигли бы прозорливости! То есть растет, накачивается извне чувство вины, что живу плохо и неправильно. Да еще вопрос: а ты, матушка, достигла прозорливости? Или что-то не так? В общем, к моменту, когда несостоявшаяся подвижница осознает свою несостоятельность, или свою ошибку, проходит не меньше десяти лет. (И Мария Кикоть, если бы ее не выгнали, была бы пострижена в рясофор и неизвестно, сколько еще бы там мучилась.) Сколько-то еще пройдет времени, пока положение станет нестерпимым.


А теперь подумайте, реально ли вернуться в мир через 15–20 лет. Сейчас как раз по теме пример — фильм «Гражданин никто». С начала 90-х годов (когда я и многие знакомые мне сестры пришли в монастырь) мир настолько изменился! Куда возвращаться? Жить негде, на работу по специальности бывшей монашке (=упавшей с луны, проснувшейся) не устроиться, если и успела эту специальность получить, а на физическую неквалифицированную — здоровье и возраст не те. Бывшие друзья давно построили свою жизнь без нее. Родственники не спешат радоваться ее возвращению в их жизнь, ведь она может начать претендовать на часть наследства, от которого она как монахиня отказалась, а они присвоили и освоили.

В моем первом монастыре была послушница, сменившая 18 (!) монастырей, хлебнувшая всякого безумия и издевательств, уже без всяких иллюзий, но терпеливо тянувшая тяжелое послушание, потому что в миру ты никому не нужен.

Есть еще один момент. Хорошо, если родственники верующие и были согласны на ее уход в монастырь. Если же неверующие и считавшие ее много лет сумасшедшей, то вернуться в мир будет означать поражение в битве мировоззрений, злорадство и торжество осуждающих вообще все монашество и всю Церковь. Если у нее еще не потеряна вера в монашеский идеал, или хотя бы только в Бога, этого нельзя допустить.

Еще нюанс. Родственники могут быть не в России, особенно у тех, кто пришел в монастырь вскоре после распада СССР, и к ним теперь даже не съездишь без загранпаспорта. Оформлением гражданства таких сестер и даже внутреннего паспорта монастырь не очень озабочен, я лично встречала два варианта: или их постригают и оставляют жить в монастыре нелегально, особенно если оформление сложное — Молдавия, Прибалтика, или предоставляют самим заботиться о своих документах: где хотите берите на это деньги, ищите себе замену на послушании, чтобы ездить в присутственные места. Это к вопросу о галерных рабах.

Рассмотрим вариант перехода в другой монастырь. Чтобы выбирать, в каком будет лучше, надо сначала уйти из первого и где-то хоть временно поселиться, и оттуда ездить на разведку. Это очень сложно, см. выше.

Если еще не потеряно доверие к духовникам и старцам, можно их спросить. Я сама так сделала. Мой первый монастырь, помимо строгой дисциплины и претензии на повышенное подвижничество, был наумовский. Как и большинство других монастырей епархии. Строгую дисциплину, строгие наказания и строгие подвиги я считала монастырской нормой, на роскошную жизнь игуменского дома, на что роптали некоторые сестры, по молодости старалась не обращать внимания, а внимать себе, но вот ультиматума перейти под руководство о. Наума не понесла, пришлось уйти. Как мне это удалось. Буквально за несколько дней до моего побега у меня на глазах в скит, где мы жили, приехала «Волга» с двумя крепкими мужчинами-водителями и двумя крепкими молодыми сестрами: благочинной и игуменской келейницей, с приказанием одну провинившуюся монахиню м. Е. (на которую, по мнению Матушки, уже не действовали другие наказания) схватить и — больную или здоровую, живую или мертвую — посадить в машину и отвезти на дачу к одному богатому спонсору, километров за 250 от монастыря, в крохотной деревушке среди леса, без почты, без телефона, без паспорта и без денег, под надзор другой сестры (чтоб изолировать от паломников, которым она по благословению своего духовника проповедовала против ИНН). И бедная м. Е. на глазах у всех рванула в лес и пряталась там под кустом, пока четыре ищейки прочесывали лес, а потом в сумерках пробралась в поселок. Я поняла, что уйти открыто мне не то что не дадут, а если только заикнусь — запрячут так, что я сама себя не найду во веки.

