Интервью с вампиром

ЭНН РАЙС

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1.

- Понимаю… - сказал вампир задумчиво; и медленно прошествовал через всю комнату к окну. Здесь он долго стоял в тусклом свете с улицы Дивисадеро и хороводе слепящих кругов автомобильных фар. Молодой человек, наконец, смог разглядеть обстановку, круглый дубовый стол, стулья. Рукомойник, подвешенный к стене, зеркало над ним. Он поставил чемоданчик на стол и стал ждать.

- Так сколько же магнитной ленты вы взяли с собой? – спросил вампир, теперь он повернулся в профиль к молодому человеку. – Хватит ли ее на целую жизнь?

- Разумеется, если это стоящая жизнь. Я обычно записываю по три, а если повезет, и по четыре интервью за вечер. Ваша история, должно быть, хороша. Чистая правда, не так ли?

- Холодящая сердце правда, - ответил вампир. – Я расскажу вам всю свою жизнь. Я очень этого хочу.

- Отлично! – молодой человек проворно вынул из чемоданчика пленочный магнитофон, убедился, что кассеты и батарейки на месте. – Мне не терпится узнать, как вы во все это уверовали, что заставило вас…

- Подождите, - прервал его вампир. – Мы начнем не с этого. Оборудование у вас готово?

- Да, - ответил молодой человек.

- Тогда садитесь. Я сейчас включу верхний свет.

- Думал, вампиры не выносят яркого света, - заметил молодой человек. – И темнота добавит атмосферности…

Внезапно он остановился на полуслове.

Вампир стоял спиной к окну и разглядывал его. Молодой человек не видел отчетливо его лица, но что-то в неподвижном силуэте заставило его ощутить легкую тревогу. Он попытался было снова начать разговор, но так ничего и не сказал. Лишь с облегчением вздохнул, когда вампир, наконец, подошел к столу и протянул руку к свисающему с абажура шнурку.

Комнату залило ослепляющим желтым светом. Молодой человек поднял глаза на вампира и сдавленно вскрикнул. Пальцы его заплясали по столу, пытаясь ухватиться за край.

- Господь милосердный! – прошептал он, и уставился на вампира, теряя дар речи.

Вампир был абсолютно белый и гладкий, будто вырезанный из слоновой кости, лицо неподвижное, как у статуи, если не считать двух ярких изумрудных глаз, внимательно изучающих сейчас юношу, будто два зеленых огня горели в глазницах черепа. Но потом вампир улыбнулся, почти печально, и гладкая белая субстанция его лица изогнулась бесконечно пластичными, но такими схематичными, как у мультяшного героя, линиями.

- Теперь вы видите? – спросил он мягко.

Молодой человек дрожал, будто защищаясь поднятой ладонью от мощного света. Он медленно перевел взгляд с безупречного черного пальто с длинными фалдами – единственное, что ему удалось разглядеть в баре – на широкий плащ-накидку, на черный шелковый платок, повязанный вокруг горла, на ослепительно белый воротничок, такой же белый, как плоть вампира. Он смотрел на волосы вампира, густые черные волны, убранные за уши, почти касавшиеся края белого воротника.

- Вы все еще хотите взять у меня интервью? – спросил вампир.

Рот молодого человека открылся, так и не издав ни звука. Он просто кивнул. А потом все-таки выдавил:

- Да.

Вампир медленно опустился на стул напротив него, наклонился вперед и произнес мягко, задушевно:

- Не бойтесь. Просто включите запись.

И тут он потянулся рукой через стол. Молодой человек отшатнулся, по вискам у него струился пот. Вампир крепко стиснул ему плечо и сказал:

- Я прошу вас верить мне. Я не причиню вам вреда. Я хочу использовать данную мне возможность. Это намного важнее для меня, чем вы думаете. Пожалуйста, начинайте. – Он медленно убрал руку и сел, собранный, выжидающий.

Молодому человеку потребовалось не более минуты, чтобы промокнуть лоб и губы носовым платком, убедиться, что микрофон включен, нажать на кнопку и сказать вампиру, что запись идет.

- Вы не всегда были вампиром, не так ли? – начал он.

- Нет, - ответил вампир. – Мне было двадцать пять лет, когда я стал вампиром, а год тогда был одна тысяча семьсот девяносто первый.

Молодого человека поразила такая точность, и он повторил дату, перед тем как спросить:

- Как же это случилось?

- На этот вопрос есть очень простой ответ. Не думаю, что мне бы хотелось отвечать просто, - сказал вампир. – Полагаю, вам лучше услышать всю историю.

- Разумеется! – воскликнул молодой человек. Он сложил носовой платок пополам, потом еще раз пополам, и снова промокнул губы.

- Случилась трагедия… - начал вампир. – С моим младшим братом…Он умер.

