Чернявский Евгений Борисович - наш выпускник. Он окончил школу №661 в 1958 году. К счастью, этот интереснейший человек нашел в сети Интернет наш сайт, зашел на форум и начал рассказывать увлекательные истории о своем детстве: о школе, об учителях, о районе и о том времени вообще. Все эти рассказы мы немного систематизировали и выложили сюда. Мы уверены, что вам будет интересно почитать эти удивительные истории, рассказывающие нам о событиях 50-летней давности.

Удивительно!

Сегодня, в Старый Новый 2007 год я решил поискать в сети, что там слышно про мою родную школу. И вдруг нашёл этот сайт. Вероятно, он существует уже около года? Как же я раньше не догадался поискать? Ну да ладно. Довольно восклицаний.
Я обнаружил здесь признаки удивления оттого, что кто-то ищет здесь выпуск 63 года. Поклон тому, кто ищет и тому кто удивляется. Но я намерен поискать здесь нечто более древнее.
Мой выпуск - 1958 год!
В доказательство попробую прикрепить сюда фрагмент обложки моей тетрадки 1953 года.

Спасибо тем, кто делал сайт, кто написал сода хоть слово! Слава Богу, что школу не закрыли и что не сменили её номер. Думаю, таких в Москве немного. Ну, а наша 661 - она одна forever!

О школе

Удивительно, что школа сохранилась и сохранила номер с 1939 года, хотя закрывалась на капитальный ремонт.

Хочу сообщить, что такое была 661 школа в 1948 году, когда меня приняли в 1а класс.

Это была мужская школа. Учили в ней французский. У школы было две особенности.
Первая состояла в том, что в тогдашнем Красногвардейском районе города Москвы, который был зажат между Маросейкой-Покровкой и Солянкой-Подколокольным-Воронцовым Полем Школы имели номера с 320 по 340. И почему туда втесалась 661 - не могу себе представить. Впрочем, по свидетельству Георгия Эфрона, более известного, как сын Марины Цветаевой Мур, который проучился в этой школе год до начала войны, она одно время имела номер 336.
Вторая состояла в том, что французский учили не с 5 класса, как везде и всюду в те времена, а с 3 класса.
Тогда в Центре было много школ. В Колпачном было ещё две: 324 мужская с испанским языком (прямо против входа во двор 661 школы) и 329 женская с английским, где теперь какой-то политический институт. Эта женская школа была едва ли не лучшей в Москве по успеваемости. Но в нашей 661 по углам поговаривали, что на самом-то деле первые - мы, а там - подлоги и завышенные оценки.
В то время приняли три первых класса, и было в каждом примерно по 30 человек. Моя первая учительница имела классическое русское имя Анна Ивановна Иванова. Она вскоре вышла замуж и стала Марысаева, о чём я почему-то жалел.
Попробую поместить здесь её снимок с нашим (её) 1а классом.

Так как я сидел рядом с ней, то при кадрировании я себя тоже оставил. Старый снимок не может передать, как густы были её русые волосы и как она была румяна.

Ободрённый вашими добрыми словами, я хочу поведать вам несколько былей и баек о 661 школе 1948-1958 годов.

Для начала скажу, что за все десять лет с 1а до 10а я ни разу не слышал, чтобы школу называли ШШП. Через много лет я узнал, что так её называли до нас и называют теперь. Но тогда - нет и нет.
Что такое была мужская школа 1948 года?
Всех стригли наголо. Это видно на снимке, выложенном мною ранее. Почему? Послевоенные вши!!!! С ними война продолжалась ещё несколько лет после падения Берлина. Стригли, чтобы вши не могли укрываться в джунглях и партизанить там. Иногда учителя с ужасом замечали на нас зверей - как их тогда именовали - прямо на уроке!
У дверей в вестибюле, бывало, выставляли санитарных дежурных: учительница и 2-3 ученика. Было правило: если учительница могла ухватить пальцами твои волосы, значит, ты оброс. В школу не пускали, надо было идти на Покровку в тёмную полуподвальную парикмахерскую. Стригла нас там Кириллова (мать моего одноклассника) ручной машинкой "под ноль" - так называли тогда этот "фасон" - за 70 сталинских копеек ( = два стакана газировки с сиропом или два трамвайных билета).
Дежурные дети же проверяли грязь ушей и шей. Судили по белым воротничкам. Эти белые полоски материи матери обязаны были как-то пришивать к нашим воротникам каждое утро. Представляете? То была своего рода форма для мальчиков. Это видно на том же снимке.
Девочки тогда жили совсем иной жизнью. Форма у них была настоящая, волосы им не стригли, будто они были застрахованы от вшей. Им, наоборот, запрещалось стричь волосы. Они должны были плести две косы с лентами и связывать их "корзиночкой".

О здании и территории

Вот снимок 661 школы и ближайших окрестностей со спутника. Рядом видна бывшая 324 школа.

Территория школы обведена зелёным, а на изображение здания наложен примерный план помещений первого этажа в 1948-1954 годах.