У нас если послушницы, случалось, и хотели уйти и просили отдать паспорт (все паспорта хранились, естественно, в игуменском), их очень долго не отпускали, занимали неотложными делами, ставили читать Псалтирь ночью и днем, промывали мозги неделями. А я была инокиня, да еще старшая в крупном скиту. Уйти по-хорошему (официально, через архиерея) было совершенно нереально. Паспорт, благодаря начальственной должности и необходимости ездить по делам, у меня был на руках, а деньги на дорогу оказались благодаря незадолго перед тем приезжавшей маме. Новый монастырь я не выбирала, это тоже было нереально. Пошла, куда благословил батюшка, тот же, который благословил и в первый. Что в результате выиграла? Сменила не то чтобы шило на мыло, скорее — электрический стул на герметичный бокс со скорпионами, и с наполовину откачанным воздухом.

Из всех сестер, каких я знаю за 23 года, примерно половина ушли, несмотря на то, что уйти ОЧЕНЬ СЛОЖНО. Большая часть из них — с категорическим нежеланием когда-либо в какой-либо монастырь. Две сошли с ума, клиническая шизофрения. Все они и, по моему мнению, все остающиеся в монастырях — это инвалиды духовной войны. Только ушедшие осознают свои травмы, а многие из оставшихся — нет.

Легче уйти тем, у кого было меньше энтузиазма, менее серьезные намерения, кто был меньше подготовлен. Они быстрее включают здравый смысл и критику, быстрее понимают, что ошиблись. Таким и адаптироваться в миру потом легче. Чем серьезнее и глубже были намерения, тем дольше время прозрения и сильнее катастрофа.

Так почему же все так плохо? Обращу внимание на две вещи.

1. Как в прежние времена возникали новые монастыри? Подвижник, пройдя подготовительную школу в общежитии и послушании, уходил в пустыню, на новое место. Когда Господь усматривал, что он своим многолетним покаянием и подвигами достиг нужной меры, начинал посылать к нему учеников, и постепенно образовывался монастырь. Как возникают, то есть открываются, новые монастыри сейчас? Правящий архиерей епархии принимает волевое решение, что такой-то старинный разоренный монастырь следует возобновить и открыть его как мужской, или как женский.

Каждый архиерей по умолчанию молодец, если в его епархии много монастырей, особенно если открыты и восстановлены все исторически значимые. Поэтому и открывает. Ему надо найти кандидата в настоятели/настоятельницы, иногда срочно. Кого находят и ставят? Не буду рассматривать случай, когда кандидат сам пришел в монастырь не по призванию, а по каким-то внешним побуждениям, как-то устроиться в жизни, сделать карьеру на новом поприще, если в миру не светило, или не удалось. Так бывает нередко, такие кандидаты бывают очень деловыми, а именно деловые качества приветствуются. Такие кандидаты, естественно, очень хотят назначения (и иногда ради назначения пускаются на чудовищные подлости). Но то, что получается в результате таких назначений, это полный мрак. (Хотя этот мрак может быть совсем неочевидным для внешних, только внутри, а снаружи профессиональный PR, тот же Малоярославец яркий пример.)

Бывает, что кандидат все-таки сам пришел по законным побуждениям, из любви к Богу, или ради покаяния в грехах и спасения своей души. Сейчас все новоначальные. Причем то, что называется новоначальным у древних отцов, сейчас это уровень весьма преуспевших и редких. То есть кандидат в наставники, руководители и проводники на пути к Богу сам полон страстей, слеп и пути не ведает. Великое благо, если он это понимает и соответственно себя ведет. Ставят таких всегда за послушание, нормальный монах в начальство никогда сам не захочет. А дальше перед ним (ней) ставят нереальную задачу: восстановить/построить, желательно в кратчайший срок, храмы, корпуса, ограду и прочие постройки (для чего должен найти спонсоров где хочет), обеспечить ежедневное уставное богослужение-воскресную школу-приют-социальное-молодежное-миссионерское и т. д. служение, устроить подсобное хозяйство, чтоб отсылать продукты в епархию/семинарию, а для всего этого собрать где хочет сестер, желательно побольше и молодых-здоровых-способных. И вообще найти/создать источники дохода, чтоб как минимум платить взносы в епархию. И прощай, монашеская жизнь!

В условиях постоянного стресса и сильно возросших искушений возрастают страсти. А дальше зависит, какие страсти преобладают в новой игуменье, — такого направления монастырь у нее получится.