Сказав это, вампир надолго замолчал, и молодой человек успел покашлять, прочищая горло, и промокнуть еще раз лицо платком, который он теперь заталкивал нетерпеливо в карман.

- Я понимаю, вам, наверное, больно об этом говорить, - осторожно продолжил он.

- Полагаете? – вампир задумался. - Пожалуй, нет, - он покачал головой. – Это просто история, которую я рассказываю незнакомцу. И все было так давно. Пожалуй, нет, мне не больно.

Мы жили тогда в Луизиане. По земельному гранту мы получили большой участок на берегу Миссисипи, рядом с Новым Орлеаном, и разбили две индиговых плантации.

- А-а, так вот откуда ваш акцент, - прошептал молодой человек.

Какое-то время вампир непонимающе смотрел на него.

- У меня есть акцент? – он рассмеялся.

Молодой человек сконфузился и быстро ответил:

- Я еще в баре заметил, когда спросил, чем вы зарабатываете себе на жизнь. Согласные слишком четко проговариваете, а больше ничего. Никогда бы не догадался, что это французский акцент.

- Не страшно, - успокоил его вампир, - я на самом деле не так уж и удивлен, как вам могло показаться. Просто забываю иногда об этом факте. Позвольте мне продолжить…

- Пожалуйста, продолжайте.

- Я рассказывал о плантациях. Они сыграли большую роль, да, большую роль… в том, что я стал вампиром. Сейчас мы до этого дойдем. Наша жизнь протекала в роскоши, но была крайне примитивной. Хотя мы находили ее необычайно прелестной. Понимаете, во Франции мы бы даже мечтать о таком не могли. Возможно, бескрайние просторы Луизианы так действовали на нас. Но ведь наша иллюзия и есть наша реальность. Я вспоминаю мебель, специально привезенную из Старого света, и заполонившую весь дом, - вампир усмехнулся. – А еще был клавесин; прекрасный клавесин. Моя сестра играла на нем. Летними вечерами она садилась спиной к распахнутым настежь французским окнам, опускала руки на клавиши. Я до сих пор помню эти быстрые переливы на высоких нотах, и вид расстилающихся позади нее болот, замшелые кипарисы, будто парящие в воздухе. А еще звуки болот, хор водяных созданий, крики птиц. Да, мы любили нашу жизнь. И от этого мебель из розового дерева казалась еще ценнее, а музыка утонченнее. Даже когда ветки глицинии прорывали ставни на чердачных окнах и опутывали белые каменные стены меньше чем за год... Мы любили нашу жизнь. Все, кроме моего брата. Я никогда не слышал ни слова жалобы от него, но я знал, что он чувствует. Отец мой к тому времени уже умер, я был главой семьи, и постоянно защищал его от нападок матери и сестры. Они хотели, чтобы он всюду сопровождал их, эти визиты к соседям, грандиозные приемы в Новом Орлеане, все было ему не по душе. Мне кажется, он перестал с ними ездить лет с двенадцати. Молитвы – вот что отнимало все его время, молитвы и «Жития святых» в тяжелом кожаном переплете.

В конце концов, я построил ему часовню, подальше от дома, и он проводил там целые дни, а иногда и вечера. Это было забавно, правда. Он так отличался от всех нас, особенно от меня, такого приземленного! Да, во мне не было ничего экстраординарного, - вампир снова улыбнулся.

Иногда вечерами я отправлялся его искать, и всегда находил в саду, рядом с часовней, он сидел на каменной скамье, спокойный, отрешенный. И я рассказывал ему обо всех неурядицах, о том, как сложно с рабами, что я не доверяю управляющему, о погоде, о брокерах… обо всех проблемах, что составляли основу моего существования. А он просто слушал, вставлял пару замечаний, всегда ободряющих, дружеских, и так получалось, что уходил я всегда в полной уверенности, что мне не о чем больше волноваться, он все исправил за меня. Вряд ли я хоть в чем-то мог отказать ему, я даже поклялся, что разрешу ему принять духовный сан, как бы разлука с ним ни разбивала мое сердце. Но все пошло не так.

Вампир замолчал.

Первую минуту молодой человек просто смотрел на него, а потом, будто очнувшись от глубоких раздумий, заговорил сбивчиво, с трудом подбирая слова:

- Ваш брат, он…передумал быть священником? – спросил он. Вампир изучал его, будто пытаясь проникнуть в суть вопроса, и наконец, ответил:

- Нет, это я повел себя не так, не смог пойти ради него на все, - взгляд вампира скользнул по стене и остановился на квадрате окна. – У него начались видения.

- Галлюцинации? – спросил юноша, и снова вопрос прозвучал неуверенно, будто он думал о чем-то другом.