Итак:
1. Полузапретная зона: учительская, канцелярия и, по-моему, комитет комсомола.
2. Запретная для учеников лестница. Только для учителей!
На каждой перемене на лестничные клетки у дверей, ведущих из коридоров, ставили по двое дежурных. На протяжении всей перемены они были заняты тем, что, покрасневши от натуги, упирались во что придётся, сдерживали натиск диких орд из коридора. Жизнь и борьба этих дежурных - это отдельная песня.
3. Лестница для учеников.
4. Квартира директора. Вход отдельный, с северной стороны. Перед входом была лесенка.
5. Запретная зона. Коридор и методический кабинет районного отдела народного образования. После 1954 года, когда в 661 школе ввели так называемое производственное обучение, там открыли класс для уроков труда (верстаки, станки) и класс автодела (автомобиль, механизмы, детали) и дорожной безопасности.
6. Раздевалка, или гардероб (с юга) и просторный вестибюль с красным каменным полом.
7. Физкультурный зал и раздевалка при нём. До 1954 года, пока школа была мужской, раздевалка не была в употреблении (да и была ли она вообще?). Раздевались прямо в классе и бежали по всей школе в трусиках и маечках на урок физкультуры. Когда появились девочки, то для них была устроена раздевалка. А мальчики по-прежнему раздевались в классе, а класс запирали.

На школьной территории была широкая асфальтовая дорожка вдоль южной стены (то есть перед входом). Здесь, как и теперь, были линейки 1 сентября и т.д.
Ещё южнее, территория шла под уклон к сараям. Там не было ничего. Во всяком случае, там не было спортплощадки. Смутно помнится, что там должен был быть учебный огород, но затея не удавались. Помню, нас увещевали, чтобы мы его не вытаптывали - куда там!
С запада был вход в подвал. Это отдельная тема. С востока не было пристройки и школу можно было обойти кругом. Только этого никто не делал почему-то.
С севера был и есть до сих пор запущенный садик с асфальтовой дорожкой посередине. Он был очень густой и туда тоже почти никогда никто не заглядывал.

Вокруг школьной территории с юга и с востока были сплошь кирпичные сараи под жестяными крышами (наподобие нынешних гаражей), а на крышах - две-три голубятни. Там, в сараях и дворах, шла совсем особая жизнь, и от неё лучше было держаться в стороне. Местом встречи той и этой жизни был отрезок пути до Колпачного переулка, а точнее, пятачок сразу за школьными воротами. Иной раз фигуры "оттуда" выходили сюда на забаву, охоту и поживу и тогда преодолеть этот путь без потерь (физических и моральных) было невозможно.

Новшества

Может быть память мне изменяет, но по-моему всё описанное ниже произошло летом 1954 года.

Мы закончили 7 класс и по тогдашним законам получили неполное среднее образование. Можно было поступать в средние специальные учебные заведения (медучилища, техникумы и пр.), а можно было остаться и перейти в 8-й класс. Однако при Сталине последние три года обучения в школе были платными.
Мы с матерью-вдовой жили за чертой бедности, перспектива платить не улыбалась. Но я всё равно собирался в 8-й класс.

Обычно летом о школе напрочь забывали, но тут было известно, что готовились важные изменения. И они настали.

1. Отменили плату за обучение.
2. Соединили мужские и женские школы.
3. Ввели форму для мальчиков: фуражки и кители (или гимнастёрки) военного фасона.
4. Мальчикам разрешили не стричь волосы.
5. Ввели производственное обучение.

Если первые пункты были для всех, то последний касался только нашей школы. Она была одной из первых, где ввели это новшество. Я других не знал.

Трудно вообразить себе, что пришлось проделать с нашей 661 школой за лето 1954 года, но к 1 сентября всё было готово. А что всё?

1. Надо было откуда-то набрать девочек. Надо было, чтобы учителя окрестных школ расстались с некоторыми своими питомицами и приняли бы некоторых наших мальчиков. Девочек с французским языком можно было найти только в 328-й школе, что была где-то в Казённых переулках. В наш класс заманили только троих. Остальных 10-12 девочек набрали с английским языком из 329-й школы, что была в Колпачном же. А вместо них в ту же школу перевели половину наших мальчиков.

2. Девочкам надо было устроить уборные, раздевалку для физкультуры. Девочкам надо было устроить какие-то занятия на время, когда мальчики учились военному делу. Девочкам надо было нанять англичанок.

3. Надо было найти свободные помещения, завезти туда станки, верстаки, автомобиль и прочее барахло для уроков труда. При Сталине-то никакого труда в школе не было в помине.

4. Швейные фабрики сшили миллионы школьных форм из материй стального цвета с латунными пуговицами, изготовили миллионы чёрных кожаных ремней с тяжёлыми латунными бляхами.

В последние дни августа вывесили списки классов. Я внимательно читал девичьи фамилии, пытаясь угадать, кто это будет? Помню, меня привлекла фамилия Магидон. А эта Магидон не появилась. Переиграли что-то в последний момент.