По моим наблюдениям, все многообразие монастырских ненормальностей делится на два основных направления:

а) монастырь строгий. Это когда в настоятельнице преобладает гордость житейская. Культ личности Матушки, полный тоталитаризм, откровение помыслов, строгая дисциплина, претензия на повышенное подвижничество, то есть большие правила, мало сна, скудное питание и в целом содержание, и корпоративное превозношение («мы — особый монастырь», или «в монастыре должно быть так, как у нас, а если не как у нас, то это вообще не монастырь»).

б) Монастырь нестрогий. Когда в настоятельнице преобладает похоть плоти, или иногда похоть очей. Дисциплина нестрогая, посещение служб, правил и общей трапезы слабое, послушания, отдых и содержание — кто как устроится, питание и условия проживания могут быть очень завидными, если есть богатые спонсоры, или средними, если их нет; сестры настоятельницу не интересуют и вообще никому не нужны, у нее своя жизнь с ее родственниками или спонсорами. Здесь могут вырастать очень крупные безобразия и со стороны сестер, и со стороны настоятельницы. Все друг друга ненавидят.

Бывает, что все страсти присутствуют вместе. Даже большей частью, когда начинает матушка со строгого устава и подвигов, со временем является и разрастается и похоть плоти, и тогда для сестер остается строгий режим со всеми ограничениями, а для матушки, может быть, с ее родственниками, друзьями, спонсорами — роскошная жизнь. При всех вариантах, она не может не ощущать свою неподготовленность, несостоятельность, и является страх. Что не справится, и будут ругать (сверху), что не станут слушаться и пренебрегут (снизу), и от страха начинает кричать. Чем больше страха и хуже внутри, тем сильнее крик.

Надо еще отметить роль старцев и духовников. Именно они, большей частью, наполняют женские монастыри, благословляя туда своих чад, или незнакомых обратившихся за советом, по взаимной договоренности со знакомыми игуменьями. Не сомневаюсь, что они понесут еще большую ответственность за сломанные судьбы и искалеченные души, чем сами игумении.

Вторая вещь, на которую надо обратить внимание. В книге «Плач третьей птицы» сказано, что проблемы современных монастырей нравственные (а не духовные пока). На мой взгляд, надо смотреть на уровень еще ниже, психологический (психотерапевтический). Насельники современных монастырей не с луны падают готовыми ангелами, а приходят из мира со всеми его болезнями. В те времена, когда писали свои книги наставники монашества и формировались патерики, общественная нравственность и нравы бывали разными, но никогда не было так много психологических проблем, ничто об этом не говорит. (Чтоб было понятно, о чем я: страсти были всегда. Но страсти — это проблемы духовные, а я о психологии.)

Психологи отмечают, что чуть ли не большинство современных людей страдают, например, зависимостью, сниженным самопринятием, от чего неадекватные самооценка и реакции, неумение строить взаимоотношения. Причины в недолюбленности и других ошибках родителей в раннем детстве. Дефицит любви, унаследованный из детства, человек затем всю жизнь пытается восполнить — эмоциональной зависимостью от другого человека, зависимостью от алкоголя-наркотиков-компьютера, силой и агрессией (деспотизмом, авторитарностью). Оттуда же из детства идут многообразные страхи и много других проблем.

А христианство — оно же именно об этом, о любви! Современный человек знакомится с православием, крестится, воцерковляется нередко именно поэтому, что надеется найти любовь. Когда Бог касается сердца, неофит счастлив! Он думает, что теперь так будет всегда, и жаждет уйти в эту новую жизнь с головой, погрузиться как можно глубже, но не умеет различать Божию любовь и человеческую, а человеческую любовь отличать от зависимых отношений и манипулирования. Первый же священник, проявивший к его душе минимум внимания, возможно, впервые в жизни, становится объектом привязанности и, нередко, зависимости. Особенно если это девушка. Если следует благословение в монастырь, она в восторге готова на все, лишь бы ее любили! И, думаю, очень многие из тех, кто считает, что идут в монастырь по призванию, ради Иисуса, а не ради хлеба куса, на самом деле надеются решить свои психологические проблемы, которых не осознают. В итоге эти сестры становятся зависимыми или от батюшки, или от матушки. К любви Божией, христианским подвигам и спасению души это не имеет никакого отношения. Для последствий имеет значение, на что человек готов с самого начала, что он готов терпеть и как сильно меняться ради «любви». Чем меньше родительской любви он получил в раннем детстве и, соответственно, чем ниже самопринятие, тем сильнее зависимость и готовность к манипулированию. Следует учесть, что женская душа от природы гораздо более податлива и терпелива, готова меняться и приспосабливаться, чем мужская.