- Не думаю, - ответил вампир. – Это началось, когда ему исполнилось пятнадцать. Он был очень красив. Нежнейшая кожа, огромные голубые глаза. Крепкий, складный, не такой худой, как я сейчас, да и тогда тоже… но его глаза…когда я смотрел в них, я будто стоял один на краю земли… на обдуваемом всеми ветрами океанском пляже. И не было ничего, кроме мягкого рокота волн. Так о чем я? – вампир все еще смотрел в окно, - да, ему начали приходить видения. Он ничего не рассказывал, так, небольшие намеки, и он перестал с нами обедать. Ушел жить в часовню. Каждый божий день или ночь его можно было увидеть коленопреклоненным на голом каменном полу у алтаря. Даже за часовней он больше не следил. Перестал зажигать свечи, менять покрывала на алтаре, он даже перестал выметать сухие листья. Однажды ночью я встревожился по-настоящему, когда прячась за увитой розами решеткой, наблюдал за ним битый час, а он так и не встал с колен и ни разу не опустил вниз руки, которые держал на весу, разведя крестом. Все рабы думали, что он помешался, - вампир удивленно вскинул брови, - а я был уверен, что он просто… переусердствовал. Что в любви к Богу он зашел слишком далеко. Тогда-то он и рассказал мне о видениях. К нему в часовню явились вдвоем Святой Доминик и Пресвятая Дева Мария. Они приказали ему продать всю нашу собственность в Луизиане, все, что у нас есть, и потратить деньги на богоугодные дела во Франции. Мой брат станет великим религиозным лидером и приведет страну в чувство, развернет ход истории, повергнет в бездну атеистов и революционеров. Естественно, своих денег у него нет. Это я должен продать плантации и дома в Новом Орлеане, а все деньги отдать ему.

Вампир снова замолчал. Молодой человек даже не пошевелился, пораженный, он не мигая, смотрел на вампира.

- Простите,– очнулся он. – Что вы сказали? Так вы продали плантации?

- Нет, - ответил вампир, его лицо оставалось все таким же безмятежным, - я посмеялся над ним. А он… пришел в бешенство. Говорил, что приказ отдала сама Пресвятая Дева. И кто я такой, чтобы ослушаться? Кто?! Я?! Такой?! Потом он повторил вопрос спокойно, тихо, как будто проникая в его суть: «Кто же ты?» Но чем больше он пытался убедить меня, тем громче я смеялся. Это несусветная глупость, говорил я ему, продукт незрелости и воспаленного рассудка. Было большой ошибкой построить часовню, сказал я ему; надо было уже давно ее снести. Я отправлю его в школу в Новый Орлеан и выбью все эти бредовые мысли у него из головы. Я уже не помню всего, что тогда наговорил. Но помню свои ощущения. За всеми моими презрительными насмешками скрывались с трудом сдерживаемый гнев и разочарование. Горькое, глубокое разочарование. Я не верил ни одному его слову.

- Ну, это же естественно, - быстро вставил юноша, стоило вампиру замолчать, удивление на его лице уже не было таким явным. – Я хотел сказать, никто бы ему не поверил.

- Так уж ли это естественно? – вампир посмотрел на него. – Возможно, в этом проявился мой ужасный эгоизм. Сейчас объясню. Как я уже сказал, я любил брата, и в то время у меня не было сомнений, что он святой. Я поддерживал его стремление молиться и медитировать, и готов был к его вступлению в духовный сан. И если бы кто-то рассказал мне о святом из Арла или Лурда, что ему приходят видения, я бы сразу поверил. Я ведь был католиком, и верил в святых. Я зажигал свечи в храмах перед их мраморными статуями; я видел их изображения, знал их символику и имена. Но я не верил, просто не мог поверить своему собственному брату. Я не только не верил, что ему приходят видения, я полностью отметал такую возможность. Вы спросите, почему? Потому что он был моим братом. Праведный? Да! Скорее даже, не от мира сего. Но поставить его вровень с Франциском Ассизским? Нет! Только не моего брата. Мой брат таким быть не может. Разве это не эгоизм? Как вы считаете?

Молодой человек задумался, а потом кивнул и согласился, да, сказал он, это эгоизм.

- Может быть, он и вправду их видел, - проговорил вампир.

- Но вы… вы не можете поручиться…поручиться сейчас…видел он их или нет.

- Не могу, но я точно знаю, что он ни на волос не отступил от своих убеждений. Я знаю это сейчас, и знал в ту ночь, когда он вылетел из моей комнаты, обезумевший от горя. Он не отступил. А через минуту его не стало.

- Не может быть! Но как?

- Он просто вышел через французское окно на галерею и постоял минуту на краю каменной площадки. А потом упал вниз. Он умер прежде, чем я сбежал во двор, шея была сломана.

Вампир потряс головой, словно пытаясь стряхнуть неприятные воспоминания, но лицо его выражало лишь полное спокойствие.

- Вы видели, как он упал, спросил молодой человек. Он оступился?