Наконец, 1 сентября. Чистые, в новой форме, вошли в класс вместе с девочками. Парты тогда были на двоих. Нас пытались рассадитьвперемежку, но ничего не вышло. Сидели девочки с девочками, мальчики с мальчиками.
Начинался французский - девочки вставали и куда-то уходили.
Начиналось военное дело - уходили тоже.
Начинался труд - мы шли к своим тискам и станкам, а они тоже шли не с нами.
Начиналась физкультура - они мчались в раздевалку, а мы снимали портки в классе.

Вот что началось в 661 школе летом 1954 года, через год после смерти Сталина.

Кабинеты

После 1954 года, когда в нашей школе ввели производственное обучение, в школе были помещения для занятий определённым предметом и просто классы.

Были кабинеты:

1. физики (4 этаж) для уроков физики, астрономии и электротехники;
2. химии (4 этаж) для уроков химии;
3. биологии (4 этаж) для уроков биологии, анатомии и дарвинизма;
4. зал для физкультуры на 1 этаже;
5. актовый зал (4 этаж) для пения;
6. вестибюль на 1 этаже для строевой подготовки по военному делу;
7. класс автодела на 1 этаже;
8. класс труда на 1 этаже.

Для других предметов кабинетов не было. На уроки географии и истории большие карты приносили из учительской дежурные. На геометрию приносили большие треугольники и циркули, чтобы рисовать мелом на доске. А остальные учителя (французский, русский, алгебра и пр.) имели только мел, доску и тряпку, которую дежурный перед уроком мочил в сортире, как изящно выразился наш президент ВВП.

Что из этого следует? Что вы, нынешние или недавние школьники, суть кочевники. Звонок - и вы отправляетесь в новые края за сокровищами разума.
А в те древние годы, о которых повествую я, школьники были оседлы. То есть было помещение, отведённое, допустим, 9а. И на двери стояло "9а". А в этом 9а у каждого было своё место практически на целый год. Целый год каждый видел перед собой один и тот же затылок. И пересаживаться не полагалось. Иногда, правда, учитель мог рассадить, отсадить, пересадить кого-то, чтоб не болтал, не приставал, не мешал, был на виду, или с глаз долой и т.д.
Каждый "окультуривал" или "обустраивал" своё пространство как хотел. Обычно для этой цели использовали так называемую парту. На ней вырезали что-нибудь ножами. А могли и приклеить, привинтить, просверлить, нарисовать, написать, выжечь и т.д. Это делали только мальчики.

О первом директоре школы

Итак, эпизод 1958 года. Сентябрь. Московский университет.
10 (всего 10 на всю Москву!) счастливцев зачислены на кафедру океанологии (и ни одной счастливицы - девушек туда не принимали).
Среди них и я. Знакомимся.
И тут оказывается, что самый яркий, весёлый и изящный красавец в аккуратной лётной форме - тоже с Покровского бульвара, тоже из моего переулка и тоже из 661 школы! Вероятность такой встречи близка к нулю. Но она состоялась.
Звали его Лёня Ещенко. Он закончил нашу школу на пять лет раньше меня и отслужил в ВВС.
Вот его байки о нашем директоре из той туманной поры, которую и я уже не застал, и вот наш тогдашний (и, похоже, первый в истории) директор 661-й Павел Васильевич Баранов.

Крупный, дородный, с красным лицом и рыжими кудрями, басовитый, с глазами навыкате шагал он в день какой-нибудь строжайшей городской контрольной работы перед рядами парализованных страхом недорослей и в напряжённой тишине размеренно диктовал:
"Контрольная работа
ученика девятого А класса
шестьсот шестьдесят первой
мужской средней школы
Красногвардейского
района
города Москвы
...
ну-у, скажем,
...
СВИНОЛУПОВА
ПСОЯ"

И ещё одна. О нём же.

Расхаживая перед унылым выпускным классом поутру после майских (или иных большевицких)праздников, будучи и сам в мрачном расположении духа, произносит, то ли брезгливо, то ли с завистью, нечто вроде:
"Ну?
Что?
Вон ты, Ещенко,
или ты, Свечин...
Небось вчера напились,
уселись на забор,
да всё на Б-ээ,
да на Х-ээ?"

В скобках надо добавить, что оба парня - дети расстрелянных красных командиров. Отец Свечина - вообще человек из энциклопедии.

О том времени и квартире директора

Директор П.В.Баранов жил прямо в школе, но вход в его квартиру был устроен довольно укромно. Я особо подчеркнул, что дети тогда у школы особо не задерживались, а если и резвились на дворе, то только перед школой.
Школьное здание было более или менее типовое. Так что директорские квартиры сооружались тогда по всей стране.
Здесь есть три примечательных момента:

1. Тогда все жили в коммуналках. Большевики их создавали даже нарочно, чтобы выковать новый тип человека, не погружённого в быт, в кухню, в детей, а борца за дело Ленина-Сталина. Но большей частью они создавали коммуналки по бедности и вредности. Был термин "уплотнить". Это когда где-то в домоуправлении решали, что тебе слишком много твоих кв. метров, и могли привести вселить. К тому же они же разорили деревни, народ попёр в города, строить социализм. Но к их приёму в городах никто ничего особо не строил. В степи или в тундре ещё сооружались землянки и бараки. А в Москве - "уплотняли".
А вот директор школы жил в отдельной квартире, и даже, можно сказать, в особняке, потому что вход в неё был прямо из садика, да ещё в самом центре Москвы! Лафа!

2. Так называемые казённые квартиры были и при гимназиях, и при Царскосельском лицее. Профессорские квартиры были и в здании старого университета (по правой стороне Большой Никитской от Моховой до первой подворотни). При Сталине с какого-то момента стали всё более и более подражать некоторым начинаниям царской России. И в деле народного образования тоже. Ведь часть наших учебников были написаны "до исторического материализма", например, алгебра Киселёва, геометрия Рыбкина...

3. Наконец, поселение директора в школе было следствием некоего трудно определимого словами принципа авторитаризма. Если коротко, то в каждоё мало-мальски обособленной системе выделялся вождь, полновластный лидер. В ответе за всё. Как Сталин не уходил из Кремля по ночам, так и директор был всегда при своём объекте управления.

В квартире нашей 661 школы жили всего двое: Пал Васильич и его жена. Оба были учителями математики. И оба ни урока у нашего класса не провели. Так вышло.

А в школы брали с семи лет. Моего кузена и ровесника, с которым мы жили в одной квартире, взяли в нашу же школу шести лет по особому разрешению. Так что он учился на год старше меня. Но в университете я его догнал.

Об учителях и уроках

Запрещенная музыка

Половину школьных лет мы провели при Сталине. А потом настала так называемая оттепель. Большевики стали отпускать на волю кое-кого из своих узников и т.д. Но на жизни нашей школы это по внешности никак почти не отражалось. И всё-таки что-то менялось и у нас.

Вот один рассказ об этом.

Где-то с 7-8 классов мальчиков брали на вечернее патрулирование переулков и подворотен района в составе так называемых бригад содействия милиции ("Бригадмил"). Вот в один декабрьский вечер мы с ребятами (человек 5 из 8а) блуждали несколько часов по тёмным переулкам между Покровским бульваром, Покровкой и Солянкой. А мороз был страшный. Кто-то предложил зайти в школе погреться. Только бы не было заперто. Подходим и видим - в окнах актового зала - яркий свет. Мы вошли и стали подниматься по лестнице. (Надо сказать, что никаких охранников или сторожей тогда не было и в помине.) Слышим - в зале играют аккордеон и барабан. Исполняют танго.
А танго, надо сказать, где-то с 1948 года было играть нельзя. Ни по радио услышать, ни пластинку купить - ни-че-го.
Да, а из зала, сквозь матовые стёкла дверей в коридор лился белый свет. Но двери не открывались. Мы, в шапках, шубах и валенках - стали ломиться. Вдруг двери открылись, и выскочили десятиклассники с целью нас спустить с лестницы. Что они и сделали. Но в тот краткий миг, когда сквозь щель нам открылся зал, мы увидели двух музыкантов - из тех же 10 классов, увидели танцующих и среди них раскрасневшуюся и счастливую их классную руководительницу, а нашу учительницу истории Олимпиаду Никитишну Булыгину. Она тут же ринулась к двери, на лету меняя выражение лица на гневное, и окончательно выдворила нас на лестницу и на мороз.
Так мы случайно застукали её на устроенной ею нелегальной танцульке, где играли недозволенные мелодии.
Но зря Олимпиада нас гнала. Стучать у нас считалось последним делом. Да к тому же мы её любили, хотя она была истеричка и порой устраивала истошный ор и ломку мебели. Но добрая была тётка. И вестница ранней послесталинской весны.
Честь ей и поклон за всё.

Запрещенная поэзия

В 1954 году, при хрущевской оттепели в школе появилась новая и молодая учительница литературы Ирина Васильевна Воскресенская.
Она была смела, хороша собой, резка в движениях и в суждениях, говорила громко, грубоватым голосом. Страстно декламировала стихи... Она была полной противоположностью прежнему учителю, о котором обязательно следовало бы поведать миру, и который стал тогда завучем.
Через год она появилась в моём классе и завела новшества: Могла вести урок, присев на край стола,
могла завести обсуждение наготы в искусстве,
могла выдумывать такие темы сочинений, что у каждого была своя...
Но рассказ будет об одном школьном вечере, который она устроила.

Дело было, где-то в начале октября 1955 года. Тогда исполнялось 60 лет со дня рождения поэта Сергея Есенина (и 30 лет со времени его гибели). Стихи его были тогда полностью под запретом, а в школе и подавно.
И вот она, так сказать, сломала этот запрет. Вечер был устроен умными и способными семи-восьмиклассниками, а мы, девяти-десятиклассники, были зрители.
И она сама стала около рояля, сказала, что петь не умеет и не станет, но... и она кивнула мальчику, тот заиграл красивую и тоскливую мелодию, под которую она стала читать стихотворение "Письмо к матери".

Вот так 661 школа впервые услышала открытое чтение стихов этого тайно возлюбленного нашею страною поэта.

Учителя

Есть коренные отличия нынешнего преподавательского состава от того, что был в 661 школе 50 лет назад.

1. Половина, если не больше, учителей были мужчины. Только одни женщины преподавали всё в начальной школе, а также французский, географию, биологию и пение.
Зато физкультуру, рисование, физику, военное дело и производственное обучение (автомобиль, электротехнику и пр.) - только мужчины. Остальные предметы - примерно пополам.

2. Не поклянусь, но по-моему, практически все преподаватели были коренные москвичи или люди, которые высшее образование получили в московских высших учебных заведениях. Их речь фонетически была безупречно чистая московская речь.
Только учитель военного дела (и иногда географии) Ланько - молодой славный мужчина с фронтовыми ранениями (он сильно хромал) был, вероятно, откуда-то с запада, и говорил "узриу" вместо "взрыв", да один из физиков, угрюмый человек Швыряев, тоже контуженный на фронте и раненый в руку, как-то путал ударения и, бывало, кричал нам во гневе: "МедведЯ - и то можно научить!"

Уроки пения

Полагалось учить детей пению. Но в 661-й школе это как-то не шло. Уроки то были, то надолго прекращались. Даже не помню, кто их вёл. Женщина какая-то. Но я хорошо помню, чем мы занимались.

Мы собирались на 4 этаже в актовом зале. Там у сцены стоял рояль. Мы садились около него. Учительница играла и пела, а мы подпевали. Точно помню, какую песню мы разучивали раньше всего прочего. Это была русская народная песня с такими словами, что теперь петь нельзя:
"Я посею, я посею, я посею, я посею
Лён-конопель, лён-конопель..."
Тогда конопля имела полные гражданские права и никого не смущала.

Потом разучивали гимн Советского Союза. На уроке все дружно орали его слова:
"Союз нерушимый республик свободных...",
Но у себя во дворах мы все орали на тот же напев совсем иные слова:
"Союз нерушимых голодных и вшивых..."
и это было точь-в-точь про нас многогрешных.

О школьниках

Жизнь школьника из 661-й, такого как я, тогда распадалась на три разные жизни.
Дом.
Двор.
Школа.
Никто не предупреждал и не брал клятв, чтобы мы не переносили из одного места в другое.
(Помните, у Грибоедова: "При нём остерегись - Переносить горазд...")
Но дети не переносили, потому что понимали нутром, что этого делать нельзя.

Но прорывалось иногда кое-что.
Вот сидел со мной за партой классе в пятом-шестом некто Черепенников, который жил в подворотне Румянцевского дворца на Покровке. Он из бедной семьи, тихий и безобидный. Как и я. Только он был двоечник, а я нет.
Сидит и рисует что-то вместот того, чтобы слушать урок, причём старательно эдак, тщательно, густо. Что он рисует вижу только я. И начинаю догадываться, что он изображает. Но для верности спрашиваю всё-таки: "Это кто?" Он глянул на меня своими чистыми голубыми глазами и говорит:
"Как кто? Не видишь, что ли? Это ангел!"

И эта тихая беседа происходит в нашем классе, где над доской висит портрет Лаврентия Павловича Берии, главного палача империи, в нашем классе, где треть ребят были дети высших офицеров Госбезопасности из большого НКВДешного дома на углу Покровки и Покровского бульвара.

«Были ли драки «толпа на толпу»?»
Скажу (и повторю), что жизнь детей в таком районе, как наш Красногвардейский, была разбита на три жизни:
дом,
двор,
школа.
И были драки (лучше сказать, вечные войны, вражда) дворов.
Вот где могли быть команды, шайки, шоблы.... 661 школу, бывало, терроризировали соседние дворы, но сама школа не представляла собой боевую единицу - ни-ни! Никакой агрессии.

О том времени

Запретная литература

"Стихотворения каких поэтов были ещё запрещены?"

Проще сказать, какие были разрешены.
В школьной программе, например, изучали Пушкина, Лермонтова, Некрасова, а следующий был - Маяковский.
Та же самая наша учительница литературы Воскресенская наглядно демонстрировала нам, как Александр Блок не понял революцию и встретив Маяковского в Петрограде в 1918 году жаловался, что у него в имении сожгли библиотеку. То есть был мелочный гражданин и не понял величия событий.
Про Блока в школе больше знать не полагалось. А чтобы вкратце описать нам убожество поэтов серебряного века, она нам приводила стих Брюсова, состоящий из одной строки
"О закрой свои бледные ноги!"
И стих Вертинского "Маленькая балерина", где упоминается цветочек лакфиоль, совершенно недостойный упоминания по своему ничтожеству. Вот и всё!
Нет, ещё учили каких-то нерусских поэтов, которые неуёмно восславляли Сталина: казаха Джабаева и дагестанца Стальского.
Ещё заучивали кое-что из стихов военной поры Симонова, Твардовского и Суркова. Но и тут было не всё просто.
Песня "Тёмная ночь" часто звучала по радио, но кто автор слов, не говорили. Все думали, что Симонов. А настоящий автор Агатов тогда сидел в лагере.
Сидел и Заболоцкий, автор слов песни
"В этой роще берёзовой, вдалеке от страданий и бед..."
и многие другие сидели если не в лагерях, то без публикаций, то есть без хлеба.

О трауре и страхе

Обычай, о котором я хочу сейчас рассказать, возможно был распространён не только в 661 школе, но у нас он точно был.

Раз в году объявлялся всеобщий траур. Это было 21 или 22 января в день смерти Ленина.
Правда говорили, что это правило придумал сам Ленин потому что это был день 9 января по старому стилю, то есть день расстрела шествия в Питере в 1905 году.
Все дети должны были придти в школу с чёрными ленточками.

Как должен был выглядеть ученик пятого класса 661 школы в обычный день и 21 января, подсказывает рисунок.

Ленточкой можно было распорядиться иначе, например, обшить ею края сменного белого ворота или пионерского галстука.
В 1953 году, когда умер Сталин, велели пришивать ленточки ещё и на день его смерти 5 марта.

«На правой картинке парень какой-то испуганный»
Так оно и есть.
Вернее, так я и хотел его изобразить в меру моего живописного дарования, потому что так и было. Никто же не знал, как и что из себя надо изображать и как себя поведут такие же испуганные и нервные учителя. Ленин помер давным-давно, чувств по этому поводу не было, но надо было показать, что они были...

По поводу запуганности расскажу такую историю.
Любимая учительница (не тем будь помянута) в шестом или в пятом классе приучала нас к чтению. Надо было читать и записывать впечатления от книг в особливую тетрадь, а иногда и устно обмениваться впечатлениями на уроке.
Тогда мало что детского издавали. Мы передавали самые интересные книги друг другу.
Как-то ко мне попала книга Фенимора Купера (у нас тогда это был автор номер один) "Шпион". Действие, если кто не читал, происходит в Северной Америке в 18 веке.Я дал прочесть книгу соседу по парте Боре Шеховцову.
Она его проняла.
И тут урок литературы. Какая, дескать, у кого любимая книга. Учительница, широко улыбаясь, слушает, кто чего ей отвечает с места. Обращается и к Боре Шеховцову. Тот быстренько спросил у меня, а что, мол, если я назову эту только что проглоченную им книгу.
Я ему кивнул: "Давай!" Он встаёт и говорит:
- "Шпион"
Ба! Что тут произошло!
Лицо моей милой учительницы изменилось до неузнаваемости. Она побагровела и с какой-то несвойственной ей иезуитской язвительностью сказала:
- "Шпион", говоришь? А вот недавно в Америке вышла новая книга "Бандит". Ты её ещё не читал?
Нынешним ребятам даже и не понять, что всё это значило. А подоплёка такая.
В то время из жизни было исключено всё иностранное, если оно не было коммунистическим или классическим (Бетховен был тогда знаменит тем, что его слушал Ленин). Про то, что они там на Западе пишут и читают нам рассказывали страшные вещи. Дескать там сплошное криминальное чтиво и комиксы, то есть то, что мы теперь вполне видим на наших книжных лотках. И Боря Шеховцов не успел даже вымолвить спасительную для него фамилию автора (американца, кстати, которого учительница, несомненно, знала по другим его романам), как был разгромлен и раздавлен. А что никакой, даже теоретической, возможности прочесть новую американскую книгу, да ещё и по-русски, в СССР не было, никто и не вякнул.

Люди и события

Нынешним ученикам нашей школы трудно себе представить многое из того, что было нашей повседневностью тогда, 50 лет назад. И вот о чём будет этот мой рассказик.

Тогда почти не было никаких особых школ. На всю Москву были, может, три-четыре языковые спецшколы, может сколько-то школ для дефективных детей и всё. Все прочие школы были районные. И получалось так, что дочка Сталина (а он был как живой бог) ходила в одну из московских женских школ, которая была ближе. В классе были и дети уголовников, и дети сталинской элиты, дети жертв большевицкого режима, и дети их палачей...

Приведу один пример. Сейчас по НТВ крутят что-то про Сталина. Какой-то дубовый сериал. Я его не смотрю, но как-то попал на такой кусочек, который очень близко подводит нас к стенам 661 школы тех лет.
Там один хитрый полковник МГБ (так тогда назывался КГБ-ФСБ), замордовал на допросе одного врача-еврея до смерти.(Тогда была жёсткая кампания против евреев, особенно врачей.) А его министру Абакумову зачем-то этот еврей понадобился. А его уж нет в живых. Тогда он уволить полковника за жестокость. А полковник сам написал донос на министра...
В общем - уже не по сюжету НТВ, а по жизни - тогда министра Абакумова расстреляли. Полковника, впрочем, тоже. Чуть позже.
Так вот какое отношение это имело к 661-й школе? Для этого посмотрим на картинку из Яндекса, которую я разметил.

Вот наша школа (цифра 1).
Вот дом на углу Покровки, где жили офицеры МГБ (2).
6-7 ребят оттуда, их дети, учились со мною.
Вот Покровские казармы, где тогда стоял Кремлёвский полк МГБ (3).
Вот дом во дворе Покровских казарм, где тоже жили офицеры МГБ (4).
У меня в классе был Коля Рюмин, который жил в этом доме в Казарменном. К нему нельзя было придти в гости.
Так вот фамилия этого полковника из сериала НТВ - Рюмин.
(http://www.hrono.ru/biograf/ryumin.html ???)
А Абакумов жил в Колпачном переулке и занимал целый особняк (5).
А на той стороне в бывшей немецкой приходской школе Петер-Пауль-шуле находилось, как нам, детям, было известно, пыточно-следственное заведение МГБ, где, возможно, и погиб тот врач-еврей (6).
А известно, что там пытали, было со слов моего одноклассника Козлова, который был сын инвалида войны и жил себе в том самом дворе, и с друзьями залезал на высокий шпиль немецкой Петер-Пауль-кирхе (7).
Оттуда с верхотуры они глядели на окна пытошной, которые были предусмотрительно до половины замазаны белой краской.
Но в МГБ не додумались, что ребята проникнут на самый шпиль.
Вскоре после того, как Козлов это рассказал, шпиль стали разбирать, так что остался один прозрачный каркас, а потом сняли и его.
А ещё в том же дворе жил другой мой одноклассник, рыжий, как и я, Игорь Лурье. Он был сын довольно известного художника-иллюстратора и еврея, который тогда сидел в тюрьме.
А я жил в доме другой бывшей немецкой церкви (8).

Необходимые дополнения:

1. Должен сказать, что я не знаю, был ли мой одноклассник и сын полковника МГБ Коля Рюмин сыном именно того полковника Рюмина, который был участником огромной политической игры в большевицких верхах, которая закончилась расстрелом Абакумова и Рюмина в 1954 году. Тогда списки расстрелянных печатали в газетах, а газета выставляли напоказ на улице. Когда мы гурьбой брели из школы по Покровскому бульвару, причём иногда вместе с Колей Рюминым, мы эти газеты читали. И, конечно, заметили эту фамилию. И каждый что-то про себя подумал.
Но я не знаю никого из ребят, кто задал бы Коле вопрос по этому поводу. Не знаю. Мы тогда были в 6а классе.

2. Я как сейчас помню тот момент, когда мой одноклассник Козлов, серьёзный смуглый мальчик, побледнев как полотно, шёпотом говорил, что "видел, как людей мучают". Было это в классе в четвёртом-пятом.

3. Здесь помещаю кусочек снимка 1948 года, на котором Коля Рюмин (справа) по случайности запечатлён рядом с Козловым. Как звали Козлова, я забыл, так как он вскоре исчез из школы. А с Рюминым мы доучились до конца.

Своими именами

Между коноплёй и маком с одной стороны и наркоманами (про таких говорили "он ширяется") не было причинной связи. Одно другому не мешало. Хотя тогда запрещали почти всё, от иностранного радио и газет до писателей Зощенко и Булгакова, но невинные сами по себе растения из-за порочных наклонностей каких-то недоносков не уничтожали. Это было разумно. Потому что свинья всё равно грязь найдёт. А растения пусть растут. Они Божии.

Добавлю сюда, что тогда совсем не было политкорректности.
Я знаю только одно исключение: евреев не полагалось называть жидами. Лучше было вообще никак их не называть.
А негров звали неграми, а не афроамериканцами, армян звали армянами, а не лицами кавказской национальности, а пед…ов (или гомосексуалистов) так и прямо называли. И никаких не было геев! Да и с какой стати мы бы стали наших родных советских пид…ов звать на английский манер! Не царское это дело!

О районе

О зданиях

Центр был густо населён во-первых из-за коммуналок (жили буквально на головах друг у друга), а во-вторых, тогда не было такой моды размещать всякие офисы обязательно в жилых домах, как это делается теперь. У нас полкласса жили в Белом городе, а кто-то из учителей даже в Китай-городе на Биржевой площади. Вот ещё один план района.

Здесь мой дом обведён зелёным кружочком, а черная звёздочка - где были наши окна.
Другие чёрные звёздочки - где жили некоторые ребята из класса.
Чёрные закрашенные прямоугольники с номерами - это где были советские школы в 1948 году.
Чёрные незакрашенные прямоугольники с зелёными буквами - это где были до революции гимназии. В двух из них в 1948 году были советские школы.
Красные прямоугольники - это православные храмы. Все они были закрыты большевиками.
Фиолетовые прямоугольники - это две немецкие церкви. Обе они тоже были закрыты большевиками. Одна из них лютеранская вновь открылась после большевиков, но десятки лет в ней была киностудия, а до того кино Арктика.
Другая была реформатская (это последователи швейцарского реформатора Кальвина, которые лучше известны по романам из французской истории как гугеноты, жертвы Варфоломеевской ночи), как раз в моём доме, потому что мой дед был старостой этой церкви до революции.
В этой церкви большевики наоборот открыли (!) церковь баптистов (они сами называют её собранием) и адвентистов седьмого дня. Ещё раз подчеркну, что при большевиках это был единственный действующий христианский храм, причём открытый именно в годы жестоких гонений на христиан.

Мой маршрут в школу изображает синяя линия, из школы - красная. Тогда войти в 661 школу можно было только с Колпачного, как показано на рисунке.

Лютеранский храм в Старосадском переулке есть дитя начала 20 века, когда строили не только модерн (он же сецессия и арт-нуво) но и всякое псевдо-. В этом смысле лютеранский храм Петра и Павла такая же готика, как Политехнический музей - древняя Русь.
Храм был построен перед самой 1 мировой войной. Возможно, ему как раз нынче исполняется сто лет. Мой дядюшка рассказывал, что тяжеленные чуть ли не чугунные паникадила (люстры) в новый храм подарил самолично последний немецкий кайзер Вильгельм.
То есть большевикам храм достался совсем новеньким и в инженерном смысле - по последнему слову техники того времени. Там был электрический свет, орган с электормотором, центральное отопление, телефон...

Как я говорил, когда мы были в младших классах то был ещё шпиль.
Бывало, глянешь - а за окном класса просто Берлин какой-то: на переднем плане псевдоготический особняк (его занимали тогда пламенные комсомольские лидеры), а позади - псевдоготический же шпиль... Он был облицован большими, в рост человека, ромбовидными железными чешуями. Потом чешую сняли, оставивши голый каркас. А уже при Хрущеве, когда мы заканчивали школу, эту конструкцию как-то сняли подъёмным краном (если мне не изменяет память).

Вообще комплекс храма был неплохо продуман. Там остался ещё пасторский домик, осталась ограда и ворота со стороны Старосадского, остался малозаметный и очень уютный вход со стороны Хохловского. А то здание, которое там стоит, по-моему, тоже строилось вместе с храмом (если судить по стилю).

Я хоть и выходец из среды московских немцев, но не из лютеранского рода, а из реформатов (они среди немцев большая редкость). Поэтому о лютеранском храме знаю немного. Не знаю, к примеру, что теперь с храмовым органом.
Вот про дедов реформатский храм, во флигеле которого я родился и прожил до студенческих своих лет, я знаю, что там по состоянию на 1948-58 годы был лучший в Москве орган после Консерватории. На нём и сейчас играют баптисты, но музыка у них примитивная, не Бах и не Гендель.

В Подколокольном переулке в большом доме на стыке Покровского и Яузского бульваров во дворе, кажется, был дворянский особняк, а ещё истуканы громадные стоят у входа. Под левым был магазин "Галантерея", где продавали мыло, парфюмерию и всё для бритья - для господ офицеров из инженерной академии (и для меня, с девятого класса).
Тогда этот дом был на территории Молотовского района. А 661 школа была в Красногвардейском и туда из Молотовского детей не записывали. Но мой лучший друг Сергей Тригер из Астахова (теперь Певческого) переулка был единственным исключением.
Тогда считалось, что мы с ним живём очень далеко от школы. И действительно, в перемену сбегать домой за тапочками для физкультуры мы не могли успеть, а для большинства это не составляло труда.

Что касается здания реформатской церкви, то я же писал, что богослужения в ней не прекращались никогда. Но большевики выгнали оттуда немецко-швейцарскую реформатскую общину и впустили туда общину баптистов и адвентистов седьмого дня (их звали в просторечии субботниками, поскольку они почитали субботу как евреи).
Обе церкви там и сейчас, только жильцов дома всех выселили на тогдашние окраины города. Я, к примеру, попал на проспект Вернадского, где м. Университет.

А храм трёх святителей, память которых Русская православная церковь празднует именно сегодня, был мало того, что закрыт и заселён жильцами, но лет 20-30 стоял чёрный от гари, так как в соседний с нею военный госпиталь попала огромная немецкая бомба и полностью его разрушила. Мы детьми ходили смотреть на залитые водою подвалы, над которыми торчали руины стен. Потом туда стали возить немецких пленных, и они быстро соорудили на старом фундаменте уютное здание поликлиники МГБ (КГБ), которое стоит в Хохловском переулке до сих пор.
Один пленный незаметно для конвоя оставил не бетоне ограды у самого церковного алтаря свою подпись и дату. По-моему, "Kurt... 1952". Когда храм вернули верующим и стали восстанавливать, то этот кусок ограды сломали.