Здесь хочу напомнить главу из «Исповеди бывшей послушницы», которую Мария адресовала исключительно монахам, «чтоб знали, что же с вами делали», а всем прочим позволила пропустить. Видно, и правда все пропустили, никто в отзывах не упоминал. Глава, где пересказывается книга о методах тоталитарных деструктивных сект. Не буду здесь пересказывать, желающие пусть прочтут в тексте «Исповеди». Эта глава произвела на меня самое сильное впечатление из всей «Исповеди», я ее читала в шоке: все правда, все так именно и было! Почему это становится возможным? Вот как раз по причине глубокого психологического нездоровья как наставников-духовников-игумений («гуру»), так и наставляемых насельниц («адептов»).

Но ведь цели тоталитарных деструктивных сект и православных монастырей разные, как же так? А вот с целями стоит разобраться. В сектах какие цели у гуру? Материальные и моральные дивиденды, то есть деньги, слава и власть. В православных монастырях декларируются цели совсем другие, высокие и духовные. Но ведь и в сектах декларируются цели ровно такие же. А в реальной практике в монастырях что? Те же самые страсти требуют того же самого: удовлетворения честолюбия, власти над душами и получения материальной выгоды для «гуру» и для вышестоящих церковных структур, для чего и надо эти души держать в послушании. Не сомневаюсь, что это утверждение вызовет фонтан возмущений и протестов — от тех, кто в стане «гуру», и от тех, кто не в курсе, а в розовом тумане.

Возможно, психологические проблемы можно решить методами православной аскетики, в ходе борьбы со страстями, даже незаметно, по ходу, не акцентируя внимание. Но для этого нужен наставник с настоящей духовной любовью и духовным рассуждением. Когда такого нет (а где он есть?!), надо не пренебрегать психологией. Вот в семинариях уже стали изучать психологию. А что, где и когда изучают будущие игумении?

А вообще я полагаю, что пока наши монастыри не вернутся к тому порядку своего основания (и продолжения жизни), который испокон веков был в православном монашестве, когда братство/сестричество собиралось не спеша, по воле Божией вокруг настоящего раба Божия, способного сотворить и научить, без каких-либо понуканий и вмешательств церковных чиновников, — ничего путного не выйдет. В Российской империи монашество пришло в крайний упадок тогда, когда Церковь стала частью структуры государства, а монастыри — частью структуры Церкви. Без нового Паисия Величковского и нынешняя бюрократическая структура обречена на бесплодие.

P. S. Уже больше года я живу на послушании в миру. Думаю, Господь меня пожалел, дал время и возможность для реабилитации после всех травм монастырской жизни. Планируется мое возвращение в монастырь, но когда и в какой, неизвестно. По благословению владыки хожу в мирской одежде, живу под мирским именем. Понадобился год, чтобы среди обыкновенных людей я перестала чувствовать себя монстром и инопланетянином, стала чувствовать обыкновенным человеком. Самое сложное — не научиться пользоваться телефоном, компьютером, транспортными турникетами, банкоматами и т. п., а освоиться заново в обыкновенных человеческих отношениях после аскетического зомбирования.

Духовных книг пока читать не могу, не вмещаю. Смогла вместить материалы сайта православных психологов, где они пересказывают святоотеческое учение о борьбе со страстями современным светским языком, для любых неверующих клиентов. Это вариант перезагрузки, может быть, получится. Недавно ездила в недалекий отсюда женский монастырь, один из старейших во Владимирской области, просто на службу и посмотреть, раньше там не бывала. В храме со мной чуть не подралась пожилая схимница, не выпускала из дверей на улицу, требуя удалить с фотоаппарата снятые кадры иконостаса, потому что «на мобильный снимать можно, а на фотоаппарат — нельзя, нет благословения»! Попутно она громко проклинала «этих паломников», которые «неизвестно что себе позволяют!». Интересно, какой бы она выбрала метод воздействия, если бы я была в монашеской одежде?

